– Не совсем так, – сказал Паскаль. – Возможно, он и подталкивал его светлость к выгодным для себя поступкам, но на этот раз падре Меллит говорил мало.

– Откуда ты знаешь? – удивился садовник. – Может, слышал что-то?

– Каждое слово. Леди Элизабет выдают замуж.

– Неужели?! – воскликнул садовник. – А как ты узнал?

– Ее выдают за меня.

Альберт Смит уронил совок и замер.

Глава 5

Лили уже очень долго стояла на коленях перед алтарем в холодной часовне, и на седьмые сутки заточения ей уже было все равно, откуда придет избавление от пытки – даже смерть бы приняла с благодарностью.

Лили прочитала все покаянные каноны, известные Богу и людям, она исповедовалась каждый день и ни разу не пожаловалась на ломоту в спине и ноющую боль в ногах. Не жаловалась Лили и на то, что живот сводило от голода. Она ничего не говорила о ночных кошмарах и о том, как, просыпаясь в холодном поту, она каждую ночь колотила кулаками в запертую дверь часовни, хотя и знала, что ее никто не услышит. И она часами слушала монотонные наставления падре Меллита, вещавшего о смирении и послушании. Лили думала, что ведет себя как святая, но это ей не помогало – она по-прежнему оставалась в заточении.

Услышав, как повернулся в двери ключ, Лили быстро опустила голову. Она узнала падре Меллита по шуршанию рясы.

– Встань, Элизабет, – раздался его голос у нее за спиной.

Девушка повиновалась и поднялась с коленей, едва удержавшись на онемевших ногах.

– Добрый день, падре, – сказала она.

Священник с удовлетворением смотрел на ее бледное лицо.

– Вижу, что твое покаяние приносит добрые плоды, Элизабет. Итак, сегодня я должен обсудить с тобой одно очень важное дело. Сядь.

Лили села.

– Я только что от твоего отца. Он пожелал, чтобы я сообщил тебе о том, что твое венчание состоится в воскресенье.

«Еще три дня. Всего три дня», – с облегчением подумала Лили. А потом этой пытке придет конец и она выйдет на свободу. Мысль о том, что ее якобы отдадут в жены негодяю французу, не очень-то встревожила Лили. У нее было достаточно времени, чтобы все спокойно обдумать, и вывод, к которому она пришла, был однозначен: отец просто решил ее припугнуть. Он никогда и ни за что не выдаст ее за мужчину без приличной родословной и полезных связей. И, разумеется, он не выдаст ее за садовника без роду и племени. Ах, как же она сразу не разгадала замысел отца и падре? Зачем позволила им насладиться ее страхом и отчаянием?

– Ты внимаешь мне, Элизабет?

– Да, падре, – ответила Лили.

– Хорошо. Тогда… – Падре покашлял. – Тогда пришло время дать тебе указания относительно твоих супружеских обязанностей. Твой муж будет ожидать от тебя определенных, – падре снова покашлял, – определенных действий, которые ты должна, как велит Господь, совершить для него.

Лили почувствовала, как жар прилил к щекам, когда она осознала, что именно собирался сообщить ей падре.

– Я думаю, Коффи расскажет мне все, что надо, когда придет время. Но все равно спасибо за заботу, – добавила она на всякий случай.

– Мисс Маккофферти больше нет в Сазерби-Парк, – с ухмылкой заявил падре.

Лили в ужасе уставилась на священника.

– Но она ни в чем не виновата! Это все моя затея!

– Мисс Маккофферти была уволена на следующее утро после вашего возвращения, – продолжал священник. – Лично я считаю, что надо было уволить ее гораздо раньше, но лучше поздно, чем никогда. Мы с твоим отцом сочли, что она уже давно оказывает на тебя дурное влияние.

Лили молча уставилась в пол. Лишившись единственной живой души на свете, которой она не была безразлична, Лили почувствовала себя абсолютно беспомощной. Только Коффи одна и пыталась защищать ее от падре Меллита. Но теперь у падре были полностью развязаны руки, и от этой мысли становилось жутко…

– А сейчас, – продолжал падре, – я приступлю к инструкциям.

Вначале Лили старалась игнорировать монотонный голос священника, поскольку боялась, что не выдержит и умрет от стыда, но затем, впервые в жизни, она вдруг поймала себя на том, что слушает падре Меллита с немалым интересом. Половину из того, что падре говорил, понять было невозможно, поскольку говорил он на невероятной смеси библейских цитат и эвфемизмов. Когда же речь зашла о «стержнях» и «жезлах», а также «могучих крепостях», Лили едва не расхохоталась. Она уже давно изучила человеческую анатомию в общих чертах, однако не была уверена в том, что с азами анатомии знаком сам Падре; судя по его объяснениям, в этой науке он не слишком преуспел.

