– Элизабет, посмотрите на меня. Поверьте, я хотел этого брака не больше, чем вы, но обстоятельства сложились так, как сложились. Может, нам стоит поговорить?

– Поговорить? – переспросила Лили. – А разве вы умеете разговаривать? Мне кажется, вы можете только отдавать приказания и требовать, чтобы все было по-вашему.

– Язык – ваш главный враг, Элизабет. Он уже принес вам немало горя. Неужели жизнь так вас ничему и не научила?

– Научила, мистер Ламартин. Хотя я бы с радостью отказалась от подобных знаний. А вот вы, в отличие от меня, остались в выигрыше.

Паскаль нахмурился и спросил:

– На что вы намекаете?

– Я не намекаю, а открыто говорю, что вы – хитрый расчетливый дьявол. С того самого момента, как вы узнали, кто я такая, вы поняли, какие перед вами открываются перспективы.

– И поэтому вы назвали меня расчетливым дьяволом?

– Да, конечно. Ведь вы специально делали вид, что не понимаете по-английски… Наверное, хотели побольше узнать о том, какие выгоды вы можете получить, женившись на мне.

– Да, понимаю… – кивнул Паскаль. – Теперь, кажется, я вас понимаю.

– Вот и хорошо. Потому что я устала играть в эти игры. Скажите, в какое из моих поместий мы направляемся? Когда вы намерены принять на себя управление всей моей собственностью? Завтра? Послезавтра? Вам предстоит взлететь очень высоко, так что вы наверняка захотите оповестить о своей невероятной удаче всех своих родственников как можно скорее. С вашим-то плебейским происхождением на такое трудно было рассчитывать, не так ли?

Паскаль бросил на жену недобрый взгляд, однако промолчал. А она продолжала:

– Мне думается, я могу рассчитывать на то, что вы не заставите меня нищенствовать. Оставить меня совсем без содержания – это было бы чудовищно несправедливо. Даже мой отец выплачивал мне ежемесячно определенную сумму. Когда же вопрос с моим содержанием будет улажен… Я полагаю, вы поспешите в Лондон, чтобы успеть насладиться столичной жизнью до окончания сезона.

Говоря все это, Лили смотрела в окно, но видела она не живописные зеленые холмы и лужайки, а мрачные картины своей будущей жизни – одинокой и беспросветной. Ей предстояло прозябать где-нибудь в глуши, в то время как негодяй будет прожигать жизнь в беспрестанных наслаждениях, предаваясь всем тем грехам, каким обычно предаются распутники.

– О боже… – со вздохом пробормотала Лили, наконец-то отвернувшись от окна. – Знаете, я уверена: как только о нашем венчании напишут в светской хронике, вы тотчас же станете главной достопримечательностью столичного бомонда – ловкач, сумевший добиться руки богатой наследницы. Нисколько не сомневаюсь в том, что вы с удовольствием станете проматывать мои деньги в борделях и в игорных домах.

Негодяй откинулся на подушки и скрестил руки на груди.

– А вы, Элизабет, и впрямь нечто необыкновенное. Никогда в жизни не сталкивался ни с чем подобным…

– А вы – самый жалкий, самый презренный субъект из всех вам подобных! А я встречала немало презренных субъектов, уж поверьте!

– Не сомневаюсь. У вас талант – вам удается вытаскивать из людей все самое худшее.

Рука вспорхнула в воздух как бы сама собой, но Лили не успела дать мужу пощечину – ее запястье внезапно оказалось в мощных тисках его пальцев.

– Дикарь, варвар, негодяй! – закричала она, пытаясь высвободить руку.

– Элизабет, послушайте меня внимательно.

Паскаль выпустил руку, и она, потирая запястье, пробурчала:

– У меня нет никакого желания вас слушать. Я просто не вижу смысла вас слушать.

– Вы ведете себя так, словно это я во всем виноват. Но в чем же я перед вами провинился? В том, что вы свалились мне на голову, упав со стены, влезть на которую могла решиться только сумасшедшая вроде вас?

– Я не желаю вас слушать! Потому что вы – лжец и негодяй! Хитрый негодяй! Но меня вам одурачить не удалось и не удастся, так что можете зря не стараться! Да, мне пришлось выйти за вас, но я этого никогда не хотела. А все, что я говорила в церкви, – не считается! Я не буду вас почитать, даже не надейтесь! Можете ругать меня, можете бить, все равно ничего у вас не получится.

Паскаль окинул жену снисходительным взглядом, и Лили от этого его взгляда сделалось не по себе.

