Лорен Блэйкли - Нехилый камешек

Нахожу Шарлотту в считанные секунды. Она на беговой дорожке, а Брэдли крутит педали, наблюдает за ней с велотренажера.

Встречаюсь с ним взглядом и салютирую ему двумя пальцами, а потом иду к Шарлотте. Останавливаю ее тренажер и жадно целую. Хотя она меня не ждала, но не спешит отстраняться. Наоборот пылко отвечает, тая в моих руках. Поцелуй в секунду из невинного превращается в весьма откровенный. А когда Шарлотта спрыгивает с беговой дорожки и обнимает меня, поцелуй уже выходит за рамки приличия. Не отрываясь от моих губ, она шепчет, что перед тем как пойти в «Лаки Спот», нам нужно подняться в ее квартиру.

Это по мне. Капитан Жених к вашим услугам.

Направляясь к лифту, я смотрю на Брэдли. Он пыхтит и пыжиться, злой как черт.

Выпячиваю грудь и расправляю плечи.

Что тут поделать? Моя женщина меня хочет.

* * *

Следующий сигнал о помощи приходит тем же вечером, только от матери. Я работаю в небольшом кабинете в задней части бара, в окружении коробок с коктейльными салфетками и шкафчиков, где хранятся первоклассные спиртные напитки.

Сначала сообщение выглядит как приглашение:

Привет, дорогой! У нас есть билеты на мюзикл «Скрипач на крыше» завтра вечером. Два лишних. Вы сможете с Шарлоттой прийти? Можем собраться пораньше и посидеть в «Сардис[15]».

Сказать, что я не фанат мюзиклов огромное преуменьшением. Если честно, вопрос мамы меня страшно удивил. Вся семья в курсе, что когда дело доходит до мероприятий связанных с песнями и плясками, я нахожу уйму отмазок начиная от «слежу, как сохнет краска» и «привожу в порядок галстуки» до «надо к стоматологу».

Но сейчас мне в голову не приходит ни одна отговорка, ведь Шарлотта обожает Бродвей. Я выскакиваю из офиса и нахожу ее за барной стойкой.

– Прозвучит странно, – говорю я, присоединяясь к ней. – Но не хочешь ли завтра сходить на «Скрипач на крыше»? Со мной?

Шарлотта пристально всматривается мне в лицо, а потом прижимает ладонь ко лбу.

– Температуры нет.

– Я серьезно.

– Может она еще не поднялась.

– Я не шучу.

– Тебя прямо сейчас отвести в больничку или подождать первых признаков лихорадки?

Я стучу пальцем по своим часам.

– Приглашение истекает ровно через пять секунд. Пять, четыре, три…

Она хлопает в ладоши.

– Да! Конечно, я хочу пойти. Обожаю мюзиклы. Это так здорово. Я даже не стану спрашивать, где твой мешок с оправданиями. А просто буду наслаждаться жизнью.

– Хорошо, – говорю я и подхожу ближе, намериваясь поцеловать ее в щеку, но в последний момент останавливаюсь.

В глазах Шарлотты мелькает паника, и она слегка кивает головой. Здесь Дженни и официанты, разносят заказы.

Блин!

Какого хрена я едва не отчудил такое? Я не прочь выражать чувства на людях, но не на работе,  когда рядом сотрудники, менеджер и клиенты.

– Прости, – бормочу я.

Смешивая водку с тоником, темноволосая Дженни поднимает ухоженную бровь, но ничего не говорит. Шарлотта не носит в баре кольцо, но глядя на реакцию Дженни, я задумываюсь, могут ли наши сотрудники почувствовать изменения. Как животные чуют надвигающеюся бурю, догадываются ли персонал, что их начальники спят вместе? Могут понять, что это временное явление? В голове роется столько мыслей. Я стою слишком близко к Шарлотте и смотрю чересчур пристально. Все настолько очевидно? По моему взгляду понятно, что я сейчас представляю, как моя бизнес-партнерша сидит на мне обнаженная и кончает от моего языка?

Я качаю головой, отгоняя похотливые мысли и пытаюсь сгладить оплошность.

– Мы чуть не нарушили второе правило, – говорю я Шарлотте.

– Какое?

– Никаких странностей.

Она смеется и хлопает меня по плечу.

– Все в порядке, Холидэй. Это даже ни капельки не странно, – а чуть тише добавляет: – наоборот очаровательно.

Вот черт, теперь я краснею. Потому что…

Минуточку.

