– Пока тебя кто-нибудь не купит, – невозмутимо продолжал работорговец, – ты – моя рабыня, невольница купца Абу-Саида Ахмеда аль-Беккара. Ты должна быть во всем послушной и относиться ко мне, твоему хозяину, с глубоким почтением. Для тебя я – Ахмед-эфенди, твой господин. Обращайся ко мне именно так и, прежде чем заговорить со мной, исполняй этот простой ритуал.
Аль-Беккар склонил голову в почтительном поклоне, а затем приложил правую руку сначала ко лбу, а потом – к сердцу.
– Повтори, девушка, – приказал он Джулиане.
Джулиана даже не шевельнулась, а ее горящие неприкрытой ненавистью глаза объяснили работорговцу чувства пленницы лучше всяких слов.
– Я жду, – слегка нахмурившись, проговорил аль-Беккар, и его правая рука угрожающе поднялась вверх.
Испугавшись, что он сейчас ударит ее, Джулиана вскрикнула и бросилась в дальний угол каюты. Она ожидала услышать издевательский смех, но лица всех свидетелей этой сцены почему-то оставались серьезными, а в карих глазах утреннего гостя Джулианы светилась неподдельная жалость. И это испугало девушку больше мрачных взглядов аль-Беккара или каких бы то ни было угроз. Сердце ее внезапно пронзила острая тоска, на глаза сами собой навернулись слезы.
– Поплачь немного, девушка, а когда ты успокоишься, я снова поговорю с тобой, – спокойно сказал аль-Беккар, делая своим спутникам знак удалиться из помещения. – Я давно занимаюсь торговлей красивыми невольницами и знаю, что море слез неизбежно должно пролиться, прежде чем пленница смирится с переменами в своей судьбе. И чем скорее прольется это море слез, тем лучше.
– Нет, никогда, пока, бьется сердце в моей груди, я не смирюсь со своей жестокой судьбой, никогда! – успела крикнуть Джулиана, пока работорговец закрывал за собой дверь.
Она рыдала до тех пор, рока глаза совершенно не опухли от слез, а голова не заболела так сильно, будто ее сдавили железным обручем. Принесли еду, но девушка не притронулась ни к чему, кроме воды. Она мучительно думала лишь о том, как убедить аль-Беккара не продавать ее на невольничьем рынке, а вернуть ей свободу за выкуп. Но как добиться этого? Какие доводы привести, чтобы этот непробиваемый, как скала, человек ее послушался? Ах, до чего же она жалела теперь, что не хотела слушать Стивена, когда он пытался рассказать ей о восточных нравах и хоть немного научить арабскому языку! Почему она была так легкомысленна? Первые две недели плавания ее голова была целиком забита мыслями об Эшли Баррете, а потом, когда они со Стивеном стали близки, ей не хватало дня, чтобы отоспаться и набраться сил к следующей ночи любви. Но ведь она не думала, что, когда окажется среди арабов, рядом с ней не будет ее мудрого и преданного друга!
Вечером аль-Беккар снова появился на пороге каюты. Но вместо того, чтобы продолжить прерванный разговор, он приказал Джулиане, к ее непередаваемому ужасу, раздеться и лечь на ковер.
– Это немного неприятно, но неизбежно, девушка, – сказал работорговец тоном, не допускающим возражений. – Я должен определить, девственница ты или нет. Только тогда я смогу решить, как поступить с тобой дальше.
– В этом нет никакой необходимости, почтенный аль-Беккар, я и так могу вам сказать, что я уже не девственница! – задыхаясь от нахлынувшего ужаса и отвращения, крикнула Джулиана, отступая в дальний угол каюты. Немыслимо: эти отвратительные мужчины будут созерцать ее обнаженное тело, касаться своими грязными руками ее самых сокровенных мест! Нет, этого она допустить не может, лучше умереть. Внезапно в воспаленном мозгу девушки промелькнула спасительная мысль.
– Я не могу быть девственницей, почтенный аль-Беккар, потому что я замужняя женщина, – торопливо заговорила она. – Мой муж – английский аристократ, его имя – виконт Девери, он долгое время был послом моей страны в Стамбуле и в вашем родном Тунисе. Вы могли слышать это имя, потому что Девери пользовался известностью на Востоке и уважением многих государей… Я и на Сардинии оказалась лишь потому, что мой муж направлялся в Стамбул ко двору великого султана, и когда ваши люди напали на меня…
– Замолчи, девушка, – резко оборвал ее работорговец, и его черные глаза угрожающе блеснули. – Ты лжешь, и мне следовало бы хорошенько наказать тебя за это. Но ты просто еще не до конца поняла свое новое положение… Да, я знаю англичанина по имени Девери, – на губах аль-Беккара появилась снисходительная усмешка. – Он действительно служил при английском консульстве в столице нашего великого государства, и наш покойный правитель Селим и нынешний государь Касим-бей оказывали ему редкое для европейца уважение. Но ты, девушка, солгала мне, назвав себя женой англичанина Девери. Мои люди нашли тебя в грязном портовом притоне. Как мог человек, подобный знаменитому посланнику Девери, допустить, чтобы его законная жена находилась в столь непотребном месте?
