Вот и все… То, чего она боялась, но к чему неминуемо готовила себя, произошло. Но от попыток свыкнуться с этой нестерпимой мыслью легче не становилось… На душе все так же было больно, как если бы она все это время жила иллюзиями, что их история может иметь счастливый конец… У них не было никакой истории, был просто секс, хоть первоклассный, но просто секс, яркое приключение для него и катастрофа для нее… Тотальная катастрофа, которая обернулась не только разбитым сердцем, но и похищением, жизнью в плену…

Она не держала зла на Карима. В очередной раз он был прав. В очередной раз своей правдой испепелил все ее иллюзии… Она стеснялась смотреть ему в глаза, потому что действительно чувствовала себя жалкой, ничтожной, недостойной… Вмиг все ее надежды улетучились…. Васель не придет за ней, он не спасет ее… «Я отдала тебе всю себя… Всю себя. Я разложила себя на молекулы и подарила тебе… Я боролась даже со своим подсознанием, я боролась даже со своими снами, боясь, что смогу в них увидеть не тебя… Я так хотела быть твоей… Но я не твоя… Не твоя… Не твоя, потому что ты сам меня вышвырнул, как ненужную вещь. Оставил в своей не самой любимой, запасной машине на заднем сидении, как старую перчатку. И я досталась другому по умолчанию, как приложение к товару, неожиданный бонус…»–  ее губы шептали отповедь в пустоту. И ее укоризненные слова растворялись в воздухе, обреченные умереть, обреченные быть невысказанными , потому что тот, кому она их адресовала, не захочет их слышать…

Карим действительно придумал для нее самое жестокое, извращенное наказание. На фоне этой внутренней, разъедающей, словно кислота, боли ее вчерашние метания, душевные терзания и даже его насилие над ней казались пустяками… Все те эмоции неотрывно были связаны с жизнью. То, что она ощущала сейчас– смерть. Смерть главного– ее веры в хороший конец…

В этом анабиозе она потеряла счет времени, не хотела ни пить, ни есть… О том, что она просидела так всю ночь и наступило утро, Влада узнала по приходу Марии Павловны. Она думала, что больнее уже быть не может, но ошибалась… Потерянная женщина принесла ей не только еду, но и новость, полоснувшую девушку острым ножом по сердцу…

Мустафа ушел из их жизни на третий день после того, как все– таки вернулся в строй боевиков Карима. Он погиб от шальной пули. Всего одна пуля– и конец…Конец, которого он так в душе ждал… Его тело не стали завозить обратно в дом, повезли сразу в мечеть. «Мустафа стал мучеником»– произнесли бледные губы Марии Павловны без привычных «здрасте– досвидания..». Боль нового рода. Ранее ей не знакомая. Она почувствовала утрату…Утрату человека, с которым вряд ли бы встретилась в другой жизни, но здесь, в этой ситуации узнала так много о его такой неожиданной творческой натуре… Его больше не было…Ушел он, и маленький хрупкий мирок, созданный на обломках этого Богом забытого квартала, их мирок, состоящий из трех человек, тотчас развалился… Нет больше наивных юношеских иллюзий, нет разговоров о высоком, нет солнечных бликов на блестящих оранжевых апельсинах в саду. Нет Мустафы. Есть только ее боль и одиночество…

Влада подошла к окну и посмотрела на город. Снова она в той комнате, где все началось, снова она в отчаянии, снова она брошена на произвол судьбы. Но вот только сейчас ей намного хуже. Тогда она была напугана, унижена, загнана в угол, но не сломлена, наполнена надеждой и светом, силами для борьбы. Теперь в ней были только пустота и темнота…

Через день Мария Павловна пришла снова, вся заплаканная, разбитая. Влада, конечно же, заметила это состояние и с невольным мандражем стала расспрашивать, что случилось. Она боялась, что причина слез соотечественницы–  еще одна смерть… Вернее, Его смерть… Того, чьи чувства она так рьяно отвергала, кого она так старалась ненавидеть и презирать, но кем в душе восхищалась, к кому тянулась за защитой и толикой тепла… Мария Павловна действительно плакала о потере, только иного рода. Уже завтра ее сын должен был переехать из их дома вместе с Каримом на новую локацию–  более удобную для совершения боевых вылазок. Дескать, стратегически здесь находиться было уже неудобно. Женщина плакала о том, что теперь не сможет подкармливать своего сыночка домашней едой, латать его форму, подшивать отрывающиеся пуговицы на камуфляже… Она тоже жила в иллюзиях, своих иллюзиях, в своем мире. И в этом мире ей казалось, что молодого, идущего напропалую солдата может уберечь от бесславного конца ее искренняя, теплая, материнская любовь…

А еще Влада узнала от нее, что к Кариму должна была приехать Малика… Женщина бросила это вскользь, не задумавшись. Впрочем, она никогда не церемонилась с выдачей информации.

