— Вижу, ваш приятель Даммлер сегодня здесь, — бросил Севилья, заметив ее взгляд.
— Да. А кто эта леди с ним, вы знаете?
— Одна из белокурых птиц, та или иная, не важно, — небрежно сообщил он, оценивающим взглядом посмотрев через лорнет на спутницу Даммлера и стараясь не показать Пруденс, что он проявляет интерес к Сайбл, которую сразу узнал.
— Но не из лебяжьего рода, надеюсь, — отозвалась Пруденс, недоумевая, каким красителем девушка добилась такого удивительного цвета волос.
Севилья громко расхохотался. Она с удивлением посмотрела на него и не поняла, в чем дело.
— Однако вы уж скажете, мисс Маллоу, как припечатаете! Но в самую точку. Ну и оригинал же вы!
Сама Пруденс не видела в своих словах ничего достойного внимания и с недоумением выслушивала восхищенные возгласы целой компании джентльменов, которые заглянули к ним в ложу и которым Севилья передал ее слова. Все нашли их настоящим перлом острословия.
Неожиданное нашествие в их ложу не ускользнуло от внимания общества. Леди Мелвин, одна из присутствующих в ложе Даммлера, указала ему на их ложу, но, когда он бросил взгляд в их сторону, Пруденс оживленно разговаривала с гостями.
— Если меня не обманывает зрение, это мисс Маллоу с нашим набобом, — сказала Хетти, направляя лорнет на ложу Севильи. — Совершенно верно. Как же она мила, когда улыбается! И в окружении этих старых ловеласов. Это все дружки Севильи. Странная компания для мисс Маллоу, что и говорить. Высоко же она взлетела.
— О, да там и Барримор. Однако. Еще не хватало, чтобы Севилья познакомил ее с ним, — нахмурившись, пробормотал Даммлер.
— Может, стоит тебе навестить их до конца антракта?
— Еще чего! Ты хочешь, чтобы я придал всей этой сцене некоторую респектабельность? Боюсь, это будет иметь обратное действие.
— Твоя правда. И вообще, от добра добра не ищут. Бежать от одной звезды к другой. Кому это понравится. Сайбл, во всяком случае, от этого в восторге не будет.
— Мисс Маллоу не то же, что… — Он перевел взгляд на свою яркую спутницу, которая капризно надула губки, недовольная тем, что он отвлекся от нее.
— Лучше придумай, что скажешь, когда увидишь ее. Думай, голова.
— Благодарю за совет, — бросил Даммлер, еще раз взглянув на противоположную ложу, и повернулся к своей белокурой красавице.
Перед сном Пруденс устроила ревизию своего душевного хозяйства. Проведя несколько часов в веселой компании Севильи, она тут же забыла о нем, и все ее мысли сосредоточились на другом. Ее чувства к Даммлеру начинали выходить за разумные пределы. Однако Даммлер, очевидно, предпочитает непревзойденных красавиц типа той, что она видела сегодня в театре. Недаром весь свет только и говорит о том, что женщины от него без ума. Как может она даже в мыслях позволить себе надеяться, что он испытывает к ней нечто большее, чем чисто дружеские чувства? Об этом не может быть речи, и все было ясно с самого начала.
На следующий день Пруденс снова была осчастливлена визитом Даммлера. За окном моросило, и она решила, что прогулки сегодня не будет.
— С головой в работе? — проговорил он, видя, что она сидит за столом и пальцы у нее в чернилах. — Сколько бы дитя ни резвилось, а чуть простынет след последнего гостя, сразу за работу. Глядя на вас, я думаю, что и мне надо научиться такой усидчивости.
— Не все же повесничать, — ответила она, состроив мину, ни на йоту, по ее мнению, не выходившую за рамки чисто платонических отношений.
— Вы на полпути в ад, миледи, — парировал Даммлер, погрозив ей пальцем и широко улыбаясь. — Якшаться с набобами, как бы на бобах не остаться, а?
— Что я слышу? Мы предпочитаем говорить то, что не можем написать.
— И поем то, что не можем высказать.
— Как поживает Шилла? Погоня в самом разгаре?
Он сел, небрежно развалившись в кресле, чего, подумалось ей, не сделал бы, если бы хотел произвести впечатление на понравившуюся ему женщину.
— Напрасно мы вообще дали ей волю и позволили бежать. Она теперь оказалась в караване с безрассудными людьми, а как Уиллсу вывести на сцену дюжину верблюдов, ума не приложу.
— Но самое интересное будет за сценой, не так ли?
