Наконец Дейзи не выдержала:
— В чем дело?
— Ни в чем. — Он попытался говорить на отвлеченные темы, но напряжение не спадало.
Солнце клонилось к закату, окутывая золотистым маревом изумрудные поля, но Дейзи ничего не замечала. Ею овладел панический страх, который нарастал по мере того, как они приближались к Лондону. Между тем Ник, казалось, все больше и больше отдаляется от нее.
Дейзи затормозила возле дома; неподалеку стояла машина Ника. Вымучив улыбку, она спросила:
— Зайдешь или сразу поедешь к себе?
Он повернулся к ней, ее поразило странное, тревожное выражение, промелькнувшее в его глазах.
— Дейзи, я должен тебе что-то сказать.
Она словно оцепенела.
— Вот как? И что же это?
Он отвел взгляд.
— Черт, даже не знаю, с чего начать…
Боже милостивый! За считанные мгновения Дейзи заново пережила весь этот день. Она вела себя как несносный подросток, кричала на него. Если он решил положить конец этому кошмару, если больше не в силах терпеть ее непредсказуемый характер, разве имеет она право винить его за это?
Она чувствовала себя приговоренным к смертной казни, который ждет не дождется, когда появится расстрельная команда, чтобы кончились наконец все его мучения, и который втайне продолжает надеяться на помилование.
Дейзи физически ощущала исходившее от него напряжение. Видимо, он готовился к этому разговору все то время, пока они находились в пути.
Что бы ни случилось, только не плачь.
Собравшись с духом, она нарочито беззаботным тоном проронила:
— Ну, так я слушаю. Не торчать же здесь всю ночь.
Ник рассеянно пригладил ладонью волосы.
— Может, мне и не стоило этого говорить. Может, это все игра моего воображения…
Ей стало не по себе.
— Не понимаю.
— Возможно, я ошибаюсь, это кажется таким нелепым… — бессвязно твердил он.
— Да о чем ты, наконец?
— О Чарлзе.
— А что с ним такое? — В какой-то момент она подумала, уж не видел ли Ник того в «Криминальной хронике», но тут же отмела эту мысль — Ник никогда не смотрел подобные передачи.
Ей показалось, что прошла целая вечность, пока он снова заговорил.
— По-моему… мне вдруг показалось, что Чарлз… что он твой отец.
— Что? — Приступ страха сменился приступом истерического хохота. — Ник, ты это серьезно?
— Наверное, мне не следовало этого говорить. — Ник беспокойно заерзал на сиденье. — Но что-то в выражении его лица, в манерах, жестах — словом, во всем этом есть какое-то неуловимое сходство… Сначала я не придал этому большого значения, но потом… ему так хотелось понравиться тебе, не говоря уж о твоей матери. Я видел, как они обменивались взглядами, но все никак не понимал смысла, и только когда мы уже уезжали…
Дейзи взирала на него с немым изумлением.
— Возможно, я не прав, — продолжал Ник. — Черт меня дернул…
Ранее не укладывавшийся в голове смысл того, что произошло, теперь постепенно проникал в ее сознание. Значит, не зря ее матери так хотелось, чтобы все прошло удачно, чтобы он понравился ей, Дейзи. Интуиция не обманула Ника и на сей раз, как не обманула она его раньше, когда он сказал, что Саймон ей не пара.
— Его звали Чаз… моего настоящего отца. Это сокращение от Чарлз.
— Это еще ничего не доказывает. Чарлз не самое редкое имя.
Однако она все больше убеждалась, что это правда.
— Мать хотела, чтобы мы познакомились прежде, чем она мне все расскажет. Хотела посмотреть, понравится ли он мне просто как человек.
— Тем более я не имел права говорить тебе. Даже если я и прав. Она сама должна была сделать это.
Как бы там ни было, забрать свои слова обратно Ник уже не мог. В душе ее нарастало смутное, тревожное чувство, готовое вырваться из горла то ли криком, то ли протяжным воем.
— Где он был до сих пор? — задыхаясь от гнева, выкрикнула она. — Где он пропадал все эти годы? Как он посмел заявиться теперь?
Дейзи повернула ключ зажигания.
— Поезжай домой. Я возвращаюсь. Я должна все знать.
— Ты не можешь сейчас вести машину!
Не успела она и глазом моргнуть, как Ник выдернул ключ из замка зажигания.
