– Ты так и будешь молчать?! Нечего мне сказать?! Я знаю, что ты развлекаешься здесь с этой русской шлюхой!
– Ускути (араб.– заткнись),– осек ее он.– Не тебе обвинять других женщин в отсутствии праведности. Ты сама легла под меня, будучи с моим другом.
Малика была вне себя от ярости.
– Это значит я легла?! А ты что у нас, ангел?! Отбил женщину у друга и думаешь, что святой?!
Он не был святым. Он никогда этого и не утверждал, но доказывать, спорить, ссориться с этой взрослой сварливой женщиной, какой она теперь ему казалась, попросту не хотелось. Ранение и так забирало много энергии. Он и так катастрофически отстранился от дел…
– Надо было самой прикончить эту суку, а не поручать это такому же тюфяку и неудачнику, как ты сам!– выпалила она и сама себя осекла…
Но Карим услышал ее слова…
Малика даже не успела моргнуть глазом, как он с силой схватил ее за горло и припечатал к стене.
– Поподробнее. Что ты сейчас сказала?
Малика начала задыхаться,
– Пусти меня, урод! Что слышал! Она должна была умереть, эта твоя сучка конченая! Что, нравится делить ее с бывшим дружком?! Я все знаю! Открой интернет– там полно статей про их роман! Это же он, да?! Увейдат трахнул и бросил твою сестру?!
– Еще слово, и я убью тебя, тварь!– закричал он голосом зверя.
Резко отпустил, отчего она упала на пол. Настежь открыл дверь.
– Валид!– крикнул он в коридор.– Заходи сам и приведи мне еще двоих свидетелей.
Парень понял друга без слов. Малика тоже, поэтому кинулась в ноги к мужу, моля ее простить… Через минуту на пороге стояли все трое, в том числе Валид и Мария Павловна.
– Талик! Талик! Талик! (формула развода в исламе),– произнес Карим громко, отшвырнув женщину от себя.– Вы слышали? Я с ней развелся. Доведите до сведения муллы. Пусть выдаст свидетельство, если ее отца не удовлетворит устный рассказ доченьки о случившемся…
Все присутствующие бесстрастно кивнули.
– Ты сегодня же уедешь, Малика. Как раз будет машина в Ливан. Больше я тебя видеть не желаю. Благодари меня за великодушие, что я не убил тебя после твоей выходки. Только потому, что нас действительно связывали чувства.
Она рыдала.
– Какой же ты урод, Карим! Малолетний, самонадеянный болван! Думаешь, не наиграешься?! Думаешь, он оставит тебе ее?! Знай, что я сделаю все, чтобы ты проиграл! Все! Уж поверь мне, пару дней или недель– и вас всех не будет! Ты потеряешь все из– за этой шлюхи!– кричала она на грани истерики.
– Уведи эту дуру, Валид. Не хочу больше ее слышать. Голова болит.
Друг неодобрительно вздохнул.
– Зачем ты ее отпускаешь?– тихо обратился он к Кариму,– Она знает все. Нашу дислокацию, наши слабые места, наши резервы… Она сдаст нас!
Карим посмотрел на него убийственным взглядом. Опять друг оспаривал его мнение прилюдно, пусть среди собравшихся и были трое человек, включая мать Валида.
– Я не убиваю женщин, с которыми спал, Валид… Рух маа баад (араб.– уходите все).
Глава 28
Влада впервые за долгое время почувствовала себя свежей и отдохнувшей. Ее искупали, принесли новую одежду и постельное белье. Она искренне радовалась этому, ловя себя на мыли, что человек может быть загнан в такие условия, что даже настолько привычные обыденные ценности будут казаться чем– то необыкновенным… Она расслабилась, несмотря на постоянный звук боестолкновений за окном, всего в нескольких километрах от них… Накануне вечером, сквозь негу сна, она слышала какие– то крики и возню в соседней комнате, но не придала этому никакое значение. В доме всегда было полно народу.
Ей поставили еду и впервые за долгое время с нескрываемым удовольствием девушка поела незамысловатый, но показавшийся ей таким вкусным арабский обед. Насладилась вкусом чечевичного адаса, хуммуса, маслин в оливковом масле, сыра и лепешек. Не успела она доесть последний кусок, как в комнату пришла девушка, на этот раз с чаем. В этот момент, когда она уже было выходила с подносом, чуть не сбив ее с ног в дверях, ворвался Карим…
– Рух, бисуръа (на выход, быстрее),– поторопил он жестко.
