Элинор Смит - Неблагоразумная леди

— Ни в коем случае не поощряйте старого Малмфилда, — предостерег он ее в первый раз. — Этот за каждой юбкой увивается.

— Он же мне в отцы годится.

— А его любовница годится вам в дочери. Ваша единственная защита от его посягательств — ваш приличный возраст.

— Не думаю, что в мои двадцать четыре года я старовата для человека под пятьдесят, — засмеялась Пруденс. — А его нынешняя подруга, должно быть, малолетний ребенок?

— Я думал, вы намного старше, — искренне удивился Даммлер, внимательно ее разглядывая.

— Благодарю. Боюсь, уговаривая меня снять чепец, вы имели в виду, что мне следует надеть тюрбан.

— То есть вы моложе меня? — проговорил он, явно пораженный этим фактом.

— Вы никогда мне не говорили, сколько вам лет.

— Бог ты мой, а я-то считал вас намного старше. Какой же я глупец! Мне и в голову не приходило, что вам чуть за двадцать. Но вы действительно кажетесь такой зрелой… и такой очаровательной. Ах, черт! Сюда идет Кларенс.

Пруденс решила, что на их голову свалился дядюшка Кларенс.

— Какой Кларенс? — переспросила она, глядя на приближающегося к ним краснолицего господина с головой, напоминающей ананас.

— Герцог Кларенс, мисс Маллоу, брат принца Уэльского. Тот, что служил на флоте.

— Ага! Новая красотка, Даммлер? — раздался грубоватый голос герцога.

Даммлер представил Пруденс герцогу, и, как только вновь загремела музыка, тот, не спросив согласия, потащил ее на начинающуюся кадриль. Танцор из него был никудышный, он неумолчно болтал, вернее, кричал на весь зал, а по окончании кадрили заставил Пруденс выпить несколько бокалов вина. Даммлер с хмурым видом перехватил их в буфетной.

— Симпатичная девушка, — прокричал герцог. — Она при деньгах?

— Ни су за душой, — ответил Даммлер, с делано грустным видом качая головой.

— У этих симпатичных всегда с деньгами худо. Жаль. — И Кларенс без дальнейших слов удалился.

— У него размолвка с миссис Джордан. Вот он и ищет, не подвернется ли где состояние, — объяснил Даммлер.

— Я вижу, что вы старательно пытаетесь отогнать его от меня. Уж несколько су у меня за душой имеется, — пошутила Пруденс.

— Ему нескольких су недостаточно, чтобы содержать всю эту ораву. Десяток, по приблизительному подсчету, только от Джордан.

— Лично мне кажется, что и пяти за глаза хватит, — ответила Пруденс. — Должен же быть разумный предел внебрачных детей даже для герцога королевских кровей.

В этот момент к ним подошла леди Мелвин, и Даммлер поведал ей о знакомстве Пруденс с герцогом Кларейсом и о ее шутке на его счет. Леди Мелвин, отойдя от них, тут же поделилась ею с мистером Джеймисоном, и вскоре едкие слова мисс Маллоу обошли все общество и были признаны лучшей остротой вечера по той простой причине, что это давало всем хоть какой-то повод обсуждать новое увлечение лорда Даммлера. За вечер Пруденс довелось повидать немало леди и джентльменов из верхов общества. За ужином один молодой человек, который приглашал ее на танец, но получил отказ, потому что все танцы у Пруденс были уже заняты, оказался их соседом по столу. Даммлер вспомнил, что этот молодой человек хотел познакомиться с мисс Маллоу, и не порадовался такому соседству, поскольку он принадлежал к типу людей, вертящихся в свете, которым, в силу их богатства и определенного лоска, все двери были открыты, но от которых он хотел бы держать Пруденс как можно дальше. Даммлер представил его Пруденс, но достаточно сухо, явно не выказывая желание поддерживать беседу. Пруденс поведение Даммлера показалось странным, и, чтобы загладить неловкое впечатление, она сама заговорила с молодым человеком:

— Ваша фамилия Севилья, как город в Испании?

— Верно. Так этот город называют по-английски. Но я не испанец, как сами видите. — И действительно, он был смуглый, но не более чем Даммлер или любой английский джентльмен, занимающийся спортом и много времени бывающий на свежем воздухе. Ему было где-то под тридцать; высокий, с черными глазами, он не отличался особой красотой.

— Интересное это дело — происхождение имен. Моя собственная фамилия Маллоу — это название травы.

— Вас интересуют слова? Да, вы ведь писательница. Даммлер говорил, что вы пишете хорошие романы.

