— Так, пошли на хрен отсюда… — Лизка схватила Муру за руку и под всеобщий смех потащила прочь из класса. А потом они шли по раскаленной на майском солнце улице и молчали. Это была спасительная тишина. Вряд ли Маша была готова к правде…

— О каком видео трепался Антонов?

— Мур, ты только не парься сильно, ладно? Никто ж не знает, о ком там шла речь?

— Где — там?

— Да, на этом чертовом баттле. Я тебе говорила… Короч, там Рудый заводил… Ну, и… Ты только не обижайся, ладно? И близко к сердцу не принимай…

— Ага… ты к теме уже переходи, Лизетта. Мне к чему эти реверансы?

— Так вот. Рудый вкатил, что у Севы телка страшная, как смерть, намекая на ваш с ним совместный уход… Мол, Севе только такие, страшные, и дают… Дерьморэпчик был, техничная тараторка…

— А Богатырев, что? — сглотнула Маша.

— А Богатырев — козел, Мура. Апнул темку… И себе давай. Нет, фристайл был хороший, сильный, но тема скользкая, понимаешь? И этот утырок накидал, что если бы Рудый знал, какая ты классная минетчица, то забрал бы свои слова обратно.

— Я — минетчица?

— Ну, ты же понимаешь, что имен никто не называл… Но все присутствующие у Завьяловой и так догадались, о ком идет речь…

— У Завьяловой в гостях был весь класс…

— Ну и фиг! Выпускной через месяц. Тебе интересно, что эти придурки подумают?

Мура не нашлась, что ответить. Только головой покачала и отступила на шаг.

— Эй, ты куда?

— Я домой пойду, Лизка… Что-то жарко, сил нет.

— Ты, главное, не парься. Через неделю все и не вспомнят, что было! — крикнула Муре вдогонку Лизетта. Та качнула головой и, ничего перед собой не видя, побрела вверх по улице.

Маше часто казалось, что она родилась по ошибке. По какому-то недосмотру судьбы. В то время, как ее сердце разрывалось от любви на части, её саму никто никогда не любил… Волоча за собой ноги, девушка поднялась по ступеням, трясущимися руками открыла входную дверь. Бессильно опустила с плеча рюкзак и, привалившись к стене, отдышалась. Чувствуя себя невыносимо грязной, прошла в ванную. Закрыла пробкой слив и включила воду. Поймала в зеркале собственное отражение. Взгляд пустой и пугающе-равнодушный, пересохшие, покрытые корками губы… Мура коснулась их пальцами, но тут же брезгливо отдернула руку. Грязная, жалкая, никому не нужная… Можно было сколько угодно отрицать очевидное, прятать взгляд под отросшей рыжей челкой, коротая жизнь в мыльном пузыре собственной отстраненности… А можно было все прекратить. Перекрыть ток боли по венам. Не сводя глаз с собственного отражения, Маша открыла навесной шкафчик, нашарила рукой упаковку лезвий, которые отец, по старинке, использовал для бритья, извлекла одно и, надавив, что есть силы, провела им по запястью. Равнодушно покосилась на алые капли крови, медленно стекающие на пол. Повторила движение. И еще, и еще… Наступив на лужицу собственной крови, забралась в ванну. Слез не было.


1Баттл (battle, битва, сражение) — соревнование между рэп-исполнителями, как правило, сопровождается унижением противника.

Глава 1

Спустя 2 года


— Мура, Мууууур.

— Господибожемой! Ну, чего тебе, Лизетта?!

— Слушай, давай сопромат закосим… Ну, ведь сил никаких нет!

— Сил у нее нет! А мне еще на работу чухать!

— Тогда, может, ты и работу… того?

Маша покосилась на подругу и, заправив выбившуюся из хвоста прядь за ухо, с намеком покрутила пальцем у виска:

— Прости, Лизетта. Мне кушать иногда надо. А значит, и на работу ходить.

Самойлова тяжело вздохнула и тоскливо уставилась в окно. Интересно, зачем их делают такими огромными? В качестве дополнительной пытки для бедных, измордованных бесконечной зубрежкой студентов? Смотрите, мол, убогие, как там, на улице, хорошо! Вам же век света белого не видать… Ну, в ближайший месяц — так точно. Вот не иначе как летнюю сессию изобрела инквизиция!

— Ну, хоть один разооочек, — без всякой особенной надежды на положительный результат вновь закинула удочку Лиза.