– …Итак, твой муж разбрасывает семя по твоей плодородной почве… хм… по земле, что принесет его плод. – Падре снова прочистил горло. Щеки его горели, он выглядел раздраженным. – Семя, если на то будет воля Господа, производит ребенка, но не всегда. И по этой причине твой муж может часто желать… желать… сеять семя. Ты поняла?

Лили молча кивнула. Она боялась открывать рот, так как могла бы не выдержать и рассмеяться.

– Вот и хорошо, – кивнул падре. – И помни, что ты во всем должна подчиняться мужу. Впрочем, я уверен, что для тебя все очень быстро прояснится. Оставляю тебя поразмыслить над моими словами. Перед ужином сто раз прочтешь молитву Богородице.

– Поверьте, падре, – сказала Лили, забыв о гордости, – я искренне раскаиваюсь во всем, что совершила. Можно мне спать в моей комнате? А с рассветом я вернусь в церковь…

– Разумеется, нельзя. Ты должна получить наказание сполна.

Резко развернувшись, падре вышел из часовни, и Лили услышала, как со скрежетом повернулся ключ в дверном замке. Лили крепко зажмурилась, стараясь не расплакаться. Потом принялась молиться Богородице, причем молилась по-честному, от души – на случай, если ее молитва все же будет услышана.


Запечатав письмо Дому Бенетарду, Паскаль отложил в сторону бумагу и перо, затем встал и вручил письмо монаху. Тот сразу же убрал его в кожаный заплечный мешок, а Паскаль с улыбкой сказал:

– Спасибо, Жульен, за помощь. Желаю тебе благополучного возвращения домой. – Сказав это, он тяжко вздохнул.

Жульен с сочувствием во взгляде похлопал его по плечу, и Паскаль пробормотал:

– Да, я все понимаю… Я-то надеялся, что исход будет иным, но, как говорит наш аббат, не дано нам понимать волю Господа. Мы можем лишь исполнять Его волю.

Жульен кивнул, затем с вопросительным выражением на лице указал пальцем в сторону часовни.

– Ты про леди Элизабет? Я не знаю, может ли принести какую-то пользу даже целый год молитвенного уединения, если молитва идет не от сердца. Но должен признаться, что суровость наказания меня потрясла.

Паскаль внимательно смотрел, как руки юноши порхали в воздухе, ловко составляя фразы на языке немых.

– Да, ты прав, Жульен. Падре Меллит – опасный человек. Временами у меня вызывают тревогу его теологические рассуждения. Хорошо, что тебе не пришлось их выслушивать, поскольку тебя они привели бы в ужас.

Жульен с улыбкой закивал, а Паскаль продолжал:

– А ты ловкий парень, верно? Ведь и герцог, и его священник – оба уверены, что ты дал обет молчания, хотя ума не приложу, отчего они не догадались, что Дом Бенетард никогда бы не стал отправлять в мир монаха, принявшего такой обет. Как бы там ни было, ты отлично сыграл свою роль. Даже еду тебе приносили в комнату, чтобы не нарушать твое уединение. Жаль, что у меня такой возможности не было и нет.

Жульен улыбнулся еще шире, после чего покачал головой и притронулся ладонью к сердцу.

– Спасибо тебе за сочувствие, друг мой. Я тебе очень благодарен. Знаешь, я все еще не могу поверить, что такое приключилось именно со мной. И все из-за того, что эта сумасшедшая девица забралась на стену аббатства просто из любопытства!

Последовал оживленный обмен репликами на языке немых. После чего Паскаль вновь заговорил:

– Да, я знаю. Конечно же, сумасшедшая. И в ней нет ни капли раскаяния, – продолжал Паскаль, глядя в окно. – Видел бы ты ее лицо, когда ей вынесли приговор. Она тогда расстроилась вполне искренне. Я бы и сам разрыдался, если бы не был так потрясен. Нет, я имею в виду тот момент, когда падре Меллит перечислил список наказаний. Как она откинула голову, как выставила вперед подбородок! Да она бы вызвала на бой и своего отца, и падре Меллита, и самого Господа, если бы ей представилась возможность. – Паскаль пожал плечами. – Судя по всему, мне не просто предстоит вступить в брак с нелюбимой женщиной. Увы, мне придется взять в жены строптивого, упрямого и безбожного ребенка!