В доме двадцать три по улице Мейпл-Гарденс гости бывали редко. Брайану вполне хватало общения на строительной площадке. Мальчики, Пол и Нейси, никогда не приводили в дом своих друзей, а сейчас работали вместе с отцом. Именно туда за ними заезжали приятели, чтобы выпить в пабе кружку пива.

А всеобщая любимица восемнадцатилетняя Нэн, которой сегодня предстояло начать учебу в университете, тоже не горела желанием приглашать к себе подруг.

Эмили знала, что в школе у ее красавицы дочери была дюжина приятельниц. Она видела, как после занятий Нэн шла по улице в окружении целой толпы. Девочка ходила к подругам в гости, ее приглашали все, но никто из одноклассниц не переступал порога дома двадцать три.

Для Эмили ее дочь была больше чем красавицей. Красавицей Нэн считали все. Когда девочка была совсем маленькой, прохожие останавливались и спрашивали, почему эту светлокудрую малышку не используют для рекламы мыла «Перс»… ну, той самой: «Стань прекрасной леди». Эмили спала и видела, что в один прекрасный день в парке или на улице остановится искатель талантов, увидит точеные черты и безупречную кожу девочки, придет к ним, встанет на колени и предложит то, что изменит ее жизнь.

Ибо Эмили Махон больше всего на свете хотела, чтобы жизнь ее маленькой принцессы полностью изменилась.

Хотела, чтобы у Нэн было то, чего никогда не имела она сама. Не хотела, чтобы дочь вышла замуж за грубияна и пьяницу, как сделала ее мать. Не хотела, чтобы дочь жила в собственном доме как в тюрьме, из которой позволялось уходить только на работу. Эмили читала множество журналов и знала, что девушка с внешностью Нэн может добиться неслыханного успеха. Журналы пестрели фотографиями красавиц, которые стали женами богачей, и симпатичных девушек, во время скачек стоявших под руку со знаменитостями. Конечно, далеко не все эти знаменитости относились к аристократии. Как правило, жены аристократов миловидностью не отличались; в них всегда было что-то лошадиное. Нэн стремилась к такой жизни, и Эмили была готова потратить все свои силы, чтобы помочь дочери достичь своей цели.

Убедить Брайана отдать Нэн в университет оказалось нетрудно. Когда Брайан был трезв, то тоже несказанно гордился своей дочерью-красавицей и считал, что она достойна самого лучшего. Но только когда был трезв.

Этим летом Нэн неожиданно сказала:

— Знаешь, в один прекрасный день он сломает тебе челюсть, и тогда станет слишком поздно.

— Ты это о чем?

— Вчера вечером, когда ни меня, ни братьев не было дома, он ударил тебя. Я знаю.

— Ничего ты не знаешь.

— Для этого достаточно посмотреть на твое лицо. Что ты скажешь людям?

— Правду. Что ночью я встала и в темноте наткнулась на открытую дверь.

— Как всегда? Неужели он будет оставаться безнаказанным до самой смерти?

— Нэн, ты знаешь, как он переживает. После такого он готов достать для каждого из нас луну с неба.

— Это слишком дорогая цена за луну, — ответила Нэн.

А сегодня эта красивая девочка, на которую Эмили смотрела с суеверным страхом, должна была стать студенткой. Брайан был красивым, пока алкоголь не изуродовал его лицо. Да и сама Эмили тоже была недурна собой: высокие скулы, большие глаза… Казалось, дочь унаследовала только их лучшие черты. Ей не достались ни отцовская грубость, ни забитость и вечно виноватое выражение лица матери.

Эмили Махон стояла на кухне и надеялась, что сегодня утром Нэн будет с отцом полюбезнее. Конечно, вчера Брайан напился, но не до такой степени, чтобы набрасываться на людей как собака.

Она ловко перевернула ломтики. Три Полу, три Нейси и четыре Брайану. Ни она сама, ни Нэн утром бекона не ели. Выпивали чашку чая и съедали один тост. Эмили наполнила мойку мыльной водой. Когда мужчины наедятся, она соберет тарелки. Обычно все уходили из дома примерно в одно время, после чего Эмили убирала со стола. Когда она запрет за собой дверь, дом будет выглядеть прилично и останется таким до их возвращения. Тогда никто не станет возражать против ее работы. Из-за этого уже было сломано немало копий.