Машка только лишь закатила глаза, и в который раз за день попыталась сосредоточиться на словах лектора.

Нет, Самойлова понимала подругу — что обижаться? Это у нее родаки мировые. Уж ей так точно еще года три можно смело сидеть на их шее, а вот Мура… М-да. Вот кому действительно не повезло. Или, напротив… Может, и лучше, что все так случилось? С тех пор, как Машка съехала от родителей к деду, она как будто ожила! И пофиг, что от бесконечной учебы и работы осунулась вся и почернела. Но ведь глаза светятся, и улыбка все чаще расцветает на губах без их нескончаемых наставлений и упреков.

— А я бы на работу, как на праздник бежала, если бы у меня был таа-а-акой начальник! — зашла с другого боку Лизетта.

— Начинается…

— Нет, ну, а что? Почему ты не хочешь хотя бы попробовать?! Он же тебе нравится!

— Нравится… — обреченно согласилась Мура.

— Вот… А ты что?

— А я что?

— Дык, в том-то и дело, что ничего! Юбку бы надела, или кофточку с вырезом… Подчеркнула бы хоть как-то свои прелести!

— Ну, какие прелести, Лиз? — сдвинула темно-рыжие брови Мурушкина.

— А такие! Красивая ты, Мура, но забиииитая. Твою маманю за это четвертовать надо!

— Ага…

Что «ага», Лизка так и не поняла! Но переспрашивать или, боже упаси, настаивать на своем не стала. Потому что Мура тем самым, пугающим до трясучки, жестом потерла шрамы на своем запястье. Она делала это непроизвольно, обычно, когда волновалась.

— Мур…

— Ну?

— Он крутой, да?

— Кто?

— Ну, твой босс.

— Нормальный, — пожала плечами Маша, — правильный мужик.

— Только староват немного, но тебе как раз такой и нужен.

— Это почему же?

— Потому что у тебя не было нормальных отношений с родителями. С отцом. Тебе просто необходимо удовлетворить потребность кому-то принадлежать. А Дмитрий Николаевич тебе и за папу, и за маму будет.

— Терпеть не могу, когда ты начинаешь говорить цитатами из Космополитен.

— Ну-ну, еще скажи, что я не права!

— Мурушкина! Самойлова! Я смотрю, у вас развилась не абы какая дискуссия? Так, может быть, вы и с нами поделитесь своими размышлениями? — прервал их монолог скрипучий голос профессора.

— Извините, — потупилась Мура в тетрадку. Вечно так. У Лизетты рот не закрывается, а она из-за нее страдает! И главное, тему какую выбрала… Животрепещущую. Дмитрий Николаевич ей, и правда, нравился. Может быть, даже больше, чем нравился. Только, что толку? Генеральный, если и смотрел на нее, то исключительно удивленно. Будто бы и сам не мог понять, что на него нашло, когда он взял Марию Мурушкину на работу. Ее должность в офисе называлась «принеси — подай — иди на х*й — не мешай». Точнее, Маша делала все и сразу, когда основные сотрудники расходились по домам. Ее рабочий день начинался около пяти вечера и продолжался до девяти. Как правило, в это время они оставались один на один с Дмитрием Николаевичем, который, казалось, и ночевал в офисе. Это было совсем неудивительно, учитывая бешеные темпы роста их предприятия. По фирме ходили упорные слухи о том, что Самохин хочет расшириться, заняв пустующую нишу на рынке экспресс-доставки. Само это устремление и предыдущие успехи, которые ему способствовали, заслуживали большого уважения, ведь Дмитрий Николаевич не имел никакого подспорья в бизнесе и начинал его, что называется, с нуля. Сначала сам водителем батрачил, потом организовал службу такси, занялся региональными грузоперевозками… И вот теперь — экспресс-доставка по всей стране, а это уже, как ни крути, совсем другие горизонты. Маше было интересно принимать участие в работе перспективной динамично развивающейся компании. Здесь она могла рассчитывать на карьерный рост и, что немаловажно, на стабильную зарплату. А еще… Она имела возможность практически каждый день лицезреть его!

Совсем не красавец. Скорее, обычный. Он ей вообще не понравился поначалу. Да она и начальника в нем не признала. Думала по старинке, что те в костюмах шикарных ходят и выглядят как-то… представительней, что ли? В то время как Дмитрий Николаевич над внешним видом особо не парился. Джинсы, поло, кеды — вот это в его стиле! И, каково же было удивление Маши, когда она узнала, что именно он здесь всем заправляет?