Какого хрена?

Походу у меня реально жар. Я добровольно обрек себя на музыкальную каторгу, а меня обозвали очаровательным. Я с этим не согласен. Категорично. Мы сегодня трахались по полной, и Шарлотте прекрасно известно, что во мне нет ничего очаровательного.

Я сама мужественность и сила.

– Отлично, – говорю я, самоуверенно барабаня костяшками пальцев по бару, как будто мое небрежное отношение может восстановить мой крутой имидж. – Значит мы завтра идем, но только потому что ты этого хочешь.

Телефон снова гудит. Читаю сообщение, и у меня поникают плечи.

Офферманы тоже будут :)

Поворачиваюсь к Шарлотте.

– Это была засада, – говорю я, а потом делюсь подробностями.

Но она продолжает улыбаться как ни в чем не бывало.

– Все нормально. Я не против их компании. – Она наклоняется чуть ближе и шепчет: – На самом деле, за эти пару дней мне стало еще проще играть твою невесту.

– Почему же?

– Из-за того, как ты трахаешь меня всю ночь напролет, – говорит она едва слышно.

Меня охватывает желание. Я готов затащить ее в кабинет, и отыметь прям здесь на работе.

Но Дженни снова её зовет, и я возвращаюсь к компьютеру с крепким стояком.

Пока я отвечаю на электронные письма от поставщиков, до меня доходит, что от комментария Шарлотты об «очаровании», я по идеи должен был почувствовать себя странно, а это не так. Почему?

Возможно, потому что Шарлотта светилась от счастья из-за мюзикла. Проклятье, отвести ее на Бродвей наименьшее как я могу отблагодарить Шарлотту за фантастическую игру ради сделки моего отца.

Загадка решена. Мне нравится делать Шарлотту счастливой, потому что она мой друг, а друзья помогают друг другу.

Вот так-то! Я оступился, но все же не нарушил еще одно правило.

В «Сардис» к нам присоединяется репортер. Его зовут Эйб, и его лицо слегка напоминает лошадиную морду, а мешковатая одежда размера на два больше (вероятно от старшего брата). А еще я не уверен, получил ли он права или даже начал бриться.

Он делает групповое фото двух семей, когда мы чокаемся бокалами и пробуем закуску, и я искренне удивлен насколько раздутой будет заказная статья. Видать поэтому журнал отправил пацана. С другой стороны, «Жизнь и Время Метрополиса» славится лучшим минетом в мире журналистики. Берут целиком и не давятся.

Фотографии, в принципе, должны показывать нас в повседневной обстановке, но мы ни на секунды не забываем об объективах фотокамер, пока делаем заказ, общаемся и поднимаем бокалы на фоне черно-белых карикатур звезд театра и кино. В этот раз, для игры на публику, собрались только пары: мои родители, мистер Офферман с женой,  и я с Шарлоттой. Харпер сегодня не пригласили, и в обычной ситуации я бы поддразнил сестру «изгнанием», но она, вероятно, с радостью пропустит это вынужденное событие с лицемерным трепом, словно мы ни сном ни духом не подозреваем о присутствии репортера.

Но я понимаю, почему Офферман раздул подобную шумиху. Статьи в таком духе помогают купле-продаже, тем самым показывая и уверяя клиентов в дружеской передаче новым владельцам международной ювелирной сети магазинов «Катрин». Одетые с иголочки, мы выглядим презентабельно для обложки журнала. На мне светло-зеленая рубашка на пуговицах и бледно-желтый галстук с анимированными пандами, а Шарлотта просто сногшибательна в черном платье с короткими рукавами и розовой лентой-пояском, обвитой вокруг талии.

– Вы сегодня не взяли с собой дочерей, – обращаюсь я к мистеру Офферману, покончив с оливкой. – Полагаю, они слишком заняты в конце учебного года? Или просто не любят театра?

Он пренебрежительно отмахивается.

– У нас было всего шесть билетов, а в этом деле мужчины важнее.

Я чуть не давлюсь оливковой косточкой.

– Простите, о чем вы?

– Мои девочки не вмешиваются в бизнес, – говорит он и делает глоток скотча, а потом приподнимает бокал, прося официанта повторить.

– Я тоже не участвую в бизнесе моего отца, хотя вы меня пригласили, – отмечаю я маленькую несостыковку в его логике.

– Согласен, но твое мнение важнее, чем, скажем, твое…