Иман Кальби - Не твоя…

Веселый и жизнерадостный для друзей, но с вечно печальными взрослыми глазами Мустафа…Когда Влада узнала его, он был ранен в ногу и не мог воевать, пока не восстановится. Он отказался уезжать в Триполи на лечение и просто попросил пересидеть в доме Карима, к которому был очень привязан. Когда Карим пообещал Владе, что будет ее выпускать на прогулки, он сразу подумал, что Мустафа сможет составить ей компанию– и защитить, и присмотреть…

Иногда, когда Карим не был занят, он сидел в саду вместе с Владой и Мустафой. Они смеялись и непринужденно болтали. Мария Павловна приносила кофе, и о грустной жизни вокруг них напоминали только постоянно заряженные автоматы ребят. А еще у Мустафы был классный фотоаппарат. Он делал фотографии всего на свете, в том числе и их бесед, а когда Влада тушевалась и говорила, что слишком плохо выглядит для фото, он знающе улыбался и отвечал, что в таких снимках и есть истинная жизнь. Они живые, а не мертвые…

Влада любила их беседы. В такие минуты ей казалось, что пессимистичных сценариев для Сирии можно избежать…Ведь такие хорошие ребята, какие есть с обеих сторон этого глупого и бессмысленного конфликта, смогут сесть за стол переговоров и договориться… Но звуки непрекращающихся канонад возвращали ее из мечтаний на землю…

Они болтали часами. Но почти никогда о революции. Так продолжалось пару недель. Мустафа почти поправился и рвался в бой, но Карим все еще сдерживал его. Они говорили о детстве, о популярных сирийских приколах и анекдотах и просили Владу рассказать что– нибудь о России… Особенно всех интересовали морозы и медведи. Карим при этом все время сводил разговоры к русским блондинкам, видимо, желая раздразнить Владу, но она его попытки воспринимала спокойно и с удовольствием рассказывала о неземной красоте русских девушек, до которой ей как до луны. Он лишь улыбался, не пытаясь ее разуверить в этом, и с лукавым блеском в глазах произносил – когда мы освободим эту землю, заведу себе русских гурий… И ее этот факт иногда задевал…Мустафа же со всей искренностью говорил, что хотел бы потом жениться на русской. Он рассказывал о повестях Чехова и романах Достоевского, думая, что его героиня сойдет со страниц классики, и Влада не хотела его разочаровывать, потакая этим фантазиям.

Наблюдая за их общением, Карим сам себе усмехался, что познакомить их с Мустафой, пожалуй, было самым правильным решением в отношении Влады с момента ее появления в его жизни. Девушка ожила, как казалось, оттаяла. Она уже не смотрела волком на Карима, может быть, даже взглянула на него другими глазами, в которых он ненароком ловил женский интерес. И эти скрытые, едва заметные женские флюиды были для него куда приятнее и ярче, чем самые откровенные, приторные заигрывания других женщин… Он больше не пытался сломать ее сопротивление, избрав другую тактику дистанцирования и флирта. Но все еще верил, что их история может закончиться взаимностью. Словно не было между ними всей той грязи и тяжести, словно они были юными студентами, далекими от тривиальных пошлостей, преисполненными оптимизма и стоящими на пороге зарождения светлых чувств. Так говорил он себе, всякий раз, когда рука предательски тянулась к ручке двери их смежной комнаты в поисках той, кто не давал покоя его сну…

О горе Мустафы Влада узнала от Марии Павловны. Он ей ничего не рассказывал из своей жизни. Ничего не спрашивал и о ее, возможно, все о ней знал, а может Карим запретил обсуждать эту тему. Влада понимала, что Диб старался начать их историю с нуля, и в душе была ему благодарна за этот глоток свежего воздуха, передышку, пусть даже каждый из них воспринимал ее по– своему. Карим–  с надеждой, она–  с облегчением… Эти встречи стали для нее удивительным открытием и в то же время бегством от действительности. Особенно она любила проводить время с Мустафой тет– а– тет. Они переносились в другой мир…Арабской поэзии, русской и английской прозы. Появление Карима в ходе их бесед несколько ее сковывало. И она сама не могла понять природу этого чувства–  она словно смущалась его, словно напрягалась, хотя их общение втроем было не менее интересным. Более того, когда его не было, где– то в глубине души она разочаровывалась… Он на удивление оказался начитанным, рассуждающим человеком. Карим не только хорошо закончил одну из лучших дамасских школ, но и юридический факультет Открытого университета Эмиратов в Дубае. Она все больше и чаще задумывалась о своих противоречивых эмоциях к нему. Все очевиднее понимала, какой природной силой и харизмой все– таки обладал этот человек. Его обожали местные дети, с неприличным для консервативного общества озорством и даже вызовом на него смотрели местные девушки, каждая из которых мечтала стать спутницей нового героя Сирии. На эту тему любил по– дружески шутить Мустафа, Карим принимал эти приколы равнодушно отстраненно. Но Владу все равно эти темы задевали, что бы она сама себе ни внушала.

