А потом случилось то, что она, казалось, никак не ожидала… Не ожидала, но вот удивлена происходящему почему– то не была… Это было неизбежно, рано или поздно… Лучше пусть сейчас… Пусть тогда, когда ей стало все известно… Когда она поняла, что никому не нужна… Когда впервые от мысли, что ее могут освободить, почувствовала смятение и панику… Потому что там, на свободе, он… Тот, кто отверг ее заочно, заочно списал со счетов…
Ключ в двери скрипнул. Абу Умар появился на пороге. Она уже видела его… Именно он призывал прикончить ее в тот день, когда она валялась у ног Карима после того, как попыталась позвонить по телефону…
– Тааль, шармута (араб– пойдем, шлюха),– закричал он ей, больно схватив за руку. Потащил вниз, в подвал…Сердце Влады ушло в пятки… Дом был пуст… То ли он специально выкроил такое время, то ли… Влада никогда не была в этой части дома, но совершенно не удивилась, когда увидела железную дверь и пустое темное пространство… Наверное, именно здесь они выбивали их пленных информацию,– пронеслось у нее в голове. Он толкнул ее внутрь так, что Влада больно упала, но не издала ни звука. Не дождется… Закрыл за собой дверь. Неспешно прошел вглубь комнаты, взял с пола толстую бечевку. Больно, сильно связал ее руки. К потолку был приделан крючок, он перекинул через него конец веревки, потянул на себя, руки Влады устремились вверх, что заставило ее подняться, он все тянул и тянул, натягивая ее как струну. И вот, когда ей было уже тяжело полностью касаться ступнями пола и мышцы рук и спины сильно напряглись, чтобы сохранить равновесие в таком положении, он закрепил, наконец, веревку. Влада слышала его тяжелое дыхание и капли воды, ритмично стучащие по эмалированной раковине где– то в темноте комнаты. Она зажмурила глаза, мечтая, что вот– вот проснется и все это окажется дурным сном. Но проснуться не удалось, а когда гнетущую тишину этой страшной комнаты нарушил его резкий повелительный голос, звучащий откуда– то свысока, она поняла, что кошмар этот как никогда явен.
– Открой глаза,– приказал он на арабском, резко схватив ее за волосы и потянув за кончики вниз. Влада выполнила его команду и увидела его непроницаемое напряженное лицо. Абу Умар словно на секунду смягчился, всматриваясь в блестящую от накатывающих слез гладь ее глаз, но вдруг снова стал жестоко серьезным.
– Меня ты так легко не проведешь, как этого юнца, шармута! Зачем тебе нужен был телефон?– закричал он.
– Чтобы мне помогли,– тихо проговорила Влада.
– Громче,– закричал Абу Умар.
– Хотела позвонить, чтобы мне помогли выбраться отсюда.
– Кому?– напирал он как– то надрывно.
– В посольство, в редакцию…– тихо и обреченно ответила Влада со слезами на глазах.
Он глубоко и резко выдохнул, еще с большей силой потянул ее за волосы так, что ее шея оказалась полностью выгнутой и незащищенной.
Он приблизился к ней совсем близко. Животный взгляд. Расширяющиеся при каждом вдохе ноздри… Властно стал водить по ее телу руками, злобно шепча на ухо:
– Ты так и не научилась покорности, так и не стала примерной женщиной. В тебе все еще живет иблис, сатана! И это он искушает нас всех! Искушает его! Сука! Ты должна сдохнуть!– в его голосе слышались звериные нотки, но Владу, как ни странно, это не пугало. Она была готова ко всему, хотя и понимала, что физическая боль будет для нее тяжким испытанием. Абу Умар с силой сорвал с нее верхнее платье. Влада осталась в одной белой обтягивающей комбинации. Странно, но в голову ей на секунду прокралось чувство благодарности ее русской надзирательнице, которая еще пару дней назад принесла ей эту комбинацию и так настаивала на том, чтобы она ее надела. Если бы под платьем не было ничего, она чувствовала бы себя абсолютно униженной и незащищенной.
Абу Умар отступил на несколько шагов назад и взял с пола металлический прут среднего диаметра, которым шумно рассек воздух так, что тот холодной струей обдал горящее лицо Влады.
– Знаешь, что это?– вкрадчиво произнес он ей, медленно проводя линию этим прутом по ее телу от шеи и ниже.
Влада молчала.
