Маша Драч - Нелюбимая

Водитель видел, что я плакала, но ничего говорить не стал, просто молча выполнял свою работу. Я пыталась успокоиться, взять себя в руки. В конце концов, ничего смертельного не произошло, просто разочаровалась в близком человек. А что? Будто родной человек не может разочаровать. Будто, если мы одной крови, то это уже обязует нас всех к чему-либо перед друг другом. Но всё-таки как остро жжёт в груди.

Приехав домой, я глубоко вздохнула, затем выдохнула и только после это открыла входную дверь. Герман сидел в гостиной на диване с ноутбуком на коленях и читал какие-то бумаги. На кончик носа съехали очки. Всё-таки действительно решил перейти на них? Хотя, наверное, оно и к лучшему. Но, пожалуй, капли всё равно придется применять, чтобы белки не выглядели такими воспалёнными.

— Здравствуй, — торопливо произнёс Герман, заметив меня.

— Привет, — я повесила пальто в шкаф и прошла в гостиную. Главное, снова не расплакаться.

— Как прошли посиделки? Я думал, ты подольше захочешь побыть с сестрой, — Герман снял очки и посмотрел на меня таким взглядом, он был искренне заинтересованным и немного даже обеспокоенным.

Я застыла на полпути и не сдержалась. Не знаю, может, я неженка какая-то, может, обычная слабачка, которая настоящей жизни не видела, но слёзы сами собой скользнули по щекам. Герман резко поднялся, отставил ноутбук на журнальный столик и подошел ко мне.

— Что случилось?

Вот и хотелось бы ответить, но я сумела выдавить только что-то невнятное, а затем просто зарылась в тёплых и крепких объятиях Германа. Он помог мне добраться в спальню, бережно уложил на кровать, лёг сам и снова заключил в плен своих рук. Я плакала, но потом утихла. Думала, что у меня прям истерика начнётся, но, к счастью, нет. Просто тишина и близость Германа подействовали на меня успокаивающе. Немного голова болела и носом я постоянно шмыгала, но это пустяки.

Моя голова лежала на груди мужа, я слышала его сердцебиение и смотрела в одну точку, ни о чем не думая. Просто тяжело на душе было и всё.

— Я не хочу на тебя давить, — прошептал Герман, целуя меня в щеку. — Но должен знать, что случилось?

Немного помолчав, я всё рассказала, даже не представляя, что со всем этим теперь делать.

— Вот ведь тварь, — прорычал Герман, а я только могла гадать, кому именно это оскорбление адресовано: Алине, Ларисе или им обеим. — Сейчас же позвоню и разорву свое партнёрство с Гришей. Пусть ни она, ни он ко мне в дом даже не потыкаются. Никакого спонсорства они от меня больше не дождутся. А Лариса… Я и ей перекрою кислород, — Герман говорил со всей серьезностью, я ощутила, как напряглось всего его тело и меня это немого испугало.

— Пожалуйста, побудь сейчас со мной, — умоляюще проговорила я. — Не уходи никуда сейчас.

— Не уйду, моя хорошая, не уйду.

В этот момент я отчётливо поняла, что самое тёплое и уютное место для меня на всём белом свете — это руки моего мужа. Никогда прежде я не чувствовала себя настолько правильно и уместно. Вот вроде бы всё и было у меня в детстве, ни в чем остро не нуждалась, а только сейчас поняла, что, наконец-то, нашла себя и свой уголок.



Герман практически не отходил от меня ни на шаг. Я успокоилась, больше не плакала, просто не хотела оставаться в одиночестве. Сейчас оно особенно неприятно действовало мне на нервы. Может быть, я повела себя слишком эгоистично, всё-таки Герман занимался работой, когда я вернулась домой. Прекрасно понимаю, что своим подавленным состоянием отрываю мужа от дел, но он ничего мне по этому поводу не сказал. Просто был рядом и бережно держал в своих сильных руках.

Евгения заварила ароматный ромашковый чай и испекла яблочный пирог с корицей. Никакого аппетита у меня не было, но Герман всё равно принес в спальню чашку с чаем и небольшой кусочек пирога. Голова гудела, но я нашла в себе силы для того, чтобы просто удобно сесть на кровати.

— Не расстраивайся, — нежно проговорил муж, заправляя мне за ухо растрёпанную прядь волос. — Я понимаю то, насколько тебе сейчас больно и обидно. Если честно, то я и сам всё еще немного в шоке, но такова наша жизнь. Не хотелось бы тебя огорчать, но впереди ожидает еще очень много разочарований. Конечно, я буду стараться ограждать тебя от них, но ведь от всего на свете не убережешь.

