– Мой брат никогда бы не отправил меня сюда! Вы, должно быть, куда-то не туда поехали…
– Ваш брат дал мне исчерпывающие объяснения, касающиеся местоположения того дома, который он счел нужным нам предоставить. – Паскаль взял жену за плечи. – Вы, Элизабет, – моя супруга, и, следовательно, вы должны вести себя соответственно и подчиняться мне. Ваш брат будет жить в своем доме, а мы – в своем. Я весьма сожалею о том, что это жилище находится в столь плачевном состоянии, но в данный момент я ничего с этим поделать не могу.
– А вам все равно! Вы хотите только одного – держать меня подальше от моего брата. Поэтому вы так ужасно со мной поступаете! – Лили закрыла лицо ладонями.
– Нет, ошибаетесь. – Паскаль отстранил ее руки от лица и заставил жену посмотреть ему в глаза. – Если вы захотите увидеться с братом, я не стану вам мешать. Но для этого вы должны вести себя разумно.
– Жан-Жак – единственный на свете человек, который меня понимает. Я люблю его, и я хочу быть с ним рядом. Что же в этом неразумного? – всхлипывая, проговорила Лили.
– Вы все правильно сказали, но у вас будет много дел именно здесь. Поэтому не рассчитывайте на то, что вам удастся много времени проводить в замке. Как только закончите все домашние дела, можете заниматься тем, чем пожелаете. Но не раньше.
Лили прикусила губу.
– Вы и впрямь негодяй! И я вас презираю! Я думала, вы пытаетесь стать мне другом, но теперь я понимаю: вы всего лишь хотели втереться в доверие к моему брату, чтобы он дал вам работу!
– Чтобы он дал мне работу? – переспросил Паскаль. – Вы действительно так думаете?
– Да, конечно! И ваш план сработал, разве нет? Должно быть, вы наговорили ему про меня гадостей, раз он так со мной поступил.
– Вообще-то я почти ничего ему не рассказывал. Только то, что наш брак был заключен против нашей воли. И прошу вас, Элизабет, хватит об этом.
Лили уставилась на грязный пол.
– Это еще почему? Жан-Жак – мой брат, и я имею право знать, о чем вы говорили.
Паскаль со вздохом откинул со лба волосы.
– Да, вы правы. Мы еще говорили о виноградниках вашего брата и об их состоянии.
– Я вам не верю. Вы чего-то не договариваете. Вы наверняка сказали ему что-то такое… из-за чего он меня отправил в такую развалюху.
– Я сказал только об одном… О том, что мы нуждаемся в собственном жилье. И вот еще что… Как хотите, так и трактуйте мои слова, но ваш брат ясно дал понять, что не хочет, чтобы мы жили с ним под одной крышей. Так что в этом наши желания совпали. Именно поэтому мы будем жить здесь. Придется довольствоваться тем, что имеем. А сейчас… Пожалуйста, поищите свечи. Ночь надвигается, а когда прибудет слуга вашего брата – неизвестно.
Слуга из замка так и не появился. Ни в этот вечер, ни на следующее утро. Лили легла спать на матрасе на галерее, завернувшись в подбитый бархатом плащ, который извлекла из дорожного сундука. «Судя по всему, так мне и придется спать всю оставшуюся жизнь», – думала она, то и дело вздыхая. Негодяй же предпочел спать на соломенном тюфяке, который притащил из амбара и положил перед камином. Ему, наверное, было тепло, а вот она, Лили, всю ночь дрожала от холода и ворочалась. Даже Фасолинка ее бросила, отдав предпочтение теплому местечку у камина рядом с негодяем.
Лили проснулась с занемевшими членами и начинающимся насморком. Проснулась – и тут же уткнулась лицом в бархат, чтобы не видеть все, что ее окружало. Ощущения были сродни тем, что она испытывала, ночуя в часовне, хотя здесь у нее было одно очевидное преимущество: ее никто не держал взаперти. Посмотрев вниз, Лили увидела пустой матрас, куртку мужа на полу, а на этой куртке – свернувшуюся клубочком Фасолинку. В камине же догорали последние угольки.
Лили позавидовала Фасолинке; та, по крайней мере, не мерзла всю ночь. Встав с матраса, Лили потянулась, ополоснула лицо холодной водой из оловянной кружки, оказавшейся рядом с матрасом, затем оделась и быстро спустилась вниз. И она про себя ругала мужа последними словами. Этот негодяй обрек всех на голод и холод, ему не было дела ни до нее, ни до себя самого.
Фасолинка, радостно подпрыгнув, подбежала к хозяйке и уткнулась в ее лодыжки холодным носом.
