Лора Бальс - Недотрога для одиночки

- Конечно! У тебя же были дела поважнее!

Она тоже посмотрела на злосчастную розу, и наконец перестала изображать, будто ничего не понимает.

- Глеб, это…

- Вошла во вкус? – едко поинтересовался он. – Стоило распробовать прелести жизни, сразу на приключения потянуло? А как же «мне никто не нужен, никогда»? Где эта монашенка, а?! Забыла уже?!

- Глеб…

- А Глеб – старый дурак, да?! Которого можно запросто взять и кинуть?! Так я тебя огорчу…

- Да что я такого сделала?! – громко выкрикнула Соня, заставив его осечься от неожиданности. – Глеб, это просто цветок! Если бы мне на восьмое марта в рамках социальной акции где-нибудь в метро тюльпан подарили, ты бы тоже на меня орал?!

Он криво усмехнулся, не пряча издёвки.

- Хочешь сказать, это было социальная акция?

- Нет, - уже тише отозвалась Соня. – Какой-то парень хотел познакомиться. Мы поговорили минут десять, только и всего.

- Какой-то парень? – передразнил Глеб. – Что ж так неласково? Тут ты не стесняешься, - он брезгливо кивнул в сторону её телефона, который успел изучить, пока девчонка плескалась.

В списке контактов был новый номер, причём даже не замаскированный какой-нибудь лживой нейтральной подписью типа «салон», «массаж» или тому подобное.

- Марку-уша, - зло процитировал он. – Маркуша!

На лице Сони отразилось замешательство. Видимо, к такому разоблачению она самонадеянно не была готова.

Глеб выхватил из вазы проклятый цветок – нужно было занять руки, чтобы не вцепиться девчонке в шею.

- Глеб, это… Я забыла посмотреть… стереть… - растерянно залепетала она.

Значит, решила выкручиваться до последнего. Противно. А ещё противнее, что ненормальная, неподконтрольная тяга к ней лишь вспыхнула сильнее при мысли о возможной утрате. Не меньше, чем придушить, ему хотелось закрыть этот лживый рот поцелуями, швырнуть её на постель и брать до умопомрачения, так, чтобы ходить потом не смогла…

- Он сам внёс свой номер… Так получилось. Я не собиралась звонить, просто удалить забыла…

- Интересно у тебя получается, - сквозь зубы выдавил он. – Ты каждому встречному телефон подаёшь, да? Вместо руки для пожатия? Вдруг кто-то захочет что-нибудь написать, номерок оставить…

Тонкий стебель цветка с тихим хрустом сломался пополам. Глеб сложил части, и уже целенаправленно переломил снова, потом ещё и ещё, хоть так пытаясь выплеснуть разрывающую изнутри ярость.

- Что ты делаешь?! – звонкий взволнованный крик ударил по ушам.

Девчонка сорвалась с места, схватила его за руки. Глеб скривился.

- Жалко?

Но она не взглянула на упавшие к ногам ошмётки. Вместо этого сделала то, чего он точно не ждал, даже предположить бы не смог. Поднесла его ладони к лицу, разглядывая оставленные шипами следы, осторожно подула.

- Ну что ты делаешь?.. Я что такого сделала? – склонилась ниже, покрывая его руки лёгкими невесомыми поцелуями. – Зачем вот так, больно же…

Глеб тяжело перевёл дыхание. Голова шла кругом. Этот прерывистый шёпот, это беспокойство казались настолько искренними, убедительными!.. Но разве «Маркуша» и сохранённый номер – не убедительно?

- Всё, прогулки закончились, - уведомил он. – Больше никаких подружек и ресторанов, ясно? Захочешь увидеть мать – можешь позвать сюда. Вздумаешь жаловаться – и этого не будет. Поняла?

Соня отступила на пару шагов, выпустив его руки. Посмотрела как-то недоверчиво, словно сомневалась, что он говорит всерьёз.

- Глеб, ты… Ты с ума сошел? Я не комнатная собачонка, я человек! Я хочу быть с тобой, но я так не могу! Если ты…

- Хочешь? – перебил он. – Хорошо. Убеди меня.

Она непонимающе моргнула, подняла брови.

- Как? Я пытаюсь объяснить…

- Раздевайся.

Она растерянно попятилась, и Глеб снова зло усмехнулся. Вот, значит, как.

- Но… За стенкой Валентина Григорьевна, вдруг она…

- То есть ты сейчас беспокоишься о чувствах моей матери? Хорошо. Пойдём!

Не желая выслушивать новые отговорки, он схватил девчонку за руку и, не особо церемонясь, потащил за собой.