Они немного поговорили, и Пруденс решила, что между ними мало общего. Мнение мистера Севильи было несколько иное: мисс Маллоу относилась к тому типу образованных леди, общество которых могло бы придать ему особый шарм в глазах света. Перед тем как все встали из-за стола, он спросил Пруденс, нельзя ли ему нанести ей визит. Пруденс согласилась, решив про себя, что это не более чем дань вежливости и что они никогда не встретятся.

Была одна дама, с которой Даммлер хотел познакомить мисс Маллоу, а именно с леди Джесси по прозвищу Молчунья. Ему было любопытно посмотреть, как у Пруденс глаза полезут на лоб, когда на нее обрушится поток слов. Перед самым уходом он все-таки познакомил их.

— Милочка, как же я рада познакомиться с вами, — затараторила Молчунья. — Я видела, как вас чуть не угробил наш Билли-Матрос, я говорю о Кларенсе. Вот старый осел! Как вы могли позволить ему танцевать с ней, Даммлер? Кстати, вы слышали? Эта мисс Уикхам показала ему ручкой. Потому он и явился сюда. Ищет новое состояние. Не понимаю, о чем думает парламент? Могли бы повысить ему содержание. Ведь он так много сделал для страны. Я хочу сказать, что кто-нибудь из его отпрысков обязательно выйдет талантом в мать, верно ведь? Дороти само очарование. Она так талантлива.

Все только и говорят о вас, мисс Маллоу. И как же это умно — поставить черту на пяти. У вас очень широкие взгляды, но ведь вы писательница. Ваш брат всегда склонен к свободным нравам. Я восторгаюсь писателями. Хотите, пришлю вам приглашение в Олмак? Там такие славные вечера, да вы и сами знаете. Собираются только сливки. Хетти говорит, что вы в вашей следующей книжке собираетесь отправить героиню на Луну. Непременно прочту. Кстати, я придумала название. Хетти сказала, что с названиями у вас затор. «Девушка на Луне» — вот как вы ее назовете. Ну не замечательное ли название? Вроде «Человека на Луне». Как твоя пьеса, Даммлер?

Даммлер слишком хорошо знал леди Джесси, чтобы пытаться вставить слово. Просто подождал, когда та сама все выложит про его пьесу. И Молчунья, разумеется, это сделала.

Когда она наконец отошла от них, Даммлер вопрошающе посмотрел на мисс Маллоу.

— Я несколько недель ждал, что вы скажете о ней.

— Вам бы хотелось услышать от меня меткое словечко, чтобы разнести по всему свету? Не дождетесь. Вы собираетесь в Олмак?

— Не исключено.

После успеха Пруденс на этом балу приглашение в Олмак, о котором еще несколько месяцев назад она могла только мечтать, было не так уж важно. Олмак был чопорным аристократическим клубом, но там собирались все сливки общества. Попасть туда было уделом немногих, так что получить приглашение в Олмак кое-что значило.

По дороге к дому мистера Кларенса Даммлер сказал:

— С тех пор как я предоставил Шиллу самой себе, пьеса пошла легче. Надо прислушиваться к вашим замечаниям. Завтра ни ногой из дома, поработаю.

Пруденс истолковала эти слова на свой лад в том смысле, что завтра они не увидятся, и сообщила, что тоже собирается поработать.

— Как вам бал? — поинтересовался Даммлер, подавая руку, чтобы помочь ей выйти из кареты.

— Мне ужасно понравилось.

— Вы рады, что я уговорил вас снять чепец?

— Очень рада. — Она зевнула, глаза у нее слипались. Пруденс не привыкла бодрствовать в три часа утра.

— Я вижу, мисс Маллоу, столь позднее время для вас непривычно. Осторожно, не то ваш дядюшка завтра заставит вас позировать, чтобы написать круги под глазами.

— Ну что вы, его талант в том, чтобы замазывать изъяны. Он хочет теперь написать меня без чепца. Спокойной ночи, лорд Даммлер. Спасибо вам за все.

— И вам тоже, мисс Маллоу.

Он повернулся и сбежал по ступенькам, перепрыгивая через две, затем сел в карету и помахал ей рукой. Это была прекраснейшая ночь, и все же, когда он уехал, Пруденс почувствовала какое-то разочарование. А чего, собственно, она ожидала? Даммлер вел себя как истинный джентльмен. Вот именно. Наверное, он не вел бы себя так, если бы относился к ней не просто по-дружески. Вот так он мог помахать рукой, прощаясь с мужчиной, с которым проводил время. «Что за глупые мысли, мисс Пруденс? — упрекнула она себя. — Вспомни, во имя какой добродетели тебя назвали таким именем».