Едва дождавшись, когда дверь за ней закроется, Лили провела дрожащими руками по животу. Да, так и есть – округлился! И грудь побаливала. Она так горевала из-за отъезда Паскаля, что ей даже не пришло в голову, что она, возможно, ждет ребенка.
Лили подошла к полке и вытащила одну из медицинских книг Паскаля. Полистав ее, нашла раздел о вынашивании ребенка и с увлечением погрузилась в чтение. Через некоторое время поставила книгу на место и снова села. Радость, которую она не испытывала уже несколько месяцев, накрыла ее с головой, и душа ее, проснувшись, как будто засияла.
В ней рос ребенок Паскаля. Он был еще совсем крошкой, но он являлся его частью. Лили осторожно погладила живот. Она почти наверняка знала, когда был зачат ребенок.
– О, Паскаль, – сказала она с чувством, – клянусь тебе, что буду любить нашего малыша до последнего своего вздоха. Я никогда его не брошу и никому не отдам. Я всегда буду сама о нем заботиться и буду защищать его от всех невзгод. До самой своей смерти. – Лили вздохнула. – Мне только очень хотелось бы, чтобы и ты мог жить с нами – жить для него. Паскаль, пожалуйста, возвращайся.
Лили подперла щеку кулаком. Ребенку нужен отец. Но как вернуть отца ребенку, если тот заперся в монастыре и даже писем ее не читает? Лили чувствовала себя абсолютно беспомощной.
И тут ей пришла в голову совершенно безумная мысль. Губы ее расплылись в улыбке – она улыбнулась впервые с тех пор, как Паскаль ее бросил. Может, он и сейчас не станет читать ее письма, может, откажется встречаться с ней, – но от собственного ребенка Паскаль не откажется.
Да, план ее был беспроигрышным. Абсолютно беспроигрышным!
Паскаль поднял глаза от книги, услышав, как кто-то скребется в дверь. Настало время ужина, но аппетита у него не было. Жульен не давал ему голодать и приносил еду, – хотел он есть или нет. Паскаль ни с кем не общался; он либо работал в одиночестве в саду, либо находился у себя в келье. А ночь проводил за молитвой в церкви. По-прежнему в одиночестве.
Жульен его понимал, так как по собственному опыту знал, что порой в аду живешь и при жизни. Паскаль по-прежнему не верил в загробный ад, но теперь-то понял: Господь, избавив бессмертную душу человека от адских мук, не защитил ее от страданий, вызванных плотской природой человеческого тела.
Паскаль дождался, когда Жульен уйдет, после чего открыл дверь и, взяв со столика за дверью, поднос с едой, взглянул на пищу безо всякого интереса. Сыр, хлеб, вино… и письмо из Сен-Симона!
Один взгляд на это письмо – и боль вонзилась в него, словно хищные зубы зверя, терзающие беззащитную жертву. Паскаль глухо застонал. Но почему же Жульен на сей раз не выбросил письмо?!
Паскаль снова взглянул на конверт и понял, что адрес написан не почерком Лили, но безусловно женским. Письмо могло быть лишь от герцогини, что и объясняло его присутствие на подносе. Он не давал Жульену указаний возвращать непрочитанными письма от герцогини, поскольку ему не приходило в голову, что она могла ему написать. И действительно, с чего бы? Ведь она должна радоваться тому, что он исчез…
Паскаль глубоко задумался. Было совершенно ясно: герцогиня не стала бы ему писать, не будь у нее на то серьезных причин. Но что же это за причина? Вероятно, с Лили что-то случилось. При этой мысли он в панике схватил письмо и мгновенно распечатал его.
Глаза его бегали по строчкам. Вначале им владел страх, а потом… Он не верил собственным глазам. Письмо казалось сбивчивым и нервным, но не допускало двойственных трактовок.
«Достопочтимый мистер Ламартин,
мне очень трудно писать это письмо. Я долго и упорно сражалась со своей совестью, но теперь вижу, как вас не хватает людям Сен-Симона. И у них есть полное право скорбеть о том, что вас с ними нет. А я не права в том, что не даю вам воссоединиться.
Земля возродилась от вашей заботы не без причины. Эта земля по праву принадлежит вам. Вы – законный сын Сержа и Кристины де Сен-Симон, и по закону о наследовании вы – седьмой герцог Сен-Симон.
Я знаю, что это заявление может показаться вам вздорным, но это – правда, и Мишель Шабо готов поклясться под присягой, что все так и есть. Он исповедовал перед смертью вашу мать, и он же проследил за тем, чтобы вас отдали на попечение Ламартинам для того, чтобы уберечь от моего мужа. Я ничего об этом не знала до того дня, как вы уехали из города – лишь кое о чем догадывалась. Чтобы подтвердить или опровергнуть свою догадку, я пошла к Мишелю Шабо. Он не мог сказать вам правду, но очень настаивал на том, чтобы с вами поговорила я.
