Георгий Запалов - Неизбежность

— Какой мужик? — Спросил Лёва. — С Маринкой-то всё понятно, Стёпа видел, как вы телефонами менялись.

— Да не сказал он, позвонил на городской, я поднял трубку, а он и говорит, Вова, у Прошкина большие проблемы, давай, дуй на помощь, а то совсем пропадет Лев Валентинович. И откуда мужик меня по имени знает? Странно как-то. Я к Маринке пойду, Лев Валентинович, она там, в машине, ждет меня. Простите. Я, правда, хотел помочь.

Вольфганг развернулся и заторопился к машине.

— Вовка! — Окликнул его по имени Прошкин. Вольфганг обернулся. — Спасибо тебе! А мужик-то, который звонил, на словах ничего не просил мне передать? —   Прокричал он вслед уходящему стриптизеру.

Вольфганг остановился, задумался, хлопнул себя по лбу и ответил:

— Точно! Просил. От тезки привет, говорит, передай, лично Льву Валентиновичу.

Фонари на площади зажглись так же неожиданно, как и незадолго до этого погасли. Прошкин оглянулся. Ангелина неподвижно лежала на заснеженной мостовой.

Лёва подбежал к девушке, встал на колени и пощупал у неё пульс на шее. Сердце билось еле слышно. В этот момент Ангелина открыла глаза и показала ему свои окровавленные ладони.

— Видишь, как получается, — произнесла она слабым голосом, — вот это и есть Неизбежность. Прости, я не смогу завтра сходить с тобой в театр. Жаль. Это было бы наше первое свидание. Знаешь, какие у меня любимые цветы? Ромашки.

Снежинки падали на её руки и таяли одна за другой, собираясь в капли. Талая вода смешивалась с кровью и окрашивала красным белый снег под ногами Лёвы. Он молчал. Он не мог ничего сказать. Месть долгое время жила в его сердце. Тысячу раз он представлял момент своей встречи с Ангелом Сна. Знал до мельчайших подробностей, что он скажет, с какой интонацией и выражением лица. Месть — не божье дело. Когда он стоял в церкви на коленях и молил вернуть ему самую дорогую женщину в его жизни, Бог, как ему казалось, отвернулся от него и Лёва отвернулся от Бога. Месть — это блюдо, которое подают холодным. И он готовил его хладнокровно и неотступно. Теперь на его руках умирала та, в которой сошлись Ангел и Демон. Девушка, к которой он тянулся, казалась ему неземной, и исчадие Ада, которому Лёва мстил, мечтая уничтожить, растоптать, и стереть с лица земли. Теперь он опять стоял на коленях, и молча, смотрел в глаза Бога.

— Алина Никольская, ты создал в её лице достойного противника, — переводя дыхание, сказала Ангелина, слабым голосом, — ты просчитал меня. Это единственное, что могло меня зацепить, в этом гнилом виртуальном мире. Красивая девушка с мышлением мужчины. Очень интригующе. Сегодня я хотела забрать её с собой. А вот ухожу одна. Этот шприц. Там была моя кровь. Он предназначался именно для неё. Когда-то он разделил мою жизнь на две половины, на До и  После. Твоя Алина, я не могла её оставить здесь, в реальном мире. Она такая же, как я.  Она была До, и не имела права существовать После.

Лицо Ангелины в свете тусклых фонарей казалось бескровным. Полные боли и отчаяния глаза, смотрели на Лёву. Губы ещё что-то шептали, но сил говорить у неё уже не было.  Прошкин склонился над ней.

— Я солгал тебе про детский дом и про корабль, — виноватым голосом, сказал он, — я хотел подарить тебе мечту, хотел подарить тебе новую жизнь, а в результате отнял всё это. Как всё нелепо и несправедливо.

Ангелина, превозмогая боль, подняла руку и осторожно коснулась его щеки.

— Колючий какой, — прошептала девушка, вглядываясь лицо Лёвы, словно хотела сохранить в памяти его образ, — твой Факин был такой милый, ему очень хотелось верить. Точно так же, как хочется верить тебе. Алину я ненавидела всей душой. Душа питается от крови, мою душу, испортила моя же кровь. Только не надо жалеть меня,  сострадание делает жизнь достойной отрицания. Я была Ангелом Сна в Зазеркалье, а она моим отражением в реальности. Знаешь, почему я хотела, чтобы она ушла вместе со мной? Она дополнила бы, моё несовершенство. Ты думаешь, смерть поглотила бы нас? Нет! Совершенное бессмертно, а это путь в Вечность. Увы, теперь мне не суждено это познать.

Девушке не хватало воздуха. После каждой она фразы переводила дыхание. Прошкин скинул пальто и, бережно закутав в него Ангелину, крепко обнял её, пытаясь согреть. Её голова лежала у Лёвы на плече. Он смотрел в сторону, стеклянными от слёз глазами.