— Понимаю, — я вздохнула и посмотрела на свои пальцы, что крепко сжимали фарфоровую чашку с чаем. — Просто этом мог быть кто-угодно, и в другой ситуации я возможно не так остро отреагировала бы. Но Алина… Почему она так жестоко поступила со мной? Я ведь ничего плохого никогда не делала и не желала ей. Она так натурально играла роль любящей сестры.

— Это верно, — согласился Герман. — Из нее могла бы получиться хорошая актриса.

— Неужели всё случается из-за денег? — Очевидно, что Герман не мог знать всего на свете, но мне теперь и податься не к кому, только и остается, что искать хоть какие-нибудь ответы у мужа.

— Думаю, тут много фактор сыграло, — Герман поправил одеяло и накрыл им мои ноги. Наверное, боится, что я могу замёрзнуть. — Скорей всего какая-то определённая степень зависти всегда присутствовала в твоей сестре. Для этого много поводов не нужно. Иногда достаточно любой мелочи. Плюс ко всему этому, она потеряла ребенка, а ты вот-вот станешь матерью. Я, конечно, не силен в женской психологии, но уверен, что Алину такое положение вещей сильно уязвляет.

— Да, ты прав, — я медленно перевела взгляд на Германа. — Было еще кое-что, что меня смутило, — хватит с нас секретов, нужно всё решить прямо сейчас.

— Что? — темные брови Германа взметнулись вверх.

— Лариса сказала мне, что ты дал Саше денег, чтобы он больше меня не трогал. Это правда?

— Правда, — немного помолчав, ответил Зацепин.

Не могу сказать, что это причинило мне боль. Скорей всего, мне было неприятно лично убедиться в том, что Ломов оказался обычным алчным человеком. Не было у него никакой любви, просто хотел денег. Снова эти проклятые бумажки!

— А Ларисе откуда это известно? — Герман вдруг нахмурился.

— Знаешь ли, я не была настроена расспрашивать об этом, — мой ответ прозвучал скорей устало, чем ядовито или раздраженно.

— Кажется, спелись наши голубки. Аферисты. Еще раз дадут о себе знать, я применю кардинальные меры, — по серьезному голосу Германа было понятно, что он не шутит. — Ты сердишься на меня? — Зацепин поцеловал меня в коленку.

— Что? Почему я должна сердиться на тебя? — я рассеяно глянула на него, затем посмотрела на кусок яблочного пирога, что лежал на тарелке. Вдруг захотелось есть.

— Из-за денег и Ломова.

— Нет, — я взяла пирог и откусила немного. — Меня это скорей удивило. Но я рада, что ты помог мне избавиться от общества этого человека. Его навязчивость уже начинала пугать меня. Просто… Просто, когда все складывается так… Не знаю. Родителям всё равно. Сестре тоже. Ломов, который вроде бы изображал пылкую любовь, тоже оказался нехорошим человеком. Все, абсолютно все, кого я знала, являются не теми людьми, какими они пытались быть. Только ты остался прежним, — я вернула пирог обратно на тарелку и придвинулась ближе к Герману. — Прости меня за всё, что я делала раньше. Я просто была очень глупой. Ты, действительно, один остался, кто не покинул меня. Нам было трудно, иногда невыносимо, но ты не ушел, не продал меня, не выгнал. И знаешь, — я выразительно посмотрела на своего мужа, — я просто люблю тебя. Наверное, это произошло со мной намного раньше, но я почему-то гнала от себя такую очевидную правду. Может быть, боялась, а возможно не до конца понимала своих чувств.

— Я тоже тебя люблю, моя хорошая, — Герман нежно улыбнулся и провел ладонью по моим волосам. — Иногда любовь причиняет невыносимую боль и часто мы делаем больно тем, кого любим. Но это всё не со зла, просто, когда без человека уже дышать не умеешь, то немного слетаешь с катушек. Во всяком случае, так было со мной, но не теперь. Не хочу, чтобы ты плакала, — Герман поцеловал меня в губы. — Ложись и постарайся немного отдохнуть. Я закончу некоторые дела и приду к тебе, хорошо?

— Да, конечно.

Я всё-таки допила чай и съела несчастный кусочек пирога. Удобней устроившись на кровати, я прикрыла глаза и не заметила, как провалилась в сон. Мне снилась детская площадка. Она была незнакомой и вообще вряд ли я находилась в своем городе. Стоял чудесный солнечный день. Вокруг бегали маленькие дети, где-то неподалёку стояли их родители. Я держала в руках розовую панамку, украшенную мелкими цветочками. Какие-то ромашки что ли. Я понимала, что пришла сюда со своей дочерью, но ни ее имени, ни то как она выглядит, я совершенно не знала.