Никтория Мазуровская - Не уходи. Останься

Мужик смотрел ей в глаза и усмехался. Да. Он знает, кто такая Зима, на самом деле. Теперь знает. И ему до одури от этого страшно.

— Интерпол вам в помощь, они Зиму давно ищут. А вот Волчара, он давно не светился, залег на дно уже года два как. Раньше его по-другому звали, говорят он служил.

Дима не выдерживает. Подходит ближе. Наклоняется.

— Зимний волк.

Хриплый голос срывается на шёпот, но она слышит.

А дальше происходит то, чего никто не ожидал, потому что он был в наручниках. И Дима ничего не успевает сделать.

Мужик вскакивает с места, хватает ее за волосы и мордой об стол. Следак кричит. У нее кровь из носа мешает смотреть и видеть.

А этот смертник выхватывает из ботинка нож и всаживает себе в шею по самую рукоятку. Он падает, нож выскальзывает из раны и все покрывается кровью.

Вот и поговорили.

Отлично.

Москва, Россия. Аэропорт. Сейчас.

Спустя какие-то сутки, они все вернулись обратно в столицу. Практически целые и невредимые.

Пришлось специальным самолетом доставлять Кимуру в Москву. Он по-прежнему оставался без сознания, но, как сказали эти эскулапы «Мы наблюдаем положительную динамику, скоро он очнется».

Лучше пусть это будет правдой, иначе… даже подумать страшно, что будет.

Проходили недели за неделей, а не было никаких новых зацепок, и бац, — кинули целую «кость» в надежде проредить ряды и внести сумятицу в сознание. В чье сознание? Да без разницы, по сути.

Будь те мрази умнее, они бы наняли настоящих профи, а не эту шелупонь, которую, как теперь известно, и привлекали то раньше за разбой всего лишь. Так, мелкота. Ничего серьезного. Они даже сами инфу по объекту не пробивали, воспользовались той информацией, что им предложили.

Идиоты. Да еще и жадные. Забыли, что бесплатный сыр может быть только в мышеловке.

И те два профи для подстраховки… какова была их цель? Напугать? Предупредить?

И опять все придется начать сначала.

Дима ошиблась, может не на все сто, но с выводами уж точно. Пока рано сбрасывать со счетов Дрозда, старый черт, что-то знает. И что-то скрывает. Но для их профессии это своеобразная норма. Страшно вспомнить сколько она собственноручно «тайн» похоронила. Что уж говорить про Дрозда и его боевое прошлое?!

Но дело не только в этом.

Тот его взгляд… в душу ей въелся. Будто его в память, раскалённым паяльником впаяли, и он не остыл, прожигает все насквозь, пока не убьет.

И как все понимать? В какую сторону теперь двигаться?

Все смешалось. Небо с землей местами поменялись, а она, Дима, была в невесомости, и не знала в каком направлении правдивая реальность лежит. И добраться туда пока не представлялось возможным.

Шрайман по-прежнему пребывал в шоке, хоть и держался молодцом. Показания давал, обдумывая каждое сказанное слово.

Катерина… тут все сложно, и у Димы руки чесались влезть в это дело и понять, кто посмел? Зачем? Почему?

Невинная женщина могла пострадать в этой игре. Просто ни за что. И плевать этим мразям, кто она, и что она.

Ей, по-видимому, и своей боли хватает, а теперь и в эту разборку втянули.

Но, кажется, один на один ее никто с этим не оставит.

Шрайман бдит. Что не может не вызвать улыбки на губах Димы.

Этот потрясающий, на самом деле мужчина, странный немного, да, но все же…, невероятный по-своему, и так пронзительно нежно поддерживал Катерину за локоток, когда они выходили из аэропорта.

Тут было невозможно не улыбаться. И она такая была не одна. Вася, с перевязью на руке, тоже лыбу давил во все свои тридцать два зуба. Да, даже Дрозд, и тот не сдержался.

Пусть Шрайман и сам не понял, что начал опекать женщину, симпатизировать. Но чувства от этого никуда не денутся. Поймет, рано или поздно. И Диме бы очень хотелось, чтобы не успел наломать дров, прежде чем все у них серьезно закрутится.

— Дима, надо пошушукаться.

Дрозд подошел к встречающим машинам, проследил как сели Шрайман и Катерина, кивнул водителю, что ехали без них.

