Иман Кальби - Не твоя…

Все эти дни, после ожесточенных боев, усталости и потерь он не раз думал закрыть глаза на все–  и снова взять ее, не спрашивая, молча и по– хозяйски… Но знал, что после этого на душе станет еще хуже… Самое ужасное, что он сожалел, что дал ей тот чертов журнал. Он теперь знал, что такое–  любить безответно, знал, что такое, когда тебе предпочитают другого. И его сердце сжималось от мысли, что она проходит через все это сейчас, как уже не первый месяц проходит он. Только у него есть автомат и свобода, он может забыться в крови, насилии и адреналине, а она– пленница четырех стен, одиночества и своих мыслей…

По прошествии пары дней он понял, что только Малика способна отвлечь его, излечить его от этого недуга…только та женщина, которую считал своей любовью до появления этой русской… Может она вернет все на свои места… Может это наваждение пройдет… Малика… Малика была старше. Образованная…сексуальная, смелая, яркая…Она принадлежала к его лагерю, она была из его теста–  оппозиционерка, диссидентка, полевая журналистка, бежавшая за границу от преследований на родине…Она любила Хомр, из которого была родом, и восхищалась самим Каримом…Они познакомились тогда, когда телеканал, на котором она работала, направил ее сюда для подготовки репортажа о его бригаде…Они говорили, снимали кадр за кадром– и незаметно влюбились друг в друга. Драму и пикантность ситуации предавало то, что на момент приезда она крутила роман с одним из командиров в бригаде Карима. Потребовалось немало дней, чтобы утихомирить нешуточные страсти любовного треугольника, разгоревшиеся в их лагере. В эти дни они встречались украдкой, словно воруя время, прячась от всего мира, именно это делало эти встречи такими желанными… Впервые в жизни секс для него был чем– то большим, чем животное удовлетворение…Не рутинное совокупление, а страсть, похоть, вожделение– как раз то, что он в полной мере смог потом почувствовать к Владе…Но только потому, что его учительница показала ему путь к этому тайному, неизведанному саду…Его учительница Малика. Они заключили брак под неодобрительные цоканья окружающих, но им было все равно. Как только мулла произнес над ними нужные слова, Малика ступила на хомрскую землю как полновластная хозяйка. Она была тщеславна и горда. В ее смелых мечтах она представляла Карима минимум министром обороны, а то и молодым президентом, а себя, несомненно, первой леди. Ей были чужды исламистские крены в оппозиционном движении, и она этот факт не скрывала. Она была старше Диба на 4 с лишним года и иногда чувствовала себя ему в чем– то мамкой– наставницей, но его авторитет и популярность действовали на нее с гипнотической силой. Их последняя встреча состоялась три месяца назад. Малика время от времени приезжала в лагерь Карима с боевиками или западными журналистами, незаконно пересекая границу с Ливаном в районе Триполи, но последняя их поездка едва ли не закончилась плачевно– контроль за границей усилился, их начали обстреливать и уйти от преследования удалось чудом. В тот раз она приехала насильно, вопреки указаниям Карима. Это ввергло его в ярость–  не только из– за того, что так она сильно рисковала. Бесило еще и то, что женщина прилюдно не слушается его, ставит под сомнение авторитет. Они не виделись пару месяцев… Как говорится, с глаз долой–  из сердца вон… А потом появилась Влада, бурно влившаяся в его вены новой страстью…Страстью, непохожей ни на что другое, захватившей его, подобно цунами…

***

Малика находилась в Хомре уже пятый день. Карим встретил ее холодно и отстраненно, хотя всячески и пытался создать видимость интереса–  то ли для нее, то ли для себя, то ли для окружающих. Это еще больше укрепило ее в правдивости слухов, которые до нее доходили. Появилась другая… И эта другая, похоже, занимала теперь все его мысли. Малика пошла напролом, включив все свои женские чары–  откровенно флиртовала с ним, вела себя вульгарно и зазывно, даже в присутствии чужих людей, он видел это, и если раньше такое поведение если не и возбуждало его, то невольно создавало между ними статическое напряжение, то теперь он просто психовал и раздражался, и в его эмоциях не было совершенно никакого подтекста… В очередной раз за ужином она недвусмысленно дала понять, что изголодалась по нему, но шел одиннадцатый час, а он все не появлялся… Она специально уточнила у прислуги–  никакой операции не было, Карим был в доме, но, судя по всему, мыслями совсем в другом месте… Женщина уже не сомневалась, что Карим не придет. Ревность и тревога сменились злобой и ненавистью…Неужели какая– то русская шармута смогла так легко у нее его забрать. Местные женщины, охотливо идущие с ней на контакт и видящие в ней «свою мадам», в красках описали ей, что поговаривают о Кариме и той русской… Валид, он нервно сжимал руки и опускал глаза, всякий раз, когда она задавала ему наводящие вопросы…– Наивный идиот, никогда не мог врать,– фыркнула про себя Малика,–  и за что только Карим его ценит и держит так близко подле себя.