– Вначале я подумал, что вы, Элизабет, просто невменяемая. Но потом я понял, что дело вовсе не в вашей расстроенной психике. Однако я не уверен, что смогу провести остаток жизни с избалованным ребенком.

– С избалованным ребенком? – переспросила Лили, в недоумении уставившись на мужа. – Как вы смеете говорить мне такое, презренный плебей?!

– Но вы действительно избалованный ребенок, – сказал Паскаль. – И пока вы не станете вести себя как взрослый разумный человек, я буду обходиться с вами как с ребенком. Советую принять к сведению мои слова.

– Мне нет никакого дела до того, что вы обо мне думаете. С какой стати меня должно интересовать мнение какого-то зарвавшегося выскочки! – Лили демонстративно отвернулась к окну.

– Судя по всему, вы тщательно все обдумали, – сухо заметил Паскаль. – И я принимаю ваш выбор, Элизабет. Впрочем, если передумаете, дайте мне знать.

– Я никогда не изменю своего мнения о вас. – Лили вновь повернулась к мужу. – Я вас ненавижу! И буду вечно вас ненавидеть, клянусь своей душой!

– Вы более чем убедительно доказали мою правоту, – сообщил Паскаль, которого, похоже, ее страшная клятва нисколько не впечатлила. – Ладно, пусть будет по-вашему. Жаль, что у вас так мало здравомыслия. Поверьте, в том, чтобы вести себя в соответствии со своим возрастом, есть определенные преимущества. Например, вы могли бы пользоваться уважением окружающих.

– Вы – не мой отец, – пробурчала Лили, явно обидевшись.

– Вы правы, я не ваш отец. И я не имею с ним ничего общего. Как, впрочем, и с падре Меллитом, если не считать религиозной принадлежности. Хотя и в этом вопросе у нас с ним большие разногласия. Не совершайте ошибку, сравнивая меня с любым из них.

– Сравнивать вас? – с презрительной усмешкой переспросила Лили. – Да вы не только распутник, – вы, к тому же, тщеславный, чванливый самозванец! Вы что, всерьез думаете, что я стану сравнивать вас с герцогом… или даже со священником? Да вы просто безумец!

Паскаль провел пальцем по подбородку раз, другой, – да так и остался сидеть, прижав к подбородку указательный палец. Он делал так уже не первый раз, и почему-то этот его жест ужасно раздражал Лили. Она нахмурилась и отвела взгляд. После чего вновь посмотрела в окно, а потом уставилась в пол; она готова была смотреть куда угодно – только не на губы и подбородок этого негодяя.

– Знаете, Элизабет… – сказал он наконец. – Я хотел бы кое-что прояснить раз и навсегда. Так вот, я вовсе не распутник. Даже не знаю, с чего вы так решили… И теперь, когда мы женаты, я был бы вам весьма признателен, если бы вы забыли об этих своих фантазиях.

Лили презрительно хмыкнула.

– Не говорите глупости. Если что и изменилось после того, как вы взяли меня в жены, так это то, что теперь вы получили законное право ко мне приставать. Если верить падре Меллиту, теперь вы можете делать со мной все, что вам заблагорассудится. С молчаливого одобрения Господа…

На скулах негодяя появились красные пятна, и Лили поняла, что ее слова попали в цель, – наверное, даже слишком точно, потому что он вдруг бесцеремонно схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.

– Я пытался проявлять к вам снисхождение, Элизабет. Я пытался вам сочувствовать, но всему есть предел! Вам никогда не приходило в голову, что не только вы оказались в столь прискорбной ситуации? – Он с силой встряхнул ее. – Вам в голову никогда не приходила мысль о том, что из-за ваших безответственных поступков моя жизнь полетела под откос? Вы так убеждены в моем распутном прошлом, что даже представить не можете что-то иное!

Всерьез напуганная гневом мужа, Лили попыталась отстраниться, но у нее ничего не получилось, хватка его была крепкой.

– Вы слышали, чтобы я говорил о том, что хочу с вами что-то сделать?! – в ярости продолжал Паскаль. – Возможно, вы удивитесь, но делать что-либо с вами – это самое последнее, чего я желал бы. С какой стати я должен желать женщину, которую совсем не знаю и которая мне совершенно не нравится?! – Он отпустил ее так же внезапно, как и схватил, словно стряхнул со своих рук что-то омерзительное. – Поверьте, Элизабет, для меня это ненавистная обязанность, от выполнения которой я бы с радостью уклонился.