– Что будет со мной?– робко поинтересовалась Влада. Больше спрашивать было не у кого. Карим к ней не приходил.

Та лишь махнула рукой.

– Да что будет, говорила же я тебе. Наиграется и бросит. Вот так– то оно и вышло. Малика к нему едет в новый дом. А ты останешься здесь, со мной… Нас тут трое будет женщин. И кого– то из ребят оставят с нами, чтобы охранял. Думаю, вот– вот тебя освободят… Вон, переговоры вроде какие– то ведутся. Слышала, что накануне раненных из полевого госпиталя с доктором Аделем передали Красному Кресту… Глядишь, и тебя передадут… Какой еще от тебя толк? Я– то что, мое место здесь, это мой дом. Останусь, пока победа не будет за нами… Лишь бы ребятки целехонькие были…

– И Халу передали?–  с какой– то отчаянной надеждой произнесла Влада.

– Халу? Кто такая Хала? Не знаю,–  пожала плечами Мария Павловна,–  но если кто из раненых, то да. Никого не оставили. Карим сказал, что это балласт.

Непроизвольно слезы брызнули из глаз девушки. Но на этот раз слезы благодарности. Значит, он ее услышал, значит, выполнил– таки свою просьбу, сделал своей последний подарок ей…Вот таким он был, Карим Диб, диким, импульсивным, большим, устрашающим, грозным и добросердечным… И как бы она хотела его полюбить, пускай и невзаимно, пускай и сейчас, с опозданием, когда ему ее любовь больше не нужна. Но сердце–  коварная вещь. И это сердце упорно ныло о предательстве того, кто был этой любви не достоин…

Глава 24

Он больше не мог находиться здесь. Не мог находиться в этом доме. Не мог находиться рядом с ней. Резко подорвавшись из комнаты Влады, где оставил ее с этим проклятым журналом, он устремился вниз, по пути чуть не сбив с ног Валида и Абу Умара.

– Собирайте ребят. Долбанем сегодня. А женщинам скажи, что мы переезжаем в другой дом.

– Все?– переспросил Валид.

– Мы–  да, женщины пока останутся здесь, так безопаснее. Да, Абу Умар. Ты тоже тут остаешься. За главного.

Карим все еще не был уверен, что стоит брать Абу Умара в поле. Пусть побудет в доме, так надежнее. В реальности всем здесь управляли Умм Бушер и Мария Павловна. Он же пусть формально считает себя «смотрящим»… Мужчину терзали сомнения относительно него, насколько он предан, насколько на него можно положиться… Наверное, достаточно, чтобы доверить плевое дело– присмотреть за домом, но брать его в поле, в штурмовом отряде, было бы неосмотрительно. Команда должна работать, как часы, слаженно и четко…

Сигнал был принят. И Абу Умаром тоже.

***

Карим прикладывал максимум усилий, чтобы выкинуть Ее из своей головы. Его страсть к Владе действительно становилась все более раздражающим для окружающих фактором, способным поставить под угрозу его лидерство, тем более в условиях, когда иностранные кураторы все назойливее навязывали им в качестве новых членов бригады радикалов. Длинные бороды, стеклянные глаза, фанатичная вера в искаженные учения напрягали его, но поделать с этим он пока ничего не мог. Ему нужно было время, чтобы подчистить эти ряды, чтобы вернуть своим ребятам чувство толерантности. Для этого только надо было еще больше укрепить положение… А тут, как назло, эта его болезненная страсть к русской… Никогда он не думал, что вот так просто и безрассудно потеряет голову от женщины, о чем часто поется в песнях, но что почти не достижимо для рядовых сирийцев, обремененных тяготами быта и реалиями жизни… Они привыкли к бракам по сговору между семьями, когда муж и жена часто даже не видят друг друга до дня свадьбы… Поэтому его любовная блажь воспринимались здесь как ненужный, чуждый, мешающий правому делу фактор, отвлекающий от победы…

А он всего лишь любил.. Любил и страдал, как только может любить страстный человек, съедаемый неразделенными чувствами.. Прошло всего пару дней, а ему уже не хватало ее…Не хватало ее присутствия в его жизни. Казалось, в душе зияет дыра, разлука длится вечность… Он ушел, хлопнув дверью, сделав вид, что ему все равно, что он разочарован, но единственное, что он чувствовал в тот проклятый день, когда она сначала довела его до исступления своим танцем, а потом облила ушатом холодной воды признанием о своей татуировке, когда пыталась позвонить по телефону и даже не постаралась найти себе каких– то нелепых оправданий–  ревность. Жгучая, всепоглощающая ревность к тому, кто украл ее честь, ее невинность, ее чистое сердце… Он понимал, что Влада не достойна его любви. Чужая, отталкивающая его, готовая предать ради другого, но ему было все равно…