Влада подняла на него удивленный и немного растерянный взгляд. Тот самый взгляд невинной грешницы, который сводил его с ума. Какой– то природный, естественный, и от этого невыносимо притягательный и завлекающий.
Животный непреодолимый инстинкт толкал его к ней в комнату, толкал с какой– то мощной потусторонней силой. Он не чувствовал больше ни опасений, ни сомнений. Он хотел туда зайти, не думая о последствиях. Не стал церемониться и стучаться в дверь– распахнул ее с силой и настежь– так, что находившаяся там помимо Влады девушка испуганно вскрикнула.
Такая тонкая, почти прозрачная, в большой светлой ночной рубашке, на фоне бьющего из окна света, Влада казалась каким– то воздушным облаком, нимфой, которая, однако, больше не прятала своих глаз от презрения или страха. Она прямо смотрела на него, и на секунду ему даже показалось, что ее губы сложились в тонкую, чуть уловимую улыбку. Он обратил внимание, что она успела искупаться и высушить волосы, хотя бледность кожи и кровоподтек от удара на скуле выдавали недавно пережитое.
Она не двигалась, а тем временем Карим все ближе и ближе подходил к ней.
– Кейфик (араб.– как ты)– спросил он тихим нежным голосом.
– Тамам (арабю– норма)– также тихо ответила она, не сводя с него взгляда.
– Повернись,– решительно, но все так же нежно сказал он.
Она напряглась, но повиновалась, тут же почувствовав у себя за спиной его горячее дыхание. Потом его рука немного спустила ее безразмерную ночнушку, оголив полспины.
Словно оправдывая свои действия, Карим стал объяснять:
– Хочу посмотреть, зажили ли шрамы. Влада почувствовала, как его горячие пальцы нежно проводят по ее спине и почему– то задрожала. Она так отвыкла от нежных мужских прикосновений.
– Ма тхафи (не бойся),– тихо сказал он,– извини меня, тебе было больно. Это моя вина. Я должен был понять, что этот урод неадекват…
– Маалиш (араб.– ничего),– ответила Влада, и не ожидая его разрешения, подняла ночнушку обратно на плечи, развернувшись к нему лицом.
Карим инстинктивно тут же отошел назад на несколько шагов. Он был расстроен, но в то же время словно понимал ее.
Он отвернулся, собираясь с мыслями, и вдруг резкими стремительными шагами снова подошел к Владе, одним движением развязал тонкие передние тесемки на ее рубашке, которая тут же стремительно заструилась вниз, обнажая ее тело. Она осталась голой, совершенно голой. Потупила взор, но не сопротивлялась, не закрывалась от него.
Карим нервно сглотнул, неловко перебирая ногами. В тот момент он не знал, убежать прочь или схватить ее в охапку. И все же подошел к ней вплотную и прижался к ее губам, скользя руками по ее голому торсу.
– Только ты, Влада. Только ты… Никого больше нет… Я развелся с ней…– прошептал он.
Прикасается к губам, нежно, невесомо…
Сама не помня себя, Влада ответила на поцелуй. Для мужчины это стало сигналом ее согласия. Его объятия стали более страстными, поцелуи– обжигающими. И тут он останавливается. Словно пытается сконцентрироваться, прийти в себя, взять себя под контроль… Лоб ко лбу, глаза закрыты, объятия крепки…
Он, не спрашивая, разворачивает ее спиной к себе, прижимает к стене и опускается на колени. Рукой делает так, чтобы она развела ноги шире. С губ Влады срывается стон, когда его язык касается ее там, целуя лоно, поглощая ее. Его сильные руки на ее бедрах не дают пошевелиться, не дают увернуться от этих невыносимо сладких, таких откровенных действий.
– Так я прошу прощения за то, что унизил тебя тогда, при нашей первой встрече, Влада. Я на коленях перед тобой. Никогда я не стоял перед женщиной на коленях и никогда больше не встану. Только перед тобой… Только для тебя.
Эта сладкая пытка длится вечность и всего несколько мгновений. Это какая– то петля времени… Девушка теряется… Она не выдерживает и с громким стоном кончает. Он продолжает свои откровенные действия, все еще не отпуская ее, все еще сжимая ее бедра. Она кричит, извивается, бьет кулаками по стене. Так давно ожидаемая разрядка достигла ее быстро и головокружительно приятно. Наконец, он разжимает свои руки, Влада шатается. Ее ноги все еще дрожат, а лоно продолжает сокращаться. Теперь его дыхание возле ее шеи. Он шепчет на ухо непристойности, отчего по телу снова прокатывается сладостная дрожь.