Однако жизнь внесла свои коррективы. Сначала Соню мучил тяжёлый токсикоз, потом стали отекать ноги и болеть спина. Она пыталась храбриться, но тут уж Глеб настоял на своём и запретил ей утомляться. Точнее, уговорил этого не делать. В университете ей без лишних разговоров разрешили свободное посещение, и у Сони просто не оставалось причин упорствовать.

Стоило заметить, её вездесущий приятель Воронецкий тут оказался полезен. Раньше Глеба немало раздражало, что Соня продолжает это общение и, главное, выполняет контрольные и другие задания за двоих, позволяя наглому юнцу себя использовать. Но когда помощь понадобилась уже Соне, тот неожиданно не удрал, а принялся доказывать, что в самом деле умеет дружить.

Последние полгода он почти что выполнял при Соне роль секретаря. Держал её в курсе университетских новостей, передавал преподавателям её работы, привозил конспекты.

Откровенно говоря, Глеб уже привык к их своеобразному приятельству, хотя иногда по инерции продолжал демонстрировать недовольство.

- Ты можешь объяснить Валентине Григорьевне, что я всего лишь беременна, а не тяжело больна? – снова заговорила Соня, удобно устроив голову на его плече. – Последнее время она мне вообще ничего не разрешает делать, даже посудомоечную машинку загрузить! Мне неудобно, что она одна всем занимается.

- Если неудобно, можем нанять кого-нибудь на ежедневку. А тебе и правда нужно отдыхать.

Соня потянулась, разминая поясницу.

- Отдохну я только после родов, это факт. Для моего тела сейчас не существует удобного положения, так что нет большой разницы, бездельничаю я или занимаюсь чем-то полезным.

Он собирался ответить, но протяжный сдавленный Сонин стон заставил забыть все мысли.

- Что случилось?

- Не знаю… - Соня настороженно замерла, прислушиваясь к себе. – Кажется… Нет, вроде ничего.

Но через несколько часов они уже мчались в роддом.

Глеб никогда ещё не чувствовал себя настолько беспомощным. Одно дело испытывать бессилие, когда дело касается тебя самого, и, как оказалось, совсем другое, когда больно и трудно его любимой солнечной девочке, а он ничем не способен помочь.

- Вы только уколите ей что-нибудь, чтоб ей не больно было! – выпалил он, едва завидев врача. – Только сразу! Немедленно, что вы топчетесь?! Ты врач или кто, не видишь, ей больно!

- Глеб, всё в порядке, - подала голос Соня, слабо улыбнувшись. – Правда, всё хорошо.

Она на несколько секунд сжала его руку, словно это он сейчас больше всех нуждался в поддержке.

А потом он целую вечность ждал, меряя шагами больничный коридор. Кто-то из персонала несколько раз пытался предложить ему отдохнуть или вовсе поехать домой до утра, но после того как он сорвался и наорал, сгоряча пообещав организовать массовое увольнение, его наконец предоставили самому себе.

Глебу казалось, что он сойдёт с ума, стоит только прекратить бессмысленные монотонные метания. Не выдержит неизвестности и острого страха за Соню. Сейчас он вовсе не думал о ребёнке. Только о ней. Как она, такая маленькая и нежная, переживёт это испытание? Дали ли ей обезболивающее, подействовало ли оно? Когда, наконец, всё кончится, и он своими глазами увидит жену, убедится, что всё в порядке?!

Он не сразу понял, что к нему снова обращаются. А потом какое-то время не мог уловить смысл слов – волнение подействовало.

- Мальчик у вас, три семьсот, - только когда медсестра повторила это в третий или четвёртый раз, до Глеба всё-таки дошло.

- Соня…

- Мамочка отдыхает, завтра можно навестить.

Соня встретила его сияющей улыбкой. Она чувствовала себя хорошо и уже рвалась домой.

Глеб, как завороженный, не мог отвести глаз от своей жены и своего ребёнка. Соня, умиротворённая, довольная, прекрасная, казалась ему сейчас одной из древних богинь-матерей. Был бы художником, точно взялся писать портрет.

А младенец… Пожалуй, Глеб только сейчас в полной мере почувствовал, что стал отцом. Что на свет появился человек, неразрывно и безусловно связанный с ним. И с Соней. Живое следствие их союза, их любви. Это казалось почти волшебством.


Ещё два года спустя

Соня с наслаждением вдохнула поглубже свежий морской воздух.

