– Спенсер. Спасибо.
Я поглядываю на нее как на сумасшедшую.
– За то, что положил стаканы в посудомоечную машину?
– Нет. За вагон терпения. – Она разводит руками, словно хочет охватить всю квартиру. – Я заставила тебя пройти через все это. Но мне нужно было прочувствовать, словно все происходило на самом деле.
– Прочувствовала? Возникло ощущение, что ты скоро станешь миссис Холидэй?
Она смеется.
– Очень смешно. Эти два слова несовместимы, и мы их больше не услышим, – говорит она, рассеяно скользя по моей руке ладонью, когда мы выходим из кухни. – Ты по жизни закоренелый холостяк.
Я киваю, соглашаясь с этим заявлением. Отъявленный плейбой. Стопроцентный беззаботный холостяк. Свободную птицу невозможно заарканить и посадить в клетку.
– Однозначно.
Она тянется за своей сумочкой на столе в гостиной.
– Подожди. Есть еще один тест.
– Заставишь меня прыгать через еще один обруч? Блин. Ты меня убиваешь.
Она фыркает.
– Я не думаю, что выбор трусиков можно считать трудной задачей. Неважно, это тест для меня. Он последний. После этого я с уверенностью смогу пойти в магазин твоего отца. Не забывай это наш первый выход в свет как мистера Холидэя и его невесты.
Я скрещиваю руки, ожидая, ее дальнейших действий. Она смотрит мне в глаза с серьезным выражением лица и поджимает губы.
– Пощекочи меня и попробуй выведать правду.
Я скептически приподнимаю бровь.
– Ты это серьезно?
Она кивает.
– Как никогда. Ты же знаешь – это моя слабость, – говорит она, отступая к серой мягкой кушетке, и усаживается в море синих, красных и фиолетовых подушек. Шарлотта обожает яркие тона.
Она полулежит, золотистые пряди веером рассыпаются на ультрамариновой подушке.
– Вперед, – командует она. – Мне нужно знать, что я не поддамся. Не дрогну перед пыткой щекотками и тем самым не выдам тайну своего лучшего друга.
Я расстегиваю манжеты и закатываю рукава рубашки до предплечий.
– Никакой пощады, – просит она.
– Поблажки не в моем стиле.
– Заставь меня извиваться. Преврати это в пытку. Вынуди сдаться. Только так мы узнаем, смогу ли я неделю справиться этим спектаклем.
Я широко развожу руки.
– Что тут скажешь, Мамонтенок? Ты сама напросилась.
От кушетки меня отделяют считанные метры. Я бегу к Шарлотте и берусь за дело. Безжалостно щекочу и не позволяю ей улизнуть. Я не намерен поддаваться даже лучшему другу. Всецело отдаваясь моменту, я щекочу ее талию, и через наносекунду она начинает извиваться.
– Признайся… Ты ведь не помолвлена со Спенсером Холидэем? – требую я ответа, как суровый дознаватель.
– Клянусь, он будет моим муженьком, – вопит она, а я ужесточаю щекотку.
– Я тебе не верю. Говори правду. Это все игра. Он тебя заставил участвовать в этой авантюре.
Она визжит, мечется в безумной попытке выкарабкаться и сбежать подальше от меня. При этом вся сотрясется от неудержимого смеха.
– Я всегда была от него без ума.
– Не верю, – рычу я, вцепившись в ее бедра.
Она вполне могла бы сойти за угря, учитывая с каким упорством пытается сбежать. Шарлотта практически зарывается в подушки, стремясь увернуться от моих пальцев. Но я сильный, и намертво приклеился к ней. Я скольжу руками по ее бокам, а Шарлотта выгибает спину.
– О боже, нет!
Охринеть! Она чертовски боится щекотки. Просто невероятная чувствительность. Ее лицо искажается, нос сморщен, рот широко открыт от безудержного смеха.
– За что? Почему ты без ума от него? – требую я, изо всех сил стараясь лишить ее контроля. Она пытается меня остановить. Коленка подымается и едва не врезается мне в живот. Я блокирую, и рефлекторный удар попадает на бедро. Совсем не больно.
– Потому что, – запыхавшись говорит она, а я скольжу пальцами по ее бокам, – он заставляет меня смеяться.
Я подбираюсь к подмышкам.
– Почему еще?
– Он для меня открывает двери, – говорит она на высокой ноте, когда я добираюсь до самого чувствительного места.
– Еще одна причина, – требую я, заключая ее в ловушку. Бедрами прижимаю Шарлотту к кушетке, зажав между ног ее ножку.