Он грубо проволок её по коридору, не обращая внимания, что ей приходится почти бежать, чтобы успеть за его шагом. Втолкнул в свою спальню и демонстративно запер дверь на замок.

- Теперь тебе ничего не мешает? Раздевайся.

Перед ней, казалось, стоял совсем незнакомый, чужой человек. Так колко и холодно он не смотрел даже тогда, когда они виделись впервые, когда она была не больше чем провинившейся официанткой, вызванной «на ковёр».

Соня медленно потянулась к пояску халата. Руки мелко подрагивали и никак не могли правильно подцепить узел. Глеб смотрел, не моргая, неподвижно стоя в нескольких шагах от неё.

Соня сама не знала, зачем подчиняется. Что хочет этим доказать. Или, скорее, наказывает саму себя. За глупость, за наивность. Сама ведь выпустила джинна из бутылки.

Наконец пояс поддался. Она скинула халат; не дожидаясь понуканий, избавилась от белья. Вдоль позвоночника пробежал холодок и осел где-то возле сердца болезненно-острой льдинкой.

- Ложись, - последовало очередное сухое распоряжение.

Дыхание перехватило, будто он её ударил. Соня до последнего не ожидала чего-то подобного. Даже сейчас не могла поверить, что мужчина, который ещё вчера был таким чутким, ласковым, который так бережно, с пониманием отнёсся к её страхам, не забывшись даже в пылу страсти или спросонок – теперь собирается за что-то наказать её вот таким изощрённым способом. Целенаправленно хочет как можно сильнее задеть душу, перечеркнуть её светлые воспоминания, сделать как можно больнее.

- Я что-то непонятно сказал? Ложись на кровать.

Все чувства в ней словно вдруг кто-то выключил. Соня послушно, как робот, шагнула к постели. Без страха, без протеста – без хоть каких-то эмоций.

Что ж. Пусть будет вот так. Она не станет сопротивляться, просить или снова что-то доказывать. Пойдёт до конца. Увидит, до чего способен дойти этот человек, которого она уже наивно считала близким, почти родным, которому поверила. Увидит и избавится от ненужных иллюзий.

Соня опустилась спиной на прохладное, немного колючее покрывало. Закрыла глаза. Сбоку послышался шорох снимаемой одежды, и опустевшее, как ей казалось, сердце снова болезненно дрогнуло. Оказывается, в нём ещё жили остатки надежды. Надежды, что вот-вот это безумие закончится, и перед ней окажется прежний Глеб. Наверное, на самом деле поэтому она не сбежала сейчас. Хотела, чтобы он сам опомнился, чтобы их отношения остались прежними. Верила…

Матрас прогнулся под тяжестью мужского тела.

- Смотри на меня.

Соня послушно подняла веки, но перехватить его взгляд не получилось – перед глазами всё расплывалось, хотя слёз не было. Она различала только тень, нависший над ней силуэт.

Глеб, кажется, долго вглядывался в её лицо, будто хотел высмотреть что-то, понятное ему одному. Почему-то медлил, не трогал её, даже мимолётно.

И вдруг с судорожным свистящим выдохом отстранился, витиевато выругался. Отодвинулся на край кровати, одной рукой стиснул покрывало, другой вцепился себе в волосы, несколько раз тряхнул головой.

- Чёртова девка! Что ты со мной проделываешь?..

Соня шевельнулась, приподнимаясь на локте, но её порыв был тут же пресечён.

- Лежи тихо.

Сейчас голос звучал не холодно, не зло и не равнодушно, скорее как-то устало.

Вес переместился. Теперь Глеб сидел в изножье, а ещё через несколько мгновений Соня ощутила прикосновение к стопам. Он гладил её ноги. Медленно скользил пальцами, массировал, выводил одному ему известные узоры, постепенно поднимаясь всё выше. Когда добрался до колен, к рукам присоединились губы – настойчивые, ищущие и жадные в противовес касаниям.

Больше не было произнесено ни слова, и Соня терялась в догадках, что всё это значит. Но ничего неприятного не происходило, и напряжение понемногу начало отступать. И тем сильнее её захватывали, подчиняли физические ощущения.

Соня сама не заметила, как начала дышать часто и глубоко, как чуть согнула и отвела в сторону ногу, открывая доступ к внутренней стороне бёдер. Дождавшись желанных ласк, не сдержала короткого вскрика, скомкала покрывало. Бесконечно нежные, трепетные – будто она была божеством, которому поклоняются – поглаживания чередовались со страстными и жёсткими, на грани болезненного, поцелуями. Соня прежде не подозревала, что подобный контраст может настолько сводить с ума, пробуждать дрожь наслаждения во всём теле и заставлять отчаянно жаждать большего.