Никтория Мазуровская - Не уходи. Останься

Дима не была психологом, не разбиралась в тонких материях, но по себе знала, что подобную дурь из башки молодого парня можно только выбить, — разговоры тут не помогут.

Отослала парней охранять вход, оставила только Васю, и то, на всякий пожарный.

Не предупреждая ни словом, ни действием, подхватила Данилу за плечо, зафиксировала рукой его голову возле основания шеи и со всей силы впечатала его лицом в стену.

Послышался отвратительный хруст и чавкающий-хлюпающий звук.

Данила взвыл, заорал от боли и начал брыкаться.

Вывернула ему руки, заломила за спину. Толкнула вперед к унитазам, пихнула своей ногой ему под колено. У парня подкосились ноги, он упал и это было точно больно. Он пытался из ее рук выпутаться, но куда там его силе, против ее ловкости и опыта? Никуда.

Дима наклонилась к его уху и зашептала.

— Я тебе переломаю все кости в теле, ни одной целой не оставлю, обещаю. Ты удивишься, как много в теле костей, и каждая будет болеть, — парень затрясся в нервной дрожи, его пробирало страхом до самых костей, она знала, знала каково ему сейчас, — Нравится тебе боль? Нравится быть связанным? Хорошо, не вопрос. Нравится унижение? Насилие над собственной личностью? Окей. Тебе не нужно ходить к этой стремной бабе и просить ее об этом. И платить взносы в этом клубе больше не надо. Я сделаю все и бесплатно. Проведу тебя через настоящий ад, если тебе так хочется, мне не трудно, малыш.

Специально его так назвала, облизала ухо, даже причмокнула, чтоб его совсем добить.

— Ты ведь не знаешь мои вкусы, но ничего, я тебе все покажу. Лично.

Сжала его шею сильней.

— Для начала, умоемся!

Мордой в унитаз, еще и воду спустила с бачка.

Сама заляпалась, и он весь мокрый, пусть и без одежды почти, не считая трусов. Кровь из его носа шла, так что все стало еще хуже. И привкус во рту должен был вызвать тошноту.

Да, оказалась права.

Парня затошнило. И все, что было съедено за день оказалось в унитазе.

— Умоемся еще разок, малыш? Только теперь собственной блевотиной, хочешь?

— С-с-сука, — заикаясь прохрипел, но теперь уже упирался руками в унитаз, чтоб снова его рожей туда не ткнули.

— Но ты же кайфуешь, малыш, тебе же нравится стоять на коленях и быть униженным. Разве нет?

Молчание в ответ.

Ладно. Она не гордая, что она блевотину ни разу не видела? Видела.

Удар по рукам, перебила ему по локтевому суставу и снова наклонила башкой к белому другу.

— Ну как ощущения? Бодрят, правда?

— Ты конченная сука! Я брату все расскажу! Он тебя уволит!

Наконец-то! Нормальная реакция! Уже хорошо!

— Расскажи, я не против! И орать прекращай, башка болит.

— Отпусти! — взвизгнул малыш.

— Что, уже разонравилось все это дерьмо? Теперь не в кайф?

— Ты больная!

— Можно подумать, ты здоровый, — фыркнула и отпустила его, — Смотреть на тебя противно. Там, кстати, журналисты где-то в зале есть, можешь выйти к ним, если хочешь еще кайфа словить.

Данила на нее натурально вытаращился и челюсть на пол уронил.

— Какие журналисты?

— Без понятия, но они там есть и кого-то караулят, очень надеюсь, что не младшего брата Игоря Шраймана, иначе, тебе кранты.

— Здесь есть второй выход, о нем знают только члены клуба.

— Если эта падаль здесь, значит уже в ваших рядах.

Парень поднялся, опираясь на стенку, мотнул головой, вытер воду с лица, ладонью.

— Нет, членство дают после двух лет регулярных посещений и взносов.

— Да?! Ну тогда пошли, покажешь где тут у вас выход в реальность.

— Чего не спишь?

Игорь подошел не слышно, но она его заметила, тень мелькнула на лестнице.

— Как он? — глупый вопрос, но ничего умней она не придумала.

— Ты ему сломала нос и потопталась на его самолюбии, как он может быть? Бесится! Злится! Требует, чтобы я тебя уволил.

— Хах, молодец какой. Нос заживет, ему горбинка даже пойдет. Так что, претензия не принимается.