Во время долгой войны с Брайаном Нэн неизменно поддерживала мать. Молча слушала, как отец говорил: «Ни о какой работе не может быть и речи. Я хочу, чтобы на столе всегда стояла еда. Хочу, чтобы у меня была чистая рубашка». И как мать отвечала, что она может это обеспечить. Просто в доме ей слишком одиноко; она хочет встречаться с людьми и что-то зарабатывать самостоятельно, пусть немного.

Пола и Нейси это не слишком интересовало, но они поддерживали отца, желавшего, чтобы в доме было тепло, чисто и сытно.

Тогда Нэн было всего двенадцать лет, но нарушила равновесие именно она.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — неожиданно сказала она. — Никто из вас ни зимой, ни летом не возвращается раньше шести. К этому времени еда на столе будет стоять всегда. А если желание Эм зарабатывать деньги не помешает ей стирать и наводить чистоту в доме, то из-за чего весь этот сыр-бор?

Ответа ни у кого не нашлось.

С тех пор Эмили работала в магазине при отеле. Ее окружали красивые вещи: хрусталь, лен и сувениры для туристов. Сначала администрация не хотела брать на работу женщину, у которой есть маленькая дочь. Они боялись, что Эмили будет постоянно отпрашиваться. Но она честно посмотрела им в глаза и сказала, что с Нэн хлопот не будет. И оказалась права. Если кто-то и мешал ей работать, то это Брайан. Он либо звонил, либо приходил и задавал идиотские вопросы, касавшиеся вещей, о которых они давно договорились, но пьянство заставило его об этом забыть.

Эмили позвала их, как делала каждое утро:

— Завтрак на столе!

По лестнице спустились сыновья, смуглые, приземистые и выглядевшие более молодыми копиями отца; втроем они напоминали набор игрушек. Потом явился Брайан с окровавленным подбородком, порезанным во время бритья, и посмотрел на жену без всякого удовольствия.

— Зачем дома одеваться как прислуга? Вполне достаточно того, что ты работаешь прислугой в чьем-то паршивом магазине.

— Я надела накидку только для того, чтобы не испачкать блузку, — спокойно ответила Эмили.

— Которая висит в углу и превращает кухню в лавку старьевщика, — проворчал Брайан.

И тут вошла Нэн. Светлые кудри дочери выглядели так, словно она только что вышла из кресла парикмахера, а не вымыла их в раковине собственной спальни. Брайан Махон скупился на удобства, но в спальне его дочери было все самое лучшее. Там имелись раковина и большой гардероб с отделением для обуви. Ничто не могло сравниться с комнатой Нэн. Каждая находившаяся там вещь была выкупом за пьяный дебош. На девушке была красивая голубая юбка, новый темно-синий жакет в три четверти и белая кружевная блузка с сине-голубой отделкой. Казалось, она сошла с обложки журнала.

— Замечательно. Ты ругаешь Эм за то, что она оставила здесь свою блузку. А твои семь рубашек плюс четырнадцать рубашек мальчиков, которые она гладила, не в счет. Они не превращают кухню в лавку старьевщика, правда?

Отец смотрел на нее, не скрывая восхищения.

— Когда ты войдешь в дверь университета, там все ослепнут, — сказал он.

Но комплимент не произвел на Нэн нужного впечатления. Наоборот, раздосадовал.

— Все это неплохо, но мы не обсудили вопрос о деньгах на карманные расходы.

«Интересно, почему она сказала об этом именно сейчас? — подумала Эмили. — Если бы Нэн поговорила с отцом с глазу на глаз, он бы ей не отказал».

— В этом доме еще никто не жаловался на недостаток денег! — Лицо Брайана моментально покраснело от гнева.

— До сих пор эта тема не затрагивалась, потому что, когда Пол и Нейси начали работать у тебя, они начали получать жалованье.

— Точнее, намек на жалованье, — сказал Пол.

— Сколько заслужил, столько и получаешь. Думаешь, в другом месте тебе станут платить больше? — окрысился отец.

Нэн продолжила:

— Лучше договориться сразу, чем просить деньги каждую неделю.

— А что в этом плохого? — поинтересовался Брайан.

— Это унизительно, — коротко ответила она.

Она была права. Эмили тоже испытывала чувство унижения, когда каждую неделю просила у Брайана деньги на домашнее хозяйство. Слава богу, теперь у нее были собственные доходы.

— Сколько тебе нужно? — с досадой спросил отец.

— Не знаю. Я не претендую на многое. В ближайшие три-четыре года мне придется зависеть от тебя. Сколько ты можешь предложить?