— Прости меня, — еле слышно прошептала Ангелина, — теперь мы знаем, в чём ошибка, но уже слишком поздно. Цинизм и хладнокровие поселились в наших сердцах, а месть разрушила души и искалечила жизни. Меня уже не спасти, но у тебя еще есть шанс выжить, единственный и последний, это… — Лёва почувствовал легкое прикосновение её губ и ощутил горячее дыхание. — Это любовь… — Произнесла на выдохе Ангелина и безжизненно повисла на его руках.

Снег упрямо замедлял движение. Прошкину вдруг показалось, что время остановилось. Девушка была мертва. Её необыкновенные, чёрные и выразительные глаза были широко открыты. Словно зачарованный, взгляд Ангелины застыл в созерцании парящего снега. Он один невозмутимо царил над городом, пытаясь  своим существованием напомнить людям о суете, истине, о скоротечном и вечном. Дрожащей рукой Лёва закрыл ей глаза. Белые хлопья медленно продолжали зависать в пространстве, не обращая внимания, на стоящего на коленях антипикапера, который держал в объятиях тело девушки и опустошенными, полными слёз глазами смотрел в ночное небо. Стон отчаяния вырвался из его груди. «За что же ты меня так?» — закричал Лёва. Сквозь непроглядную мглу и снегопад, он видел глаза Бога. Они смотрели на него по-отечески, как на ребёнка, получившего наказание по заслугам, с жалостью и любовью.

Внушительных размеров байкер, в кожаной куртке, косоворотке и высоких черных ботинках, подошел к Прошкину. Его свирепое лицо украшала длинная рыжая борода, напоминающая хвост лисицы. Он положил Лёве руку на плечо.

— Слушай, командир, мы тут это, в общем…

Лёва поднял голову, и громила увидел его обезумевшие глаза, наполненные слезами. Байкер перевёл взгляд на Ангелину и всё сразу понял. Он медленно снял разрисованный шлем с головы, и глубоко вздохнув, спросил:

— Может скорую вызвать?

Лёва отрицательно покачал головой.

— Понятно, жаль девку, красивая, молодая, жить да жить, — сочувствующе пробормотал рыжий, вглядываясь в её лицо.

— Что у вас там? — Спросил Лёва. — Все живы?

Байкер явно волновался, сосульки на его колоритной бороде позвякивали, как елочные игрушки, он переминался с ноги на ногу и не знал с чего начать.

— С нашими-то все в порядке, — начал он издалека, — Медведю ногу прострелили, да он привыкший, у него с Афгана таких ссадин на туловище, больше чем естественных отверстий. Бизону немного фейс попортили, так ему нос сломали еще прошлой весной, с него не убудет. Сам в рукопашку полез с горцами, кто ему виноват? Испанцу и Клещу тачки конечно попортили, но это уже мелочи. А вот «таракану» кранты. Он и так-то на честном слове держался, а тут Вова твой, несдержанный, оседлал его, да еще на таран пошел на эту нечисть. Если запчасти все найдем, восстановит механик за пару недель. Вот с твоими бойцами похуже будет.

Рыжий замолчал и отвел глаза в сторону. Он был похож на школьника второгодника, получившего двойку, который боится рассказать про это своему отцу.

— Говори уже, — с тревогой в голосе сказал Лёва, — как есть говори, хуже чем сейчас, вряд ли что-то уже может быть.

— Таксист твой, армянский ниндзя, кудесник монтировки отделался парой поломанных рёбер, Док уже его посмотрел, жить будет, а вот мальчишке…, ему на больничку бы надо. Ты бы сам сходил, он вон там, за трибуной, наши с аптечкой откачивают его.

Степан сидел на деревянных ступеньках, прислонившись спиной к задней стене трибуны, покрытой плесенью. Несколько человек суетились вокруг него. Кто-то из байкеров заботливо накинул ему на плечи свою тёплую куртку. Стёпа вытянул вперёд свои длинные и тощие ноги и стонал от боли. Прошкин протиснулся сквозь плотные ряды молчаливых и сердобольных мужиков и схватил Стёпу за руки.

— Стёпка! Брат, ты чего это надумал? — Закричал Лёва. — А? Степан, а ну-ка, прекращай мне это.

— Вон, пусть Док тебе расскажет, — услышал Прошкин за спиной, низкий голос.

Док захлопнул аптечку, сел на корточки возле Лёвы и взял руку Степана в свою внушительных размеров ладонь. Достал из кармана старые часы на цепочке и принялся считать пульс у раненного. Через  минуту он заговорил, обращаясь к Лёве, на «ты», как будто они давно были знакомы.