Маша Драч - Нелюбимая

Медсестра прижала к себе ребенка, будто бы он был ее родным, встала и, пошатываясь, прошла к выходу.

— А ты останешься, — Андрей направился ко мне и сдавленно засмеялся.

Я не шевелился, чтобы лишний раз не нервировать брата. Мне стало понятно, что это странное ненормальное состояние на него находит, будто наплывами.

— Что с тобой случилось? Не хочешь об этом поговорить?

— Банкрот я! Понятно?! Нищий! — от внезапного крика я непроизвольно дёрнулся, а вслед за мной дёрнулось и дуло пистолета, словно оно невидимыми нитями было крепко привязано ко мне. — Ноль! У меня везде ноль! А ты! — Андрей вплотную подошел ко мне, кончики наших носов практически соприкоснулись. Я почувствовал неприятный запах перегара и немытого тела. — А ты смеешься надо мной! Да? Весело тебе? Радуешься? Это пока! Пока тебе смешно!

— Ничего подобного, — я был удивлен тому, насколько мой голос звучал ровно. Это шло в полный противовес с той бурей эмоций, что зрела у меня в груди.

— Врёшь! Я тебя насквозь вижу! Это ты всё подстроил так, чтобы я остался ни с чем, — Андрей отступил на шаг назад и тряхнул головой несколько раз. Грязные волосы спали ему на лоб. — Ты всегда завидовал мне!

— Я тебе помочь хочу. Ты сейчас не в себе.

— Всё я в себе, малой! — Андрей хохотнул, затем умолк, а потом закашлялся.

— Просто отдай мне пистолет, а после мы можем спокойно поговорить и обсудить как тебе помочь.

— Нет, — теперь дуло было направленно точно в центр моего лба. — Ты не заслуживаешь всего того, что у тебя есть. Это должно быть только моим. Поэтому будет справедливо, если я отниму у тебя то, что ты отнял у меня.

— Андрей, у тебя никто ничего не отнимал. Ты ведь сам отец и я твоих детей не воровал, никогда не желал им зла.

Брат ничего не ответил. Он просто смотрел на меня, буравил стеклянным взглядом и не отнимал пистолет от лба.

Время будто застыло в тесном удушливом пространстве гаража. Я мысленно досчитал до пяти и резко сделал выпад вперёд, намереваясь выхватить оружие. Несмотря на невменяемость Андрея, хватка у него была уж очень сильная. Между нами завязалась драка. Брат никогда не отличался хорошей физической подготовкой, но он меня достаточно быстро и точно повалил на пол и сам навалился сверху, стремясь ухватиться за глотку.

Мне пришлось выворачиваться и следить за тем, чтобы дуло пистолета не уперлось мне в висок, а свободная рука Андрея не перекрыла кислород. Несколько ударов ногой попали точно в пах, еще один куда-то в бок. Брат кричал что-то нечленораздельное, вдавливая меня в холодный бетонный пол всем своим весом.

Понятия не имею, как у меня получилось освободиться, телом управляли исключительно инстинкты. Я хотел заломить Андрею руки за спину и выбить пистолет, но какая-то просто нечеловеческая сила ни на секунду не покидала его. Послышался вой полицейских сирен и именно это на секунду выбило брата из колеи. Он встрепенулся, буквально выскользнул из моих рук, словно уж и хотел выбежать из гаража. Я, недолго думая, ударил Андрея по ногам. Он упал и в его глазах мелькнуло полное осознание того, что уже не получится так просто убежать. Злость исказила лицо Андрея, буквально изуродовала его.

Я пытался встать, но ноги не хотели меня слушаться. Андрей схватил пистолет, который упал при падении и не раздумывая, выстрелил. Меня качнуло ощутимой волной, и я упал на спину. В ушах вспыхнул шум, а перед глазами быстро начало распространяться, увеличиваться черное пятно, что размывало всё вокруг.

Кто-то забежал в гараж. Голоса смешались в единую неделимую субстанцию. Надо мной склонилось несколько человек. Что-то говорили, махали руками, но я не реагировал. Мысли расползались, я ведь даже не понимал, куда именно угодила пуля. Единственное, что мне удалось выдавить из себя перед тем, как потерять сознание, одно-единственное короткое слово: «дочка». Но вряд ли его вообще кто-то услышал.



Солнечные лучи стелились на полу медовыми лужицами, украшая собой немного сколотую в уголке белую больничную плитку. Этот маленький сколотый кусочек никак не хотел давать мне покоя. Я всё смотрела на него и смотрела, будто надеясь, что сейчас крошечный недостаток в мгновение ока исправится.

В сущности, этот несчастный пол сейчас не должен привлекать столько лишнего внимания к себе. Он вообще не должен привлекать. Какая мне разница, где именно расположен этот скол и каким образом он вообще здесь появился? Может, от старости, а, может, кто-то случайно уронил что-то достаточно тяжелое? Чашку, например. Мой муж должен с минуты на минуту прийти в себя, и я обязана сконцентрироваться именно на этом. Но мысли почему-то неприлично рассеяны и смазаны. Это обычная эмоциