Диана Килина

НЕидеальные люди

Согласно понятиям наших предков, ДУРА — это жена Ура или Душа Ура.

«Уры» – люди, прошедшие земной цикл развития и вышедшие на уровень Творца. Без самодисциплины, силы воли и подчинения себе своих инстинктов, эволюционное движение вперёд просто невозможно. Если же человек нашёл в себе силы для этого, то при правильном развитии он может стать Творцом, Творцом не в понимании современных религий, а с точки зрения эволюции. И не случайно наши предки называли свои наивысшие достижения творениями. Творить может только человек, максимально реализовавший себя через просветление знанием и реализовавший себя в действии.

Словарь древнеславянской речи


Как бы мы не сходили с ума. 

Твоя глубина полна меня. 

Как бы мы не сходили с ума. 

Мы одна Вселенная. 

Как бы мы не сходили с ума. 

Заблуждались, терялись, погружались в себя. 

Как бы мы не сходили с ума. 

Удержи меня…

Артем Пивоваров «Собирай меня»

1

Знакомство с родителями


Потертая ложка - кажется лет ей столько же, сколько почившему Советскому союзу - противно дребезжала в граненом стакане. Гул с соседних купе, людской топот и редкий смех шумных компаний, стук колес по рельсам – все это было для меня в диковинку.

Едва начало темнеть, я прильнула к окну, разглядывая быстро мелькающий пейзаж и фонари, что оставляли за собой только яркие полосы света. Тимур организовал горячий чай – именно в нем позвякивала ложка – лимон и пакетик меда. А еще дополнительный плед, в который укутал меня, как ребенка, потому что меня знобило – выскочила из дома я в домашней одежде и, похоже, немного переохладилась.

- Вот нельзя было нормально одеться? – ворчал он, нарезая лимон перочинным ножиком, что достал из кармана джинсов, - Заболеешь, а мне потом с тобой нянчиться на обратном пути.

Я, молча, закатила глаза и потерла холодный нос, тут же шмыгнув им – ну ведь прав, зараза.

Вытащив пакетик из стакана и подув на исходящий паром напиток, я пригубила его. Чуть сморщилась и невольно улыбнулась, когда Агеев кинул туда ломтик лимона.

- Пойду у проводницы парацетамол спрошу, - тяжело вздохнув, он поднялся и вышел из купе, закрывая за собой и оставляя меня в одиночестве.

Снова уставившись в окно, я забилась в угол и отпивала чай маленькими глоточками. Когда стакан опустел ровно на половину, отставила его и повернула голову – Тимур вернулся, держа в руке пачку таблеток и бутылку воды.

Снова тяжело вздохнул глядя на меня, сел рядом. Смахнул локон со лба и улыбнулся, целуя в нос и щекоча щетиной:

- Ж,аным, - пробормотал, склонив голову набок и протягивая таблетки, - Выпей. Сразу две.

- А если у меня аллергия? – вырвалось из меня язвительное.

Лицо Тимура приобрело какое-то странное выражение – смесь озадаченности, испуга и удивления.

- Тогда не пей, я сейчас что-нибудь еще поищу, - быстро проговорил он, поднимаясь на ноги.

- Тим, я пошутила, - улыбнувшись, я выдавила две таблетки и проглотила их, запивая чаем, - Нет у меня аллергии на парацетамол.

- Точно?

- Точно.

Я положила голову ему на плечо и довольно поморщилась, когда меня привычным жестом притянули ближе и устроили на широкой груди. Откинувшись к стенке, Тим принялся перебирать мои волосы, а я отчаянно боролась с зевотой.

- Спать хочешь? - пробормотали в макушку.

- Немного. Нам вообще долго ехать?

- Долго. Сутки почти.

Промычав что-то между «Умм» и «Угу», я все-таки зевнула. Тимур хмыкнул, поправляя на мне одеяло, и я провалилась в сон.

2

Дорожка из красного кирпича, ведущая от калитки до дома, невольно напомнила своим цветом здание Казанского вокзала, который разглядывала, пока Агеев ловил такси. С каждым шагом нервозность возрастала и то, что Тимур совершенно спокойно шел впереди меня и не говорил ни слова, не помогало.