– Чего тебе? – пробурчала Лили. – А… ты, наверное, проголодалась? Понятно. Убери от меня свой нос. Мне и без тебя холодно. – Лили подошла к буфету и достала остатки от вчерашнего хлеба. – Вот, бери… – сказала она.
Щенок в растерянности смотрел на хлеб.
– Это твой завтрак, – объяснила Лили. – Это еда, понимаешь? А ты чего ждала? Парной говядины?
– Ей было бы понятнее, чего от нее хотят, если бы вы не совали ей весь этот ломоть.
Лили вздрогнула – и обернулась. В проеме двери, ведущей в амбар, стоял ее муж. Он держал в руках еду – и ухмылялся! О, как же ее бесила эта его ухмылка! Но больше всего выводило из себя другое: он вовсе не выглядел уставшим.
– Я… Я всего лишь пыталась ее накормить, – пробормотала Лили.
– Если вы выйдете из дома, то увидите флягу с молоком, которое я надоил у коровы, любезно позволившей мне это сделать. Разломите хлеб на кусочки, затем найдите миску и вымочите хлеб в молоке несколько минут. Миску можно выставить за дверь. Фасолинка слишком мала, чтобы есть хлеб в том виде, в котором вы ей его предлагаете.
Лили не нашла, что сказать, лишь вздохнула.
– Но вначале, – оставив еду на столе, муж вернулся в амбар и сейчас нес в дом дрова, – я бы вышел с ней погулять. Должно быть, ей ужасно хочется в туалет.
– О!.. – в смущении воскликнула Лили. Как же она сама до этого не додумалась?
– Все очень просто, Элизабет. Подумайте, что нужно вам, и примените те же критерии к собаке. Только вначале удовлетворите ее потребности, а потом уже свои. Как вы, наверное, помните, туалет находится за домом. Фасолинке больше повезло, согласитесь! Она может присесть, где захочет, лишь бы не в доме.
– Вы могли бы и сами ее выпустить, когда встали, – проворчала Лили.
– В пять утра? Знаете, я попытался это сделать. Но она проигнорировала мое предложение и снова уснула. Как и ее хозяйка, Фасолинка рано вставать не любит. – Сказав это, негодяй отвернулся и стал разжигать огонь в камине.
Лили же вдруг поняла, что с радостью воткнула бы ему в него тот самый «боевой топор». Но Фасолинка смотрела на нее с такой мольбой, что Лили не стала медлить и побыстрее вывела ее из дома.
Когда Лили вернулась, Паскаль уже приготовил завтрак – яйца и свежий хлеб. Он даже кофе умудрился сварить. Лили посмотрела на стол, потом на своего мужа, потом – снова на стол.
– Как… Как вам это удалось?
– Я встал пораньше и сходил в деревню. – Муж кивнул на миску с молоком. – Поставьте ее у двери.
Лили поставила миску с собачьим завтраком на пол у выхода, а сама села за стол.
– Спасибо, – буркнула она.
– Завтра вы сами можете это сделать, – продолжал Паскаль. – А теперь ешьте, пока яичница не остыла. И холодный кофе пить тоже невкусно. Вчера мы так толком и не поужинали, так что вы, наверное, проголодались. А мне надо осмотреть виноградники. Побудите дома одна, ладно?
Лили очень хотелось сказать, что она отказывается оставаться дома одна, но гордость не позволила ей этого сделать.
– Да, конечно.
– Вот и хорошо. Работы предстоит много, и чем раньше вы к ней приступите, тем лучше. На вашем месте я бы сосредоточил усилия на уборке внутри. В амбаре есть метла и тряпки. Вы ведь знаете, как проделать уборку?
Лили вздрогнула – и уставилась на мужа. Ей хотелось визжать от злости и унижения, но она сдержалась.
– Я, знаете ли, не совсем беспомощная, – проворчала она. – Идите же. Но не думайте, что вас тут будет ждать обед.
– Я об этом и не помышлял. Приятного вам утра. Я все вам расскажу, когда вернусь.
Лили дождалась, когда дверь за мужем закроется, потом швырнула ему вслед оловянную кружку, после чего со вздохом посмотрела на глиняную посуду и на жирную сковородку – все это ей предстояло отмывать. И еще… Снова вздохнув, она обвела взглядом грязный пол, грязные окна, затянутые паутиной, и такие же стены и потолки. Лили вспомнила обо всех тех женихах, которым так и не удалось добиться ее благосклонности. А ведь стоило ей ответить согласием одному из них, и она имела бы ту жизнь, которую заслуживала. Теперь же ее удел – вот это… Но, что хуже всего, Жан-Жак и пальцем не пошевельнул, чтобы ей помочь.
Лили уронила голову на руки и заплакала.