— Если тебе непременно хочется вернуться, то поведу я. В таком состоянии ты только угодишь в аварию.
— Нет! — Она попыталась выхватить у него ключи, но он вовремя отвел руку.
— Дейзи, я не шучу. Я не позволю тебе вести машину.
— Что ты хочешь сказать? Что значит «я не позволю»? Ты не смеешь командовать!
— Как знать.
Она уже давно поняла, что его мягкость и покладистость обманчивы. Ник не любил демонстрировать характер, и все же время от времени под внешним пофигизмом угадывалось гранитное основание.
— Но на это уйдет вся ночь! А тебе утром вставать на работу!
— Так же, как и тебе.
Они пересели в его машину. Ник почти всю дорогу молчал, зато Дейзи словно прорвало. Она рассказывала ему то, чего никогда никому не рассказывала.
— Когда мне было лет семь, я часто фантазировала, что вот однажды я прихожу из школы домой, а на пороге меня встречает мой папа, самый настоящий, как у всех. У него будут такие веселые голубые глаза, как у отца Тэры. Мне нравился Тэрин папа. Он всегда приходил в школу — на спортивные праздники, на родительские собрания, на рождественские утренники, на балетные концерты. В школе обычно делали подарки ко Дню отца[21], и учительница подходила ко мне и говорила: «А ты можешь сделать подарок своему дедушке».
Ник ничего не говорил, но даже своим молчанием он, казалось, сочувствует ей.
— По телевизору в рекламных роликах вечно показывали чьих-нибудь отцов; все они были такие веселые и все время шутили, и я мечтала, что и у меня будет такой же. Что у него будет шикарная машина и портфель и куча белых рубашек для того, чтобы ходить в них на работу, и одна клетчатая — чтобы подстригать в ней газон. Вот он возвращается с работы в шесть часов, мама встречает его в коридоре, они целуются, и она спрашивает: «Милый, ну как прошел день?» — «Неплохо, дорогая. Ужин готов?» А потом проверит мои прописи — Тэрин папа всегда проверял — и, если не будет ошибок, даст мне пятьдесят пенсов…
Голос ее дрогнул.
— Ведь я всегда страшно комплексовала. Отчасти поэтому меня и привлекал Саймон; он казался мне таким надежным, основательным, и у него на все вопросы всегда имелись ответы. Тогда я этого не понимала, но, может быть, подсознательно чувствовала… — Она вдруг осеклась и посмотрела на Ника.
— Ты можешь смеяться, если хочешь.
— Дейзи, я и не думал смеяться. — Он протянул к ней руку и нежно пожал ладонь.
В его жесте было столько тепла, что хотелось заплакать.
— Видя, что мама расстраивается, я скоро прекратила приставать к ней с вопросами. У нее не было даже его фотографии. Она только сказала, что очень любила его, но потом он пропал и она так и не смогла разыскать его.
Дейзи перевела дыхание и продолжала:
— Только когда я выросла, она рассказала мне о нем. Они познакомились во Флоренции. Она влюбилась по уши. Они провели вместе три дня в каком-то маленьком пансионе. Потом он уехал в Бриндизи, откуда отправлялся паром в Грецию. Расставаясь, они обменялись адресами и обещали написать друг другу. Мать писала; третье письмо вернулось со штампом: «По указанному адресу не проживает». Она проехала триста миль в надежде найти его. Пришла по тому адресу, где ее встретила очень милая женщина и сказала, что, должно быть, произошла ошибка: здесь никогда не проживал такой человек.
Дейзи все рассказывала, а Ник держал ее за руку. Даже когда ему надо было переключить скорость, Дейзи делала это за него, потому что он не выпускал ее ладони. Когда они подъезжали, уже совсем стемнело, но Дейзи увидела, что автомобиль Чарлза по-прежнему стоит возле дома. Она уже хотела выйти из машины, но Ник остановил ее.
— Подожди меня, — сказал он. — И прошу тебя, будь с ними помягче.
Но этого Дейзи обещать не могла. Трижды — под заливистый лай Барни — она жала на кнопку звонка. Наконец дверь отворилась, и перед ней возникло испуганное лицо матери. Она была в одной ночной рубашке, волосы растрепались, щеки пылали.
Дейзи стало дурно.
— Он мой отец? — выпалила она.
Глаза Изабел с застывшей в них мукой свидетельствовали красноречивее любых слов.