— Ты не подумай, что я что-то предъявляю, я благодарен. Просто он…

— Он твой брат, я понимаю. Сядь, не стой над душой.

Игорь обошел барную стойку, сел напротив.

— Тебе налить?

Сегодня пила она, немного, но достаточно, чтоб ее перестало трясти.

Всякого успела повидать, разного. Ужасного. По-настоящему страшного. Видела человека изнутри и в какое дерьмо он может превратиться. Но все…, каждый кто был в ее личном списке, цеплялись за жизнь, за свою гордость и достоинство. Они не хотели быть униженными даже после смерти.

Поэтому, просто пуля в затылок. И все на этом.

Она могла бы их связать. Избить. Пытать. Кого-то и пытала, но не просто с целью сделать больно, а добывала информацию, пусть это и не может ее оправдать. Да она и не оправдывается ни перед кем, даже перед собой, давно уже.

Но сегодня… это не могло уложиться у нее в голове.

Как можно добровольно согласиться и получать от этого удовольствие. И злиться потом, что помешали, развязали и увезли домой?

Данила так и стоял у нее перед глазами. Связанный. Скрученный. Веревка впивается в кожу. А он на коленях, обнаженный, и абсолютно «улетевший».

Отвратительно и ужасно.

Игорь молча смотрел как она допивает виски, ничего другого она сейчас позволить себе не могла. Только от этого дрянного напитка у нее голова не болит и плохо не становится.

— Осуждаешь?

Это чужая семья, повторила для себя мысленно, а ты наемный работник, не имеешь право судить и вмешиваться.

— А я имею на это право?

— Дим…?

Игорь поднялся, чтобы ее остановить, но она его таким взглядом ледяным пронзила, что все слова в глотке застряли.

— Собирайся, нам скоро выезжать!

Сейчас, Москва.

Обычно, человек все же способен понять, когда что-то идет не так. Не все, но люди с высоким уровнем эмпатии, — да. Кто-то называет это интуицией, кто-то шестым чувством. Дима называла «чуйкой».

У нее вся кожа зудела и покрывалась мурашками с самого утра. Аж передергивало, но не от холода, а от липкого пота, струящегося по спине.

Ни разу чутье ее не подводило, ни разу. И всегда она старалась обратить внимание на эту странную зудящую мысль в голове сразу, не дожидаясь тревожного набата в мозгах, когда ситуация становится патовой и спрогнозировать хотя бы какое-то ее развитие становится невозможным.

Предыдущие дни были спокойными, и вот… опять.

Встречи, разговоры, переговоры и сидение в офисе. Ничего, сверх меры. Как и сегодня. Все встречи давно обговорены и запланированы. Места заранее осмотрены и продолжают находиться под наблюдением кого-то из парней, во избежание, так сказать.

Дима допивала утренний кофе и ждала пока спустится Игорь, все анализировала, вспоминала. Что? Что она упускает? Откуда это ощущение близкой ж*пы, в которую они все могут угодить и не факт, что сумеют выбраться?

Мысли покоя не давали.

Проснулась среди ночи, и так и бродила по дому с пистолетом в руках, будто из-за угла могла вывалиться целая толпа наемников и замутить тут кровавую мясорубку.

Думала. Думала. Думала.

И не понимала.

Кто? Почему? Зачем?

Самое главное было — найти мотив поступков. Причина этих дурацких писем и угроз. Показушное нападение на Шраймана-младшего.

Не вязалось все в одну картинку, как ты ее ни крути. Нет, и все тут. Чего-то в этой цепочке не хватало. Какого-то важного звена, и поэтому, она не видела мотив, а значит, не могла предотвратить то, что скоро произойдет.

Хоть бери и стреляй всех, бл*дь. Любого, кто вздумает к Шрайману подойти.

А так поступать не гуманно и не красиво, значит, нельзя. И опять нужно думать, раскладывать каждое звено по новой.

Что у них есть в сухом остатке, если так подумать?

Уборщица с таинственным прошлым и еще более таинственным будущим, но при этом, с какого-то перепугу несколько раз в месяц доставляющая письма с угрозами на секретарский стол Шраймана.

Неизвестный паренек, который эти самые письма пишет/передает?! И хорошо знающий, а главное, умеющий затеряться в толпе. Парни, кстати, его так и не засекли.