Фасолинка была единственным утешением, и Лили порой часами с ней говорила. Собаке, похоже, это нравилось, и она все время держалась поблизости – грелась на солнышке, когда хозяйка трудилась в огороде, разбитом по настоянию негодяя, или же сидела у очага, если хозяйка, словно рабыня, трудилась в доме. Хорошо, хоть собака была рядом. Пусть даже на сочувствие Фасолинки рассчитывать не приходилось.
– Человеку ведь нужно с кем-то разговаривать, верно, Фасолинка? – сказала Лили, вытирая руки. – Знаешь, порой мне кажется, что даже нудные наставления падре Меллита были лучше, чем эта проклятая тишина. Хотя… Насчет падре я, пожалуй, не права. Хуже него нет ничего на свете. Ну вот, со стиркой покончено. Пришло время прополки. Только на этот раз, пожалуйста, не залезай в салат.
С каждым днем становилось все теплее, и поэтому негодяй уже не волновался из-за того, что заморозки повредят лозу до цветения. Хорошо, что больше не придется слушать его жалобы. Он переживал из-за виноградников так, словно они были ему дороже всего на свете. Уж дороже ее – это точно!
Конечно, ей следовало бы радоваться, ведь он ей совсем не докучал, но ее мучила ревность. Ведь он проводил со своими виноградниками все дни! Когда же возвращался домой – читал о них. Виноград и его болезни – только это его интересовало. А ее миром были прополка, стирка… и слезы. Она бы все на свете отдала – лишь бы вырваться отсюда. Но куда она после этого пойдет?…
Лили вдруг вспомнила о маленьком сундучке – его муж привез из Роуэнз-клоуза, сундучок этот сейчас стоял в углу комнаты.
– Жаль, я не знаю, что он там хранит, Фасолинка, – пробормотала Лили. – Ведь сундучок под замком, а ключ он где-то прячет. Может, там деньги? Нет, едва ли… Если бы он любил деньги, то мог бы иметь их в любом количестве. Потому что все мои деньги – в его распоряжении. Значит, там что-то такое, о чем я, по его мнению, знать не должна, – подытожила Лили, выдернув очередной сорняк. – А может, он там хранит компрометирующие его любовные письма? Это было бы очень на него похоже, верно? Или же… Может, там что-то такое, что изобличает его как жестокого преступника? – Лили помассировала спину, потом вдруг воскликнула: – Наверное, в том сундучке – мертвое тело! Но тело туда бы не поместилось. А что, если порубить его на мелкие кусочки?… Впрочем, нет. Ведь запах же…
Фасолинка радостно завиляла хвостом, а Лили, вздохнув, продолжала:
– Как бы там ни было, нам следует знать: если бы мне удалось найти там что-то такое, что изобличило бы в нем преступника, я смогла бы аннулировать этот чудовищный брак и зажить по-человечески.
Лили мечтательно вздохнула и закрыла глаза. Волшебные видения – мягкие постели и услужливые слуги – тотчас возникли перед ее мысленным взором, и она представила галантных кавалеров, целующих ее ухоженные руки. И ей-богу, она не станет воротить нос, даже если ухажер окажется не в ее вкусе. И еще она каждый день будет закатывать пиры. Много-много вкусной еды – сладости, десерты, сочное мясо!.. Но главное – рядом с ней не будет негодяя!
– Размечтались, да? – послышался над ее головой знакомый низкий голос, и Лили вздрогнула от неожиданности.
В следующее мгновение мир ее фантазий подернулся зябью и исчез, а вместо него перед ней появился муж. Лили безотчетно зажала рот ладонью. О боже! Сколько же времени негодяй тут стоял?… А ведь она, не замечая его, наверное, говорила сама с собой все это время…
– Я… Что вы делаете дома в это время? – пробормотала Лили.
– Очень ласковый прием, – с усмешкой ответил негодяй. – Вообще-то я решил заняться ремонтом дома. Вы стойко терпели мое отсутствие, но сейчас, когда подрезка почти завершена, я решил провести вторую половину дня дома. – Паскаль окинул взглядом коттедж. – Пожалуй, начну со ставень. Несколько гвоздей и болтов, а также свежая краска – это сотворит чудеса.
Лили молча кивнула.
– Но почему вы выглядите так, словно в чем-то провинились? – продолжал Паскаль. – У вас что, любовник прячется под юбкой? Или вы обдумывали какие-то ухищрения, способы избавиться от меня? Должна же быть причина у той блаженной улыбки, что я увидел на вашем лице.
Лили делано рассмеялась. О боже, ведь он почти догадался!