— Черт побери, должно же что-то и на сцене происходить. Она стала такой бесстыдной, что любое ее движение — верх неприличия, но нельзя же два часа показывать на сцене, как Могол заламывает руки и воет от злости. Видно, придется возвращать ее в гарем и начинать все сначала. Но как-нибудь я перенесу ее в роман и дам ей разгуляться во всю прыть. Я слишком полюбил ее, чтобы так просто от нее отказаться.
— Это, простите, вторжение на мою территорию. Смотрите, а то я введу Кларенса в пьесу или поэму.
— Отличная идея, но вы заговариваете мне зубы, а я к вам с нотой. Да-да, с обличительной нотой, мисс Неблагоразумная. И не делайте большие глаза, милочка, вам это не поможет. Вам, должно быть, и самой известно, что вчера в опере вы наделали немало шума, и весь Лондон только и судачит о вас.
— Что вы такое говорите? — произнесла Пруденс, радуясь, что он был невольным свидетелем ее звездного часа.
— И я — я пал жертвой вашего змеиного язычка. Моя белокурая приятельница вне себя от бешенства: она больше всего на свете гордится своими белокурыми локонами. Можете быть уверены, до ее ушей дошла ваша острота.
— Какая острота? Что я такое сказала? Я только…
— Я прекрасно знаю, что вы сказали и что хотели сказать.
— Я только хотела сказать, что она красит волосы.
Даммлер выпрямился и пристально посмотрел на нее.
— Не заговаривайте мне зубы, я вас насквозь вижу, — сухо проговорил он. — Вы это сказали очень тонко, не спорю, но вы назвали ее птицей низкого полета. Мы все знаем, что к чему, но стараемся соблюдать приличия. Есть вещи, которые в приличном обществе не называют своими именами. Белокурая красавица — это титул наподобие принцессы или проститутки; скорее в последнем значении, если вы улавливаете, что я имею в виду.
Пруденс была потрясена услышанным, но попыталась не показать виду, поскольку давно уже решила быть на уровне своих новых знакомых. Однако потрясение было слишком сильным, чтобы его удалось скрыть.
— Понимаю, — сказала она.
— Я вас разочаровал?
— Что вы! — воскликнула она. — С какой стати?
— Что правда, то правда. Я никогда не уверял вас, что я святой. Ах, Пруденс, и зачем я вас повстречал? Из-за вас у меня пробуждается совесть. А я думал, что разделался с этой химерой. Я чувствую себя таким же мерзавцем, как в юности, когда однажды напился, а мама два часа плакала.
— Но я-то не плачу, — рассмеялась она, видя его детское отчаяние, а также радуясь отчасти из-за того, что он нечаянно назвал ее по имени. — Я только удивлена, что вы появляетесь в общественном месте с такой женщиной.
— Все так делают. Половина женщин вчера в опере была из их числа. Лично я не считаю, что они менее респектабельны, чем замужние женщины, изменяющие мужьям. Они, по крайней мере, не лицемерят. Да моя белокурая красавица многим даст фору. Любовники у нее из самого высшего общества, и всегда только один, в отличие от замужних матрон, у которых их всегда два, если не три или четыре. Нет уж, лучше иметь дело с белокурой красавицей, чем с замужней женщиной. Это вне всякого сомнения. Можете не согласиться с моей логикой, но опровергнуть мои доводы вы не сможете.
— Я и не собираюсь. В ваших словах есть смысл, но, мне кажется, предосудительны всякие отношения подобного рода. Вы строите приют для падших женщин и в то же время способствуете их падению. Вот воистину правая рука не ведает, что творит левая…
— Пруденс, мы говорим о совершенно разных вещах. Эти несчастные девочки — несовершеннолетние, даже не понимающие, во что их ввергают… А моя белокурая красавица — куртизанка, любовница джентльменов; это совершенно другая история. Они прекрасно знают, что делают, и сознательно выбирают такую жизнь, потому что не хотят работать. Они любят праздность и роскошь, и у них есть красивое тело, которым все это можно купить, и они им торгуют. Это чисто деловое предприятие.
— Ладно, готова уступить, прежде чем вы убедите меня, что я последняя негодяйка, потому что не хочу продавать свое тело, чтобы помочь дядюшке оплачивать счета.
— Ну нет, так далеко я не захожу, — откликнулся Даммлер, закидывая голову и заливаясь смехом. — Нет, подумать только: я пришел, чтобы читать вам лекцию! Надо же договориться до такого: я пытаюсь подбить вас пойти на панель. Мы — леди Мелвин и я — не одобряем вашей интрижки с набобом.