— Может, успокоительного дать? — заботливо спросила мама.
— Нет, — я взяла стакан, осушила больше половины и отставила на журнальный столик. — Главное, чтобы они там друг друга не поубивали.
— До этого уж точно не дойдет, — мама эти слова проговорила с такой уверенностью, что у меня даже сомнений не осталось.
Я настолько сосредоточилась на своей какой-то внутренней и совершенно невыносимой боли, что сил хватало только смотреть в одну точку перед собой. Мне просто очень хотелось, чтобы всё закончилось, чтобы моя дочка наконец-то была рядом. И пока этого не случится, я не смогу вообще нормально функционировать, просто какая-то невнятная серая тень, но уж точно не человек.
Вскоре послышался стук двери и в гостиной появились Герман с Сашей. Я вскочила и на секунду закрыла глаза, потому что из-за резкого подъема голова жутко закружилась.
— Арина, — Герман подошел ко мне и взял мое лицо в свои аномально горячие руки. — Обещаю, что наша дочь уже сегодня будет здесь.
— Я в тебя верю, — я обняла Германа только на секунду, а потом муж стремительным шагом направился в сторону входных дверей.
Не знаю, какой именно разговор состоялся между Германом и Ломовым, но чутье мне подсказывало, что всё вот-вот закончится.
24.
Тяжесть ответственности тянула меня к земле, буквально придавливала к ней, но я не боялся. Сейчас вообще страх был для меня чем-то далёким, эфемерным, бессильным. Это всё из-за перевозбуждения и шока и, вероятно, дичайшего недосыпа. Один день казался мне целым годом и очень хотелось, чтобы этот «год», наконец-то, подошел к своему логическому и счастливому завершению.
Никаких лишних мыслей. Всё мое внимание было сосредоточенно исключительно на том, чтобы найти свою дочь, иначе я с ума сойду и тогда могут возникнуть жуткие последствия. Я мог ожидать от собственного брата любого подвоха, любой неприятности, мерзости, но это… Андрей зашёл слишком далеко. Если Ломов говорит правду, и мой брат, действительно, головой тронулся, то я, возможно, попытаюсь его пощадить. Но, если нет… Не знаю, хватит ли мне внутренних сил, чтобы не отправить Андрея на тот свет.
Когда Саша мне всё рассказал, я почему-то сразу же вспомнил о том, что у моего братца есть в моем городе несколько гаражей. Не помню, когда он их купил и на кой чёрт, но Андрей на машинах и всём, что с ними связано, уж очень повёрнут, даже как-то нездорово. Я тоже пытался пристраститься к автоспорту, но это не совсем моё, и вообще данная попытка для меня ни во что хорошее не вылилась.
Конечно, трудно было признаться в том, что своим желанием понять и принять любовь к гонкам, я хотел хотя бы чуть-чуть приблизиться к своему брату. Просто до конца не получалось смириться с тем, что мы окончательно разошлись по разные стороны баррикады. Я даже где-то в самой глубине души хотел простить Андрея, хотел, чтобы наша семья была крепкой и дружной. Но это всё оказалось слишком наивным и абсолютно тщетным желанием.
Теперь мы дошли до той крайней точки, когда я на всех порах мчусь к брату, чтобы забрать своего новорождённого ребенка. Эта дикая, не вмещающаяся в привычные рамки понимания ситуация, первые минут тридцать казалась мне нереальной. Так ведь не бывает, вернее, не должно быть, а получается, что в жизни возможно абсолютно всё, потому что человеческая озлобленность и фантазия не имеет никаких мыслимых границ.
Алексей вёл машину. Сначала я хотел сесть за руль, но не уверен, что проехал бы в таком состоянии дальше первого же фонарного столба. Ломов сидел рядом, и я буквально душил себя, только бы не прибить этого сопляка. Если рассуждать здраво, то Саша не сделал ничего страшного, за что следовало бы его отправлять на тот свет. Просто он хотел денег, вот и вёлся на провокации Андрея. Я это понимал, но всё равно боролся с собой.
Дорога казалась невероятно длинной, но, наконец-то, машина затормозила, чуть не клюнув носом в шлагбаум. Я вылетел на улицу, громко хлопнув дверью. Растерянный охранник выглянул из будки, но у меня не было ни времени, ни желания сейчас вести беседы и что-то объяснять. Эту обязанность на себя взял Алексей.