Мустафа все это, конечно замечал, смотрел лукавым взглядом, но никак не комментировал. Однажды, правда, не выдержал. Тогда, когда Карим пришел к ним на прогулку уставший, не выспавшийся, после очередной ночной вылазки. Ему бы отлежаться, отдохнуть, а он сидит, словно со вставленными спичками в глаза, и слушает их праздную болтовню. Оставшись с ней один на один, когда Карима позвали в штаб, Мустафа с легкой улыбкой тихо произнес.

– Не припомню, чтобы он в кого– то так втрескался…

Влада вздрогнула. Она боялась этих тем, и в то же время, все в ней встрепенулось.

– Даже в Малику?

Мустафа усмехнулся.

– Даже в Малику…

Больше они не возвращались к этой теме.

Непринужденная идиллия их общения продолжалась еще недели две, не больше. Постепенно и Мустафа, и Влада стали замечать на себе тяжелый взгляд Карима. Он становился все более мрачным и неразговорчивым. Девушка понимала, что плохой мальчик устал играть роль невинного агнца. Значит, их война характеров вот– вот вспыхнет с новой силой… Пыталась себя к ней психологически готовить. Она все еще не хотела прогибаться под его желания и волю, но возвращаться к жизни взаперти не могла… Последние недели одиночества ей дались крайне тяжело…

Она понимала и видела, что Карим начинал терять терпение, слишком они заигрались в этот невинный флирт. В конце концов, он мужчина, который не обязан отказывать себе в близости с женщиной так долго. Но Влада не догадывалась, что было кое– что еще, что одновременно бесило его и не давало покоя. Он видел со стороны, как весело и оживленно девушка проводит время с Мустафой, как в этот момент менялись и она, и он…И это все больше его тяготило…Словно какое– то паразитическое насекомое, его подтачивала изнутри жгучая ревность… И он даже не знал, чему он больше завидует–  тому, какой веселой этот паренек может сделать Владу, или тому, как свободно и легко они общаются без перебоя…

– Как это ты ее так веселишь?– с плохо скрываемой обидой как– то сказал Карим Мустафе.

Тот лишь пожал плечами.

– Наверное, она просто чувствует, что я ничего от нее не хочу…

– Я и так терплю, как могу, стараюсь держаться от нее подальше…

– Твой взгляд все выдает, Карим. Ты пожираешь ее глазами. Не оставляешь ей простора, даже чтобы свободно вздохнуть. Джибран говорил: «Любите друг друга, но не превращайте любовь в цепи…»

– Чушь, – резко перебил его Карим,–  можешь не умничать при мне, сыпля цитатами этих поэтов– демагогов– неудачников. Да и вообще, надоел со своими книгами. Здесь тебе нужны не книги, а вот это,– он потряс в руках автомат,–  может, тогда бы тебе не пришлось хромать–  он вышел из комнаты с тяжелым осадком на душе. Ему не хотелось обижать Мустафу, говоря о его ранении, тем более, что врач из полевого госпиталя сказал, что тот никогда не сможет избавиться от хромоты, но эмоции были его сильнее.

***

Влада сидела в своей комнате и чистила апельсин, когда зашел Карим. Молча кивнул, сел на кресло напротив кровати.

– Скоро конец декабря, новый год,–  пространно начал он.

Влада с удивлением подняла на него глаза. Действительно, в этом мире сюрреализма, со спелыми апельсинами на деревьях и ярким солнцем на ясном небе, она совсем забыла, что на дворе самый любимый ее праздник, праздник, дающий надежду, что все будет хорошо, праздник отсчета новых желаний и целей.

– Совсем забыла…

– В России его отмечают с размахом, у нас совсем не так…– мялся Карим,–  вы ведь дарите друг другу подарки… Вот, принес тебе…