Ее смех вмиг обрывается, а глаза расширяются.
– Он огромный, – шепотом выдыхает она.
На несколько секунд мы оба замолкаем. Потом я одобрительно киваю и прекращаю пытку.
– Ты доказала свою преданность нашему делу.
Я смотрю на нее. Волосы разметались в диком беспорядке, черная блузка задралась на животе, показывая несколько сантиметров шелковистой плоти, а от ее прерывистого дыхания я завожусь еще сильней. В эту же секунду мне нужно слезть с нее. Я на самом деле должен это сделать. Она замерла и не шевелится. Не борется, пытаясь убежать. Мне следует встать, взять ее за руку и отправиться за кольцом.
Но необычное выражение ее глаз пленяет меня. Такого я не видел никогда. Она смотрит на меня с некой уязвимостью.
– Нам стоит попрактиковаться, – говорит она столь тихо, что слова как снежинки оседают в воздухе.
– Попрактиковаться? – повторяю я, почти наверняка зная, о чем речь, но не хочу заранее строить неправильные предположения.
Приоткрыв рот, она скользит язычком по нижней губе.
– В том, чем мы занимались на улице. Надо, чтобы все выглядело правдоподобно.
– Еще один тест?
Она кивает.
– Мне даже представить сложно недавно обручившуюся парочку, которая хоть бы раз за вечер не поцеловалась. Как считаешь, это добавит нашим отношениям большей правдоподобности? Со стороны не должно казаться, что это наш первый поцелуй.
– Согласен. Как в кино, где парень с девушкой вынуждены снять один гостиничный номер, поэтому они прикидываются молодоженами. На ужине хозяин заведения, говорит: «Черт возьми, парень! Целуй девчонку[6]». Ты сейчас об этом, да?
Она улыбается, а потом прикусывает уголок губы, точно так же как недавно в кафетерии. Тогда я подавил желание поцеловать ее, а сейчас не собираюсь этого делать. Я прижимаюсь к ней губами и целую.
Очень нежно.
Чуть отстраняюсь. Шарлотта прерывисто дышит, а ее грудь подымается и опадает. Глаза неистово блестят.
– Ты этого хотела?
– Нет, – отвечает она.
– Тогда чего же?
– Настоящего поцелуя. Хочу знать, как мой жених целуется по-настоящему. Не просто нежный поцелуй на улице.
– Настоящий поцелуй. Ты уверена?
– Да. А почему я должна сомневаться? Ты ведь неплохо целуешься? – Она прижимает ладошку ко рту. – Вот черт. В этом все дело. Значит ты в поцелуях не мастер, – говорит она, убирая руку ото рта.
– Вот теперь я обязан доказать, насколько ты ошибаешься. Клянусь, я поцелую тебя как следует.
– И как же?
Я смотрю Шарлотте в глаза, прижимаюсь бедрами к ее бедрам, чтобы она полностью меня почувствовала, а потом говорю:
– От настоящего поцелуя ты должна намочить трусики.
Она ахает, а я погружаю свой язык в ее ротик, заглушая этот звук.
Наш первый поцелуй был за Шарлоттой. На улице она застала меня врасплох, но сейчас главный я.
Я полностью контролирую ситуацию. Руковожу процессом. И я хочу поддразнить ее. Заставить снова извиваться подо мной, но уже от желания. На этот раз она будет изгибаться, стремясь приблизиться, а не удрать.
Я скольжу языком по ее губам, и она их открывает, умоляя углубить поцелуй. Я не собираюсь потворствовать ее желаниям. Вместо этого перемещаюсь к подбородку, целую, а потом прокладываю губами дорожку по нежной коже к ушку. У нее восхитительная на вкус кожа, как спелая от солнца вишня. Возможно, все дело в лосьоне, который она недавно нанесла на тело, а может, это ее естественный запах. В любом случае, он сводит меня с ума. Тело гудит от желания, когда я достигаю губами уха. Ласкаю языком мочку. У Шарлотты вырывается стон.
– Ааах...
Тогда на улице это был совсем другой полустон-полувздох. Сейчас она стонет громче, не сдерживаясь, более развязано.
И мне это чертовски нравится.
Шарлотта стремительно прижимается ко мне бедрами.
Я украдкой любуюсь румянцем на ее щеках, слегка припухшими губами и закрытыми глазами. Она лежит передо мной как кусок шоколадного торта, который я жажду попробовать. Все без остатка. Сию секунду! И до последней крошки.