И теперь ее матери снова придется начать все сначала.
В пятницу вечером позвонил Саймон.
— Я отменил визит к Паркерам. Завтра поедем к твоей матери вместе.
— И что ты им сказал?
— Да так, наплел что-то насчет того, что твоей матери нездоровится и ты хотела, чтобы я…
— Саймон, как у тебя язык повернулся?
— Дейзи, ради Бога, я всего лишь имел в виду…
— Сейчас же перезвони им и скажи, что у нее все в порядке и что ты к ним приедешь. Немедленно позвони!
— Дейзи, но это же смешно!
— Саймон, ты испытываешь судьбу!
— Но это же глупо! Я только сказал, что она неважно себя чувствует, вовсе не имея в виду, что она на последнем…
— Мне плевать! Позвони им и скажи, что она поправилась и что ты к ним приедешь!
Повисла продолжительная пауза.
— Ну хорошо, — произнес Саймон с обреченностью в голосе. — И все же я не понимаю, как можно быть такой до смешного суеверной.
— А я не понимаю, как ты мог выдумать такое! Никогда бы не подумала, что ты способен на подобные вещи!
Дейзи повесила трубку. Она не ожидала, что звонок Саймона так расстроит ее.
Полчаса спустя он заявился с двумя букетами цветов.
— Один для тебя, другой для твоей матери, — извиняющимся тоном сказал он. — Извини, дорогая. Я не хотел тебя обидеть.
Ей было нечего ему возразить. Они придерживались диаметрально противоположных взглядов во всем, что касалось суеверий. Дейзи в этом вопросе походила на мать, бабка которой была ирландкой, с головы до пят забитой предрассудками. Птица в доме — к покойнику, картина упала со стены — к покойнику, чего ни коснись — все к покойнику.
Саймон же, напротив, принадлежал к тому типу людей, для которых не существует никаких табу, которые не обращают внимания на черных кошек. Он весь пошел в отца, настоящего вояку, и в мать, которая была бы идеальной женой для губернатора в колониях. Если бы за окнами ее бунгало полсотни туземцев потрясали копьями, она бы и ухом не повела, просто сказала бы им что-нибудь вроде: «Не могли бы вы прекратить шуметь? Вы мешаете нам играть в бридж».
В конце концов они помирились, а наутро Дейзи отправилась в Глостершир.
В деревне было тихо, не то что летом, когда гам полно туристов. «Кухня Кейти» — небольшое кафе, которым некогда, на паях с подругой, владела ее мать, — была закрыта, но на окнах по-прежнему висели яркие занавески из крашеной пряжи, а во дворе стояли кадки, в которых весело цвели зимние анютины глазки. Дейзи не удивилась бы, узнав, что это дело рук матери. Она любила высаживать цветы в кадках.
Дом стоял в полутора милях от деревни. Это был старый фермерский дом. Возле крыльца все те же кадки с цветами. Комнатки поражали своими почти кукольными размерами, и все же они радовали глаз — так в них было светло и уютно. Вкус никогда не изменял Изабел Роуз.
После первых объятий Дейзи протянула ей букет, подарок Саймона.
— Он и сам хотел поехать, — сказала она, — но его пригласили Паркеры.
— Как это мило с его стороны. — Изабел Роуз приникла к цветам, вдыхая их аромат. — Душистые нарциссы. И фрезии. Они же безумно дорогие в эту пору.
На ней была длинная красная юбка и джемпер, который она связала сама, — точно такие же продаются в дорогих салонах и стоят уйму денег. Изабел старалась держаться, но голос выдавал ее.
— Знаю, он тебе не нравился с самого начала, — с вымученной улыбкой промолвила она, — но только, прошу тебя, не упрекай.
— Мама, я и не думала.
— Хотя ты права. Но ведь могло быть и хуже. — Она налила кипяток в миниатюрный фарфоровый чайник, купленный когда-то на распродаже. Практически вся ее домашняя утварь была приобретена на всевозможных распродажах. Это были отдельные разрозненные предметы, которые не подходили друг к другу, но это странным образом лишь добавляло им очарования. — Около месяца назад он попросил одолжить ему денег.
— Что?
— Хотел поехать в Берлин собирать материал для своей книги.
— Боже! Надеюсь, ты не дала ему?
Изабел Роуз покачала головой.
— Знаю, ты считаешь меня идиоткой, но, надеюсь, не до такой же степени. Я заявила ему, что не могу себе позволить давать в долг. Он ничего не сказал, но я почувствовала недоброе.