- Хорошо у вас. Давно так не отдыхала.

- Приезжали бы почаще, - искренне отозвалась Инга. – Ты же знаешь, мы вам всегда рады. И девочки к Мише привязались.

Дочки Ветровых действительно охотно взяли на себя роль нянек. Первые несколько дней Соня волновалась, уверенная, что за ними самими ещё стоит присматривать, и ни на минуту не отходила от сына. Однако потом расслабилась. Впрочем, из виду детей они с Ингой всё равно старались не выпускать.

- Тебе проще, у тебя девочки, - продолжила она начатый утром, но прерванный из-за появления мужчин разговор. Теперь Глеб с Феликсом остались на террасе потягивать домашний сидр, а они с Ингой решили прогуляться вдоль моря и могли поболтать от души. – С такими мужчинами, как наши, сыновей растить трудно. Сыновьям с ними трудно. Это дочки у них принцессы, а мальчики должны соответствовать отцу. Глеб уже сейчас выбирает, в какие секции записать Мишу, когда подрастёт. Боюсь, потом начнёт давить авторитетом, требовать результатов.

- Да не переживай заранее, притрутся. Глеб Мишку любит, это сразу видно. Значит, договорятся. Может, у Мишани вообще характер будет отцовский, тогда и беспокоиться не придётся. А даже если и твой – тоже в обиду себя не даст!

Соня улыбнулась. Она и сама уже рассуждала примерно таким образом, но приятно было поделиться волнениями с подругой и услышать что-то подбадривающее.

Глеб на самом деле обожал сына. Правда, отцом при этом оставался строгим, но отношений с ребёнком это не портило.

- А как с делами? – поинтересовалась Инга. – Глеб не подумывает завязать с этим бизнесом и взяться за что-нибудь другое.

Соня покачала головой.

- У нас есть две вещи, которые не обсуждаются – работа Глеба и вопросы безопасности. Тут он всё сам решает и ничьим мнением не интересуется. Но, знаешь, я уже привыкла. А Миша вообще другой жизни не знает, так что его охрана и предосторожности не должны когда-нибудь смущать.

Инга кивнула, потом усмехнулась каким-то своим мыслям.

- Он и так сильно изменился. Никогда не думала, что суровая глыба Молотов способен о ком-то заботиться от души и даже забыть про приказной тон.

- Он замечательный муж! – Соня мечтательно посмотрела вдаль, бережно перебирая в памяти самые счастливые моменты их совместной жизни, которых за несколько лет накопилось уже немало. - Я даже не думала, что можно быть такой счастливой.

* * *

- Мы договорились, что она выйдет только на полставки! – возмущался Глеб, оставшись с другом наедине. – На полдня, понимаешь. И что? Нет, она действительно возвращается домой к обеду. А потом включает скайп – и понеслось! Наловчилась консультировать и так, говорит, если контакт налажен, то всё нормально. Я вообще был против, чтобы она работала в этом кризисном центре для пострадавших женщин. Вот зачем, а? Соня впечатлительная, каждой историей проникается, а туда с такими биографиями приходят…

Феликс сочувственно кивнул. Он знал Глеба уже больше двадцати лет и как никто другой понимал, как тому непросто давать любимой жене свободу действий. Особенно если он считает, что её выбор ей же усложняет жизнь.

- А про второго ребёнка не думаете?

Глеб нахмурился.

- Мне и Мишки хватило. Как вспомню её роды… Да и беременность тяжело давалась. К слову, с воспитанием тоже никак не решить. Соня боится, что я Мишаню тиранить начну, когда подрастёт. А я просто хочу, чтобы мой сын рос настоящим мужиком! Там как пойдёт, я своему ребёнку не враг – захочет, хоть в балетную студию отпущу. Да хоть на кружок изящной словесности! Но начинать-то можно с нормального, что тут плохого? Пока не попробуешь, не узнаешь ведь, твоё – не твоё. Так надо пробовать по толку!

Феликс задумчиво повертел в руках опустевший стакан и потянулся за новой бутылочкой сидра.

- Мы с Ингой хотели, чтобы Алиса танцами занималась. Ну или гимнастикой. А она – сам знаешь, сорвиголова без малейшей тяги к искусству. Но это уже вообще не важно, нисколько. И Мишаня подрастёт и сам покажет, какой он есть. А вам не о чем спорить.

- Может, ты и прав, - помолчав, согласился Глеб. – Посмотрим.