– Это специальный металлический прут, который используют твои друзья в мухбарат (араб.– разведка), когда пытают людей. А это– он дернул за веревки, которыми Влада была привязана к крючкам на потолке– называется «сабех»– это то положение, в котором висят те люди, которых они пытают, только их ноги не касаются земли, как у тебя, вся тяжесть падает на вытянутые руки, в которые с силой впиваются тонкие веревки. Все тело постепенно затекает, а от ударов тонкого прута боль становится все более нестерпимой… Я хорошо это знаю, русская. Меня так пытали, и не раз… Шакалы Али… Трудно жить в этой стране с моими убеждениями…
Влада тяжело вздохнула, пытаясь подавить свой страх.
– Тебе нравится это?– с сарказмом произнес он.
– Нет,– тихо пробубнила Влада.
– Не слышу!– закричал он.
– Нет, не нравится!– ответила она повысив голос и неизбежно сорвалась на рыдания. Теперь было больно, по– настоящему больно…
– Твои слезы меня не тронут, я не он,– сухо произнес, подойдя к ней вплотную. Он снова рассек воздух прутом.– Понимаешь, я просто должен это сделать… Я избран тебя убрать с его пути!!! С нашего пути…!– с этими словами он сдавил ей горло так, что она захрипела, но тут же ослабил хватку.
Владу охватила волна отчаяния… Он невменяем, сумасшедший маньяк… Она в руках у психа… Появилась смутная надежда, что Карим не знает о всем этом, что это не его приказ… Конечно, не его… Не его… Он не мог такое приказать с ней делать… Только не он…
Влада глотала слезы, все более ощущая себя загнанной в тупик…
– Но перед смертью ты мне все расскажешь.. На кого работаешь, что тут забыла… Ты шпионка!!! Я– то знаю точно, меня не проведешь!
Он отбросил прут, который с характерным шумом упал на плиточный пол. Начал расстегивать свои брюки. Влада подумала о том, что он станет ее сейчас насиловать, однако тот лишь вытащил ремень, сложил его вдвое в своих руках и снова провел им по телу девушки.
– Для этого прута ты слишком дохлая… Пожалуй, попробуем выбить из тебя признание вот этим, – он натянул концы своего кожаного ремня, отчего тот звучно щелкнул…С силой дернул за комбинацию, та разорвалась, оголив спину и верхнюю часть бедер Влады.
Абу Умар замахнулся и ударил по пояснице, отчего девушка громко закричала, не в силах сдержать жгучую острую боль, словно разряд тока прокатившуюся по ее нервным окончаниям.
За ударом тут же последовал следующий, потом еще. Влада кричала во что есть силы, плакала, извивалась, но не просила пощады.
Абу Умар тоже не говорил ничего. Он просто бил, стараясь не подпускать к своему сердцу чувство жалости к этой хрупкой женщине. В глубине его сознания сумрачно вертелась мысль, что она не виновна, но он резко отгонял ее прочь.
– Будешь говорить?– прошипел сквозь зубы.
– Мне нечего говорить,– проговорила Влада, давясь в своих слезах… Она ответила на русском, потому что боль была такой обжигающей, что чувство языка ее покинуло…
Он продолжал бить.
Спина Влады и ее бедра были уже исполосаны толстыми следами от ремня пурпурно– синего цвета вперемешку с красным. Она уже не кричала, а только вздрагивала и болезненно– обреченно ахала при каждом новом ударе. Еще вспышка– и в глазах появился какой– то яркий свет. Она полетела на него, а Абу Умар в это время увидел, как его пленница теряет сознание.
Надо передохнуть,– пронеслось у него в голове. Оставил ее в том же положении, в каком она обессиленно обвисла. Вышел наружу. Зашел на кухню попить воды. Из подсобки доносились крики, в дверь ломились. Эти неугомонные бабы все ему испортят. Надо было их тоже пристрелить, а не запирать здесь, чтобы мешали…Ничего, ради революции идут и не на такие жертвы.. Он нехотя открыл дверь.
– Что орете?
Мария Павловна недобро покачала головой.
– Тебе это так не сойдет с рук… Дурак ты, Абу Умар. Нельзя так… Сообщи ребятам…
Тот резко подорвался к женщине, силой пнул ее к стене. –Вякнешь, пристрелю, русская сука. Может ты такая же шпионка, как эта шармута? Это всех касается!– заорал он, смотря на Умм Бушер и еще двух арабок. Они явно не желали обострять ситуацию ради какой– то русской чужачки и просто испуганно стояли вдоль стеночек, ожидая разрешения этого конфликта…
***
Влада пришла в себя от очередного лязга двери. Вот и ее конец настал… Она понимала, что больше не выдержит боли. Лучше пусть убьет ее. Руки и ноги болели неимоверно. И от ударов, и от этого нестерпимого состояния растянутости конечностей…