Темно уже было, но фонарные столбы освещали достаточно пространства, чтобы различить, где и под каким номером находится тот или иной гараж. Меня начало лихорадить, а желудок резко скрутило в жгут. В здравом уме я бы вряд ли вот так запросто нашел те железные двери, которые мне нужны, но сейчас вся моя память, весь мой организм работали исключительно для того, чтобы достичь желаемой цели. Не хочется даже думать о том, а если бы мои догадки не оправдались. А если бы Андрей давным-давно продал бы эти проклятые гаражи? Сколько их там? Два? Кажется, они по соседству? Но всё сложилось именно так, как есть.
Я остановился у дверей, выкрашенных в серый цвет и на секунду завис. Затем дёрнул за холодную металлическую ручку и услышал надрывный детский плачь. У меня едва земля из-под ног не ушла. Всё закружилось, завертелось перед глазами, но я устоял и шагнул в душное пространство гаража, где стены давно уже пропахли бензином.
То, что я увидел повергло меня в глубокий шок. Хотелось немедленно ринуться вперед, забрать дочку и унести ее отсюда как можно дальше. Но я понимал, что пока не стоит делать резких движений. Опасно.
В дальнем углу гаража на бетонном полу сидела молодая девушка в грязном белом халате и крепко прижимала к груди крошечный свёрток. Мой ребенок. Я был на грани, чтобы задохнуться от злости и безумия, которое медленно подбиралось ко мне.
Андрей стоял чуть поодаль, весь трясся и дрожащей рукой держал пистолет, пытаясь направить дуло на несчастную девушку. Обезумевший взгляд брата красноречиво говорил о том, что здесь рассудок решил окончательно покинуть своего хозяина. Вряд ли Андрей вообще решился бы выдвинуть какие-то условия или начать шантажировать. Он уже не отдавала себе никакого отчета. Если бы не Ломов и его трусость, я даже не хочу думать о том, чтобы с нами всеми было.
Мое появление брат заметил далеко не сразу. Всё его внимание сосредоточилось на заплаканной медсестре и моей дочке.
— Андрей? — осторожно позвал я, стараясь, чтобы мои руки находились на виду, тем самым демонстрируя свою безоружность.
Брат глянул и едва ли узнал меня. Лицо влажное то ли от пота, то ли от слёз. Руки грязные, одежда тоже. Жирные волосы растрёпаны. Что же с ним случилось? Еще совсем недавно он был таким, каким я всегда его помнил. И тут он превратился непонятно во что.
— Опусти оружие, пожалуйста, — я говорил спокойно, несмотря на то, что в горле клокотал гнев, смешанный со страхом. В кончиках пальцев закололо, когда зияющая чернота дула медленно переместилась прямо в центр моей груди.
Я старался не упускать из виду ни медсестру, ни своего сумасшедшего брата. Нужно было как-то контролировать всю ситуацию в целом.
— Ты, — выплюнул Андрей трясся пистолетом. — Это всё ты, — брат смотрел на меня так, будто бы я был самым великим злом, которое только могло случиться в его жизни.
— Я, я, прошу, только опусти пистолет. Ребёнок плачет, разве ты не слышишь? — я медленно сделал шаг вперед.
— Стой, — прорычал Андрей, снова целясь мне в грудь. — Это всё ты, ты, ты, ты, ты, — брат шептал так быстро, что казалось, он совсем уже не понимает, о чем говорит, будто бы его язык жил отдельно от мозга.
— Ты ведь на меня злишься, правда? — мне было необходимо переключить внимание Андрея. — Я здесь. Хочешь, останусь, только отпусти их.
Андрей метнул озлобленный взгляд в сторону медсестры. Бедная девушка находилась на грани, чтобы потерять сознание. Поразительно, как она вообще еще держалась, ее выдержке можно было смело позавидовать.
Брат подошел к медсестре и коснулся одной рукой моей дочери. Я дёрнулся, но Андрей пальнул, и пуля пролетала в нескольких сантиметрах от меня. Сомнений в том, что Алексей позаботится об приезде полиции у меня даже не возникло, но до этого момента я должен сделать хоть что-то. Сил оставаться в стороне и просто бездействовать попросту нет.
— Ладно, пусть идут, — Андрей вдруг так сильно подобрел, что мороз заколол в позвоночнике. — Идите, — брат толкнул девушку в плечо. Она посмотрела на меня заплаканными глазами, я лишь одобрительно кивнул.