— Это не подождет?

Она и так держалась на честном слове и последнем дыхании. И ноги шли автоматически. Просто потому, что надо идти. Становились ватными. И сконцентрироваться на чем-то было адски сложно. Она вот-вот могла к черту свалиться и все, — пиши пропало.

Дрозд аккуратно ее поддержал за талию и помог сесть в машину. Лицо, шедшего сзади них Васи нужно было видеть, хотя, наверное, у нее рожу перекосило еще красивше.

— Понимаю, что у нас слишком много вопросов друг к другу. Но, пока будем ехать, нужно обсудить несколько моментов.

Мужчина сел на переднее сиденье, Вася рядом с ней на заднее, и сразу отвернулся к окну, сделав вид, что его тут и нету.

Дима расслабленно выдохнула. Она сидит, уже хорошо. Не упадет.

— Нам нужны дополнительные люди, пока остальные придут в себя. Лучше, если это будут твои, проверенные. Сними пару с объектов.

Она начала первой. Можно считать, что практически протянула ему трубку мира и предложила ее раскурить.

И в самом деле курить хотелось. Она редко это делала, но сейчас нужда была на грани боли.

— Дай сигарету.

Дрозд посмотрел на нее задумчиво, даже повернулся на сиденье, но вытащил пачку из пиджака и достал одну сигарету.

Фильтр зажат губами, затянулась посильней, но не подавилась дымом от непривычки и крепости. Зажмурила глаза от удовольствия.

Хоть что-то в этом мире осталось на своем месте, это радует.

— Самсонов запросил информацию по тебе, не через меня, так что, копают беспардонно, влезут во все до чего дотянутся. И положат ему на стол все так, как оно есть. Могу сделать так, что там будет не все, если хочешь, — предложил он и отвернулся от Димы, смотрел теперь в окно.

Что-то такое она и думала. Ждала. И не видела смысла оттягивать неизбежное. По сути, ей скрывать уже нечего. То, что могло повлечь за собой серьезные последствия, Шрайман и так знает. Сам ведь ее нанял, в курсе ее репутации и возможностей. Вчера даже увидел в действии, оценил возможности.

— Не вмешивайся. Пусть, — разрешила, — Не хочешь мне кое-что объяснить? Для чего-то же ты затевал этот разговор.

— Каждому слову нужно свое время, знаешь? Я вот свое время упустил, и ты стала считать меня врагом.

— А ты мне не враг?

Такая горечь и боль сквозили в его голосе, словах, что Дима не решилась заглянуть другому человеку в глаза. Хватит с нее. Запас сил, как физических, так и душевных, кончился.

— И никогда им не был.

— Так докажи! Объясни! — сорвалась, пригнулась к нему, но не кричала, говорила едва слышно, шипела, — У меня был повод! Был! А ты молчал. Я спрашивала тебя тогда, давно, помнишь? Спрашивала! А ты развернулся и ушел. А потом я выясняю, что ты тех подонков знал.

— Да, знал. Не я виноват, Дима. Видит бог на мне много всего, но не это.

— Тогда кто? Назови имя, все просто.

— Прямых доказательств у меня нет, он умеет заметать следы, а «хвосты» в воду, — и дело с концом.

— Вот и у меня доказательств не было, только косвенные, — она откинулась на спинку, закрыла глаза, но чувствовала, что Дрозд смотрит на нее через зеркало заднего вида.

— Поэтому я все еще жив.

И это был не вопрос. Оба это понимали. Но она все же подтвердила.

— И поэтому ты все еще жив.

Больше они не заговаривали. Ехали молча, каждый думая о своем, а может, и об одном и том же, кто знает?!

Дима пыталась понять почему едет с ним в одной машине, а внутри пусто? Нет той ненависти, убивавшей ее годами. Нет бешеного желания отомстить. Только пустота да усталость.

Почему-то сейчас ей стало казаться, что не дойти. Не дойти до конца этого пути. Да и стоит ли?

А Дрозд сожалел. Об упущенном времени. Об упущенных возможностях. И о своем тугодумии.

Если б мог исправить прошлое, ничего бы этого не было.

Он столько ошибок наворотил, что не расхлебает один. Поэтому и Дима здесь. Поэтому она теперь такая. Равнодушная и холодная. Нет больше той зимней девочки, что так безумно обожала новый год, снег, и снеговиков.