— Сегодня утром в нашем старом доме тебе было так же страшно, как мне? — робко спросила она.

— Надеюсь, нет. — Лео не хотел, чтобы Брайони испытала тот ужас, который почувствовал он сам. — Но, возможно, да.

— Я думаю об этом все время, с тех пор как мы оттуда ушли. — Она рассеянно потерла пальцем завитушки на столбике кровати. — Раньше я не понимала, какой трусихой была всю свою жизнь. Когда мне становилось трудно, я бежала прочь. Прочь от воспоминаний о Тодди, прочь от семьи, прочь от замужества. Бежала от тебя, когда ты отказался играть со мной в шахматы по переписке. Я бежала бы прочь от нашего дома, если бы ты не остановил меня сегодня. В поезде, по дороге сюда меня на мгновение охватило отчаяние: разве возможно справиться с этой неистребимой трусостью? А потом я вдруг поняла, что храбрость отнюдь не отсутствие трусости. Храбрость — это тоже вопрос выбора. Смелость появляется, когда ты отказываешься уступить страху. — Брайони прижалась щекой к столбику кровати и, глядя на Лео, сказала: — Твоя вера придала мне храбрости.

Лео понимающе кивнул:

— А твоя храбрость укрепила мою веру.

Брайони робко улыбнулась:

— Ты мне доверяешь?

— Да, — без колебаний ответил Лео.

— Тогда поверь моим словам: все у нас будет хорошо.

Лео в нее верил, а значит, вместе они преодолеют все. Вместе. Вдвоем.

Брайони медленно развязала ленты под подбородком и сняла изящную траурную шляпу. Не сводя взгляда с Лео, она провела кончиками пальцев по широкому черному перу, украшавшему тулью.

— Вы все еще хотите видеть меня нагой, мистер Марзден?

Брови Лео поползли вверх.

— Разве я когда-нибудь вел себя как грубый дикарь, выражая свои желания столь не подобающим джентльмену образом?

Брайони едва сдержала улыбку:

— Да, в Чакдарре.

— Ах, это. Но тогда я думал, что мы вот-вот отправимся к праотцам. А сейчас я, разумеется, не хотел бы причинять вам беспокойство.

Рот Брайони изумленно приоткрылся:

— Вы уверены?

Лео весело рассмеялся, а в следующий миг уже страстно, самозабвенно целовал ее. Небывалое счастье захлестнуло Брайони. Она тосковала по Лео, как медоносная пчела томится в ожидании весны, а перелетная птица скучает по теплым южным краям, почуяв в воздухе холодное дыхание осени.

Сняв с Брайони жакет, Лео бросил его на пол и принялся одну за другой расстегивать пуговицы блузки, осыпая поцелуями нежную шею, открывающуюся его глазам. Увидев овальный вырез нижней рубашки, он сорвал с Брайони блузку и приник губами к ее плечу.

Потом настала очередь корсета и юбок. Опустившись на одно колено, Лео снял с Брайони сапожки и чулки, затем легонько куснул ее за бедро.

Она хрипло вскрикнула.

Выпрямившись, Лео обхватил ее лицо ладонями и поцеловал в губы.

— Брайони, — прошептал он, — Брайони.

Перед последним препятствием, нижней рубашкой из тонкой шерсти, он помедлил, начав играть с узкой оборкой, украшавшей декольте. Перебирая пальцами пуговицы, он целовал грудь Брайони у самого выреза. Нетерпеливо шлепнув его по руке, Брайони сама расстегнула и сбросила рубашку.

Прерывисто дыша, она стояла перед ним полностью обнаженная, не пытаясь даже прикрыть наготу волосами. Лео же, в своем крахмальном воротничке, с безупречно повязанным галстуком и изящной цепочкой от часов, видневшейся из-под сюртука, казалось, только что зашел в комнату с улицы и застал Брайони раздетой.

Его ладони легко скользнули по ее рукам и дерзко коснулись уже отвердевших сосков. У Брайони перехватило дыхание. Лео схватил ее за плечи и повалил на кровать. Обрушившись на нее всей своей тяжестью, упоительной и пугающей, он жадно впился губами в ее губы.

Потом он принялся срывать с себя одежду. Наконец-то Брайони смогла ощутить под ладонями гладкие упругие мускулы его обнаженной спины. Прижаться губами к его горлу и плечам. Почувствовать, как неистово бьется его сердце под ее рукой.

Яростное нетерпение овладело ими обоими. Желание слиться воедино, стать одним существом, тотчас, немедленно. Брайони жаждала не ласк, а одного лишь Лео. Лео с его великолепным, божественным телом, с его жизнелюбием и кипучей энергией, с его внутренней силой, пылкостью и чувственностью.