Сначала ей хотелось выцарапать своему муженьку глаза, потом–  убить эту шлюху, а теперь…теперь было просто обидно за себя, обидно за потраченное время…Она ведь эффектна и популярна, и в то же время, уже не в том возрасте, когда можно разбрасываться годами…Почему из всех мужиков она выбрала именно его? Разве мало было других перспективных парней в рядах сирийских оппозиционеров, которые бы смогли бросить освобожденную страну к ее ногам, когда революция наконец бы произошла? Конечно, это был риск, но все же…Она уже не первый месяц переживала по поводу того, что на передний план в этой вооруженной борьбе все активнее выходят как раз не такие идеалисты, как Карим Диб, а более изощренные и изворотливые типцы…Северный Робин Гуд, как прозвали Махмуда Кура из Алеппо…До революции он был простым хулиганом, имел несколько ходок…Как писали в прессе, у него не было даже велосипеда…А теперь он «миллиардер»… Торговля людьми, похищения ради выкупа, контрабанда ценностей, мародерство–  и что с того, что все это «не достойно» в глазах Диба. Пока что у него есть только любовь народа, а вот Кур на свои деньги мог дать шикарную жизнь не только себе и своей семье, но и солдатам– хорошее оружие, камуфляж, пропитание… И кто от этого выигрывает в конечном счете… Ведь она брала интервью у Кура, и он совершенно открыто и недвусмысленно дал понять, что хочет продолжения их знакомства… Но женщина наивно поддалась чувствам, а не разуму… И что теперь? Она прозябает здесь, в Хомре, в холодной постели, одна…

Солдаты правительственной армии наступали…Малика знала это хорошо. И если сейчас тут было относительно спокойно, никто не гарантировал, что так будет через полмесяца…Непрекращающиеся ковровые бомбардировки мятежных кварталов….Это чудо, что им пока удается укрываться…Но только потому, что Карим со своими людьми успешно применяют для вылазок подземные ходы… А что будет дальше?

И все же сердце кольнуло… Все же больно было думать о плохом исходе для ее «красавчика»… Так она в шутку называла мужа. Горячий, молодой парень, в самом расцвете своих мужских сил… Он был неустанен ночами, когда в их жизни была страсть…. А теперь… Ее тянуло к нему, возможно, даже больше, чем она предполагала…Но в ответ–  охлаждение, отстраненность. Сначала она оправдывала это его переживаниями по поводу отсутствия существенного прогресса в их борьбе, но с каждым днем ее опасения по поводу другой причины усиливались.

Малика узнала, что русская осталась там, в другом доме, в соседнем квартале… Не выдержала, спросила за ужином про нее, попытавшись прикрыться банальным профессиональным интересом…

– Не приставай ко мне с вопросами, мало ли тут в Хомре заложников?– резко отрезал он.

– Мне сказали, она журналистка. Это ведь так можно обыграть…– не унималась Малика, скорее чтобы лучше понять его отношение к заложнице, чем реально вкладывая смысл в свои слова. Нельзя сказать, что ее шибко волновала ее судьба…

– Я не хочу об этом с тобой разговаривать,– снова резко осек ее он.

По его твердому, но в то же время какому– то затравленному и подавленному взгляду она поняла, что самые плохие ее опасения подтвердились…

– Ты спал с ней, арс (араб.– мат)?– со злобой процедила она.

– Да,– не стал увиливать Карим. Он всегда был предельно честен. Даже там, где стоило бы наврать… И в то же время отвел свой взор. Возможно, ему было стыдно и неприятно признать свою слабость, свое предательство в отношении жены, как отметила про себя Малика.

– И как?– сдерживая подступающие к горлу комком слезы проговорила она.