– Но я оказалась там лишь потому, что поссорилась с мужем и хотела вернуться в Англию!
– Поссорилась с мужем? И он предоставил тебя самой себе? Что за чушь ты несешь!
– Но я., я просто сбежала от него… – измученно пролепетала Джулиана, чувствуя, как силы постепенно покидают ее. Она сама понимала, что ее рассказ звучит слишком неубедительно для человека, воспитанного в мусульманской стране, тем более что ее слова действительно были лишь наполовину правдой!
Аль-Беккар разразился уничтожающим смехом, а уже через минуту в его глазах появились колючие льдинки.
– Что ж, в этом ты, возможно, права. Ты, должно быть, и в самом деле сбежала… сбежала из родительского дома с каким-нибудь словоохотливым прохвостом, а потом он бросил тебя, когда получил то, что бывает нужно мужчине от глупой женщины. Но это мы сейчас проверим. Немедленно снимай с себя всю одежду и ложись на спину! Мне надоело слушать твои лживые речи.
– Нет, нет и нет! – закричала Джулиана, снова отступая от работорговца и готовясь защищаться до последнего. – Никогда, никогда, проклятый изверг, я не подчинюсь тебе! Скорее ты убьешь меня, прежде чем я позволю тебе или твоим чертовым слугам прикоснуться к моему телу!
Сопротивление ее длилось недолго. Двое крепких арабов по приказу аль-Беккара схватили девушку, скрутили ей руки за спиной и поставили ее перед работорговцем. Глаза Джулианы, устремленные на ненавистного араба, метали молнии, но это не могло поколебать непроницаемого спокойствия работорговца.
– Глупая канарейка не может понять, что невозможно улететь из запертой клетки, – насмешливо произнес аль-Беккар. – Напрасно она бьется своими хрупкими крылышками о ее железные прутья. Только испортит свое нежное оперение.
В следующий миг Джулиана испуганно ахнула, потому что работорговец захватил пальцами вырез ее голубого наряда, давно утратившего свой парадный вид. Крепко сжав тонкую ткань, аль-Беккар хотел разорвать платье на две половины, но тут девушка, которой яростное негодование придало сил, резко оттолкнула державших ее рабов в разные стороны и ударила работорговца по руке. От неожиданности аль-Беккар разжал пальцы и отступил от своей пленницы на пару шагов. Но радоваться этой маленькой победе Джулиане не пришлось. Ее тут же снова схватили, а когда она взглянула в побелевшее от ярости лицо работорговца, кровь так и застыла у нее в жилах.
– Негодная дрянь, ты осмелилась поднять руку на своего господина, посмела бросить вызов мне, знаменитому Абу-Саиду Ахмеду аль-Беккару! Ты поплатишься за это, христианская сука! Я научу тебя покорности и почтительному отношению! – гневно прокричал аль-Беккар. Но уже в следующий момент на его лицо вернулась холодная маска устрашающей непроницаемости.
Приказав что-то державшим девушку арабам, он отступил в сторону и, сложив руки на груди, стал наблюдать за происходящим с видом равнодушного зрителя.
Джулиана и опомниться не успела, как оказалась совершенно обнаженной. Затем слуги аль-Беккара бросили ее на ковер, перевернули на спину и крепко прижали к полу ее руки и ноги. Неизвестно откуда рядом появился еще один араб, темный, словно обуглившаяся головешка, и в руках у него девушка с ужасом заметила длинную внушительную плеть. Улыбаясь отвратительной улыбкой, словно чудовище из ночных кошмаров, этот человек нетерпеливо посматривал на хозяина корабля, ожидая, когда тот подаст сигнал.
Джулиана тоже неотрывно смотрела на аль-Беккара округлившимися от смертельного ужаса глазами. О Господи, он собирается приказать своим слугам выпороть ее, но зачем ее уложили на спину?! Неужели аль-Беккар прикажет бить ее но животу, груди или лицу? Что же тогда будет с ней, ведь эти подонки просто-напросто искалечат ее! Во рту у Джулианы стало так сухо, что язык словно прирос к гортани. На лбу выступили капельки холодного пота, а сердце, казалось, навсегда остановилось в груди.