Они набросились друг на друга, как обрушивается на землю летняя гроза. Долго сдерживаемая страсть хлынула неукротимым бурлящим потоком и подхватила их, унося все дальше, к вершинам блаженства.

Брайони осмотрела шрам Лео на бедре.

— Все хорошо?

— Превосходно. Я могу ходить и ездить верхом. Готов поспорить, что я способен даже танцевать.

Наклонив голову, Брайони приникла губами к рубцу. Лео затаил дыхание. Желание снова пробудилось в нем. Ее узкая ладонь обхватила его восставшую плоть. Задержав взгляд на прелестной груди Брайони, Лео облизнул пересохшие губы. Боже, наконец-то он увидел ее нагой.

— Я многое знаю о пенисе, — заявила Брайони. — Могу назвать каждую его часть, от пращевидной связки, прикрепляющей его к лобковой кости, до фасции — оболочки, покрывающей этот орган.

— Нет, — ужаснулся Лео. — Только не моя жена. Никогда.

Брайони рассмеялась:

— Итак, ствол пениса состоит из трех цилиндров: двух тесно прилегающих друг к другу трубчатых тел, называемых пещеристыми телами, и проходящей под ними третьей трубки — губчатого тела, вот этого шва, тянущегося вдоль всей длины пениса. — Брайони медленно провела пальцем вдоль взятого в плен жезла Лео. — Кровь поступает через брюшную аорту во внутреннюю подвздошную артерию, проходит под тазовыми костями в половую артерию и заполняет сеть вен, пролегающих в пещеристых и губчатом телах, пенис утолщается и удлиняется до тех пор, пока не наполнится кровью до отказа. Одновременно сокращаются ишиокавернозные мышцы, сжимая основание пениса и перекрывая отток из него крови, что обеспечивают жесткость эрекции, необходимой для проникновения.

— Ах, проникновения…

Брайони лукаво взмахнула ресницами.

— Не желаешь узнать, откуда мне все это известно?

— Нет.

Она снова рассмеялась:

— Занятия анатомией. Атласы и схемы мышечной и кровеносной систем, а также вскрытия.

«О нет, только не вскрытия».

— Я боялся, что ты это скажешь, — простонал Лео.

Брайони нежно обняла его свободной рукой:

— Я всегда считала пенис довольно скучной, утомительной и совершенно бессмысленной вещью.

— Невежество наших образованных женщин поистине ужасает.

— Но теперь я изменила свое отношение к нему. — Брайони улыбнулась почти кокетливо: — Я смотрю на него как на гениальное инженерное творение из плоти и крови.

Лео притянул Брайони к себе и поцеловал. Затем, не выпуская ее из объятий, быстро перевернулся, оказавшись наверху.

— Теперь моя очередь.

— Что ты намерен делать?

— То же, что и ты. Провести научное исследование некоторых частей твоего тела.

— Ну нет!

Лео, весело смеясь, развел колени Брайони, не давая ей сдвинуть ноги.

— Знаешь, о чем я думал, оставаясь один, вдали от тебя? — прошептал он. — Я воображал, как ты лежишь обнаженная под солнцем. — Он лизнул ее розовый сосок.

У Брайони вырвался тихий стон.

— Не под английским солнцем, разумеется, потому что оно слишком скупое и холодное. Где-нибудь на берегу Аравийского моря или на юге Франции. Лучи такие яркие, что способны разбить зеркало вдребезги. И ты, нагая, залитая светом, твои бедра широко раскрыты… — Он развел ее бедра, заставив Брайони снова тихонько застонать. Ее участившееся дыхание — знак желания — звучало для него райской музыкой.

Лео откинулся назад, выпустив Брайони. По телу ее прошла дрожь, но бедра остались распахнутыми.

Она была прекрасна.

Лео с жадностью приник губами к ее лону. Брайони протяжно вскрикнула, тело ее выгнулось дугой. Рот Лео впился в ее плоть, наслаждаясь ее восхитительной мягкостью, ее влажным жаром.

Волна блаженства, вначале робкая, захлестнула ее, подобно огненному валу. Не в силах больше сдерживаться, Лео накрыл ее тело своим и замер, подхваченный бушующим водоворотом наслаждения.

Брайони нежно провела пальцем по лбу Лео.

— Знаешь, о чем я думаю?

— О чем?

— Я думаю, что красота — твое великое несчастье.

— Благодаря ей я завоевал тебя.