Простите меня за то, что не писала вам раньше. Я думала, что смогу хранить молчание, но это стало невозможным. Отец Жан-Жака не любил ни сам Сен-Симон, ни его обитателей. В отличие от вашего отца, который вкладывал в эту землю и в этих людей душу и сердце. А мой сын Жан-Жак безразличен к Сен-Симону. Он не заботится об этой земле так, как должен заботится настоящий хозяин. Но вы – другое дело. Мне не следовало держаться за Сен-Симон ради своего сына. Если вы сможете простить меня, я буду вам благодарна. Но о чем я буду молиться неустанно, – так это о том, чтобы вы нашли в себе силы простить мою дочь. Она страдает.
Ваша сестра во Христе,
Сжимая в руке письмо, Паскаль сел на жесткую койку. Он прочел послание герцогини еще раз, а потом выронил листок, и тот, покружив в воздухе, опустился на пол. А Паскаль, прижав голову к коленям, безуспешно пытался унять боль, пронзившую насквозь, словно острым ножом, его и без того израненное сердце.
Когда же он снова поднял голову, сумерки превратились в ночь. И к этому моменту он уже принял решение. Может, он и законный хозяин Сен-Симона, но он никогда не вернется туда, чтобы заявить права на землю, на которой был рожден.
– Простите, Элизабет, – в который раз сказал Дом Бенетард, – мне бы хотелось вам помочь, но я не могу. Ваш муж выбрал уединение и молчание. И я не позволю его беспокоить.
– Но почему? – не унималась Лили. – Я ведь должна с ним поговорить. Он не отвечает на мои письма. Как еще я могу с ним связаться? Прошу вас, падре, это очень срочное дело. Если бы я могла встретиться с ним хоть бы на несколько минут, я бы все смогла уладить…
– Элизабет, когда ваш муж будет готов поговорить о том, что его мучит, он придет ко мне. И тогда я сообщу ему о вашем визите. А пока будет лучше, если вы вернетесь домой.
Лили была абсолютно убеждена в том, что ей удастся увидеться с Паскалем, и отказ аббата был для нее как гром среди ясного неба. Она шла через арку главного входа, глотая слезы.
– Не надо так сильно расстраиваться, – уговаривал ее отец Шабо, гладя по руке. – Аббат ведь сказал, что Паскаль придет к нему, когда будет готов.
– Но почему он не мог хотя бы сказать Паскалю, что мы здесь?
– Дом Бенетард объяснил, что ваш муж избрал одиночество в качестве средства борьбы со своей болью.
– А как насчет моей боли?! – в гневе воскликнула Лили. – И вообще, как мы оба можем почувствовать себя лучше, если не можем даже поговорить друг с другом? Аббат должен был это понять и сходить за Паскалем.
– После того, как он сказал, что не желает никого видеть, а я вас – в особенности? – веско заметил отец Шабо.
– Это было почти три месяца назад. Но Паскаль ужасно упрям! Как же до него достучаться!
Лили уставилась на высокую стену, разделявшую их с мужем. Возможно, он сейчас находился совсем рядом, может быть, работал в саду. Ведь Паскаль – не из тех, кто целыми днями сидит сложа руки.
Невольно замедлив шаг, Лили снова взглянула на стену. Выходит, эти чертовы камни стали для нее камнями преткновения? Ну уж нет! И не такая уж эта стена высокая… Она ведь уже однажды на нее забиралась. Почему бы не забраться вновь? Возможно, дело рискованное, но ничего страшного. И на этот раз она будет очень осторожна…
– Знаете, отец Шабо… – проговорила Лили, решив сделать так, чтобы отец Шабо оставил ее одну. – Знаете, я хочу немного побыть в одиночестве.
– Да-да, конечно, – закивал священник.
– Я бы хотела прогуляться вокруг стены, – продолжила Лили.
Отец Шабо пристально посмотрел на нее, потом кивнул.
– Ладно, хорошо. А я пока прогуляюсь вокруг церкви. Говорят, там очень красивая каменная кладка.
Лили дождалась, когда священник скрылся за углом, затем подошла к вязу, задрала плащ и юбки и, подтянувшись, повисла на нижнем суку. На этот раз она взбиралась на дерево куда осторожнее. Тогда она не носила под сердцем ребенка Паскаля. Тогда она думала только о лозе Жан-Жака, и Паскаля в ее мире не было вовсе. Тогда от успеха ее миссии зависел только урожай винограда, теперь же на карту было поставлено все – их с Паскалем будущее и будущее ребенка.