Майлз был не местный. Он жил в полумиле вверх по дороге в живописном, но очень запущенном коттедже. Будучи на год моложе ее матери, он выглядел намного моложе своих лет — впрочем, как и она, — и обладал байроновской меланхолически-романтической внешностью и каким-то неуловимым богемным шармом. Когда однажды к ним заехала Тэра, он ей сразу понравился. Но… Тэре нравятся многие мужчины.
— Чтоб он провалился вместе со своей дурацкой книгой, — буркнула Дейзи. — Готова поспорить, это какая-нибудь претенциозная чушь.
— Ты не права, дорогая. Книга как раз неплохая. Уверена, что его наконец напечатают.
— Ну да, когда ему прекратят платить по безработице и он облапошит еще нескольких дурочек. — Дейзи тут же пожалела о сказанном. — Прости, мама, но ты сама знаешь, что это так.
Изабел сокрушенно вздохнула.
— Знаю. Но ведь мы были счастливы с ним. — Она попыталась улыбнуться, отчего выражение ее лица стало еще более жалким. — По крайней мере, несколько месяцев. Наверное, я заведу собаку. От них хотя бы знаешь, чего ждать, и, когда они заискивающе заглядывают тебе в глаза, можно с уверенностью сказать, что это любовь.
Пожалуй, впервые ее мать выглядела на свои годы. Темные круги под глазами, а в них неизбывная печаль женщины, которая вдруг поняла, что жизнь проходит мимо.
Ей одиноко, подумала Дейзи и, с трудом сдерживая слезы, импульсивно обняла мать.
На следующее утро, пока мать принимала душ, Дейзи пролистала телефонный справочник и сделала несколько звонков.
Матери она сообщила, что заказала столик в пабе, в котором они еще не были. Они сели в машину. Проехав семь миль, Дейзи притормозила у деревенской церкви, чтобы справиться с картой.
— Мне кажется, это не та дорога, — сказала Изабел. — Нам надо было повернуть на перекрестке.
— Все правильно, — возразила Дейзи.
Они проехали еще полторы мили и остановились возле какого-то бунгало, довольно нелепого на вид и явно нуждавшегося в покраске.
— Я специально сделала крюк, — сказала Дейзи. — Возможно, идея сумасбродная и нам не стоит туда идти, но это акция по спасению живого существа. Здесь живет пес по кличке Барни, ему семь лет, и он остался без хозяев. Старик, которому он принадлежал, умер, и теперь он никому не нужен. Никто не хочет брать уже взрослую собаку. Внешне он довольно страшненький, похож на потрепанный коврик, но эта женщина сказала, что у него золотое сердце.
— Думаю, он привязался бы к первому встречному, но это в самом деле похоже на любовь с первого взгляда, — говорила Дейзи. — И он такой ласковый! Бедняжка, наверное, боялся, что его отдадут обратно. Мы взяли его с собой в паб, и он сидел рядом и даже голоса не подавал. Ну, мамочка, естественно, скормила ему половину своего ростбифа. Помяни мое слово, сегодня он будет спать на ее постели.
Джейн шумно вздохнула.
— Все же собаки лучше мужчин. По крайней мере, не норовят смыться из дому, чтобы сыграть в сквош.
Это была болезненная тема — Иан снова пропадал в клубе.
— Что толку вздыхать, как какая-нибудь домохозяйка в переднике, — сказала Тэра. — Я бы на твоем месте пустилась во все тяжкие — просто чтобы отомстить ему.
— Не могу, — печально проронила Джейн. — Он скоро придет.
Тэра откинула со лба прядь блестящих темных волос и закатила глаза к потолку.
— Тем более ты должна пойти куда-нибудь развлечься.
Тэра выглядела значительно лучше, чем накануне своего отъезда. Достаточно было одного взгляда на ее сияющее лицо, чтобы сказать, что она отдыхала в Альпах.
Дейзи тактично переменила тему.
— Как тебе понравилось в Обергергле? Снега много?
— Снег восхитительный. Единственное, что портило впечатление, так это стерва инструкторша. А с виду такая цыпочка, просто Клаудиа Шиффер. Нет, в самом деле, зачем нужны эти занятия, если нельзя пофлиртовать с каким-нибудь Клаусом? Клянусь, я даже поворачивать разучилась.
— Хочешь сказать, что у тебя не было никаких внеплановых мероприятий? — недоверчиво спросила Джейн. — Ничего такого?