А если я не понравлюсь его родителям? Из того, что я знаю о нем – он мусульманин, наверняка у них верующая семья, а тут… Может его мама хочет, чтобы он привел в дом кого-нибудь из их окружения?

К тому моменту, как я ступила на крыльцо, единственным моим желанием было потерять сознание и очнуться где-нибудь в другом месте.

За широкой спиной я не увидела, как открылась входная дверь и не поняла ни слова из того, что сказала встречающая нас женщина. Увидела только взмах рук, а потом Тимур сжал ее в крепких объятиях, отвечая все на том же неведомом мне татарском языке.

Горло сдавило, и я тихо откашлялась, тут же жалея об этом. Агеев отошел в сторону и, обхватив меня за талию, выдвинул вперед.

- Мама, познакомься.

Судорожно кивнув, я протянула ладонь, а потом тут же одернула ее. Снова неуверенно протянула, проскрежетав не своим голосом:

- Илона. Здравствуйте.

По мне прошёлся оценивающий взгляд темных глаз – таких же, как у Тимура. Почти черных, только с теплыми искорками где-то на глубине. Эти глаза улыбались сеточкой мимических морщин в уголках даже несмотря на то, что лицо сохраняло серьезное выражение. С неглубокой проседью волосы были убраны в аккуратный пучок, из которого выбились пара прядей.

Рука, пожавшая мою в ответ была обжигающе горячей – по всему телу расползлось тепло и стало как-то комфортно.

- Адиля, - ответили с приятным акцентом, - Проходите в дом, я уже на стол накрыла.

С любопытством изучая убранство небольшого крыльца, я тут же переключила свое внимание на фотографии, которые висели, казалось, по всему дому – начиная с прихожей. Они были разными: черно-белыми, старыми и немного потертыми даже за стеклом фоторамки; потом цветными, но словно из другой эпохи. Почти на всех снимках был Тимур – с самых пеленок до взрослого возраста.

- Это Игорь? – спросила я, обратив внимание на одну из них.

- Да.

- И ты? – приподняв брови, снова вернулась к снимку.

Легкое движение сбоку подсказало, что он пожал плечами.

- А ты умеешь улыбаться, - протянула, разглядывая, как молодые совсем парни стоят в обнимку и улыбаются.

Так широко и открыто… Почти наивно, вот только светлый камуфляж, автоматы на широких плечах и пустыня вокруг говорят о том, что наивности в этих улыбках нет совсем. Просто один из тех кадров, когда щемит сердце – ведь в следующую секунду их могло не стать. И этот снимок вполне мог бы оказаться последним.

Бросив сумки у лестницы, Тимур мягко подтолкнул меня вглубь дома:

- Пойдем.

Тот момент, как я представилась отцу Агеева и уселась за стол напрочь вылетел из моей головы. Я могла только кивать, как неваляшка, натянуто улыбаться и прятать глаза, едва Марат Асмарович удостаивал меня взглядом.

Угощений было много – все блюда национальной кухни с непривычными и сложными для меня названиями. Особенно мне запомнился казылык – что-то наподобие домашней колбасы.

- А это кыстыбый, - протянув мне блюдо с лепешками, Адиля пояснила приглушенным голосом, - С картошкой. Попробуй.

- Спасибо.

Тимур о чем-то тихо разговаривал с отцом – естественно на татарском. Марат Асмарович изредка качал головой, потом кивал, потом что-то говорил, и я надеялась только на то, что обсуждают они не меня.

Медленно жуя, я разглядывала фотографии на стене – их здесь было много и на всех были запечатлены посиделки вот за этим столом. Казалось, что он с годами не менялся – кружевная скатерть, тарелки с незамысловатым цветочным узором, забавная сахарница в форме клубники с крышкой-черенком. Красная треугольная салфетница с белоснежными салфетками, и простая хрустальная ваза – на некоторых снимках в ней были простые полевые цветы, на других букеты роз, на иных тюльпаны или ирисы.

- У вас так много фотографий, - вырвалось у меня, - А кто это? – кивнув на снимок, где за столом сидел Тимур, какой-то мужчина и девушка в платке, я повернулась к хозяйке дома.

Адиля вздохнула и едва заметно качнула головой.