– Вообще-то я думала о мягкой постели, – пробормотала она.
– О, это все объясняет. – Негодяй снова улыбнулся.
– Но для вас-то мягкая постель ничего не значит. Ведь вы, как мне кажется, больше всего любите спать на голой земле.
– О, герцогиня, мне нравится спать под звездами. А если честно… Да, мне действительно нравится спать под открытым небом, когда погода хорошая. Поверьте, это довольно приятно. Вам стоит как-нибудь попробовать.
– Даже не мечтайте! Уж лучше я всю жизнь буду спать на своем комковатом матрасе.
– Да, конечно. При вашем-то упрямстве едва ли вы захотите попробовать что-то новенькое. А я принес угощение. И раз уж погода выдалась такая славная… Давайте поедим на свежем воздухе.
– А что вы принесли?! – оживилась Лили.
– Зайдите в дом – и увидите, – сказал Паскаль, подавая ей руку.
Демонстративно проигнорировав руку мужа, Лили поднялась без его помощи и спросила:
– Так что там у вас?
Паскаль пожал плечами.
– Для пира не годится, но все равно лучше, чем хлеб и сыр.
Лили чуть не расплакалась, когда увидела аппетитный жирный паштет, аккуратно завернутые в вощеную бумагу маринованные телячьи щеки и сиявшую головку салата. Ее ждал настоящий пир, и она не верила своему счастью.
Накрыв стол под раскидистым деревом, Лили открыла бутылку холодного белого вина и, отступив на шаг, залюбовалась своей работой. Идеально! Как в приличных домах! Ну, не совсем, конечно… До приличных домов этому столу далеко, поскольку на нем не имелось скатерти, а вместо хрустальных бокалов были простые стаканы из толстого стекла. Но, как правильно заметил негодяй, эта трапеза была куда богаче ее обычного обеда, состоявшего из хлеба и сыра. День же выдался теплый и солнечный. И Паскаль наконец-то собрался починить ставни!
За углом дома уже раздавался стук молотка – муж принялся за ремонт покосившихся ставней. Но Лили решила, что перед работой ему не мешало бы подкрепиться. Она пошла звать Паскаля к столу, однако, увидев его, забыла, зачем шла. Забыла даже о вкусном паштете – смотрела на мужа, задрав голову и зажав ладонью рот.
Он стоял на верхней ступеньке стремянки. Рубашка же его была перекинута через перекладину, бронзовая от загара спина блестела на солнце, между лопатками текла тонкая струйка пота, а мускулы перекатывались под кожей при каждом ударе молотка.
Лили никогда прежде не видела голую спину, только свою собственную, когда она, чуть ли не сворачивая шею, смотрела на себя в зеркало. Но ее спина не имела с этой спиной ничего общего. Спина Паскаля казалась произведением искусства; он выглядел точь-в-точь, как мужчина на карандашном наброске Леонардо да Винчи, который Лили обнаружила в папке на отцовском столе в библиотеке. Лили забрала этот рисунок с собой, чтобы изучить во всех подробностях в своей спальне, где ей никто не мешал; и она рассматривала рисунок каждый вечер до тех пор, как ее не застукала за этим занятием Коффи. Няня, разумеется, отняла у нее рисунок. Да еще и строго отчитала, долго рассказывая о грехах плоти. Ох, все вокруг только и делали, что говорили ей о грехах плоти! И сейчас Лили наконец-то поняла, почему они это делали. Да-да, она вдруг почувствовала, что где-то в животе, глубоко внутри, возник пульсирующий жар – ощущение было странным, прежде не знакомым, и у нее внезапно перехватило дыхание, и вся она… словно наполнилась каким-то непонятным томлением.
Лили сглотнула вязкую слюну, втайне порадовавшись тому, что падре Меллит ее сейчас не видел. А если бы увидел… Наверное, приказал бы кожу с нее содрать. Что ж, неудивительно, что они с отцом брали к себе на службу одних только уродов. Должно быть, догадывались, что она, Лили, не сможет устоять перед искушением плоти…
Лили со вздохом закрыла глаза, надеясь, что пугающие ощущения отхлынут так же быстро, как и нахлынули. Когда же она открыла глаза, ничего никуда не исчезло. И негодяй был на том же месте, такой же, как и прежде. Ей ужасно хотелось провести ладонями по его спине и почувствовать, как бугрятся мышцы. И еще хотелось…
Тут он вдруг обернулся и посмотрел на нее сверху вниз – возможно, почувствовал, что она его разглядывала.
– Что это с вами, герцогиня? У вас такой вид, словно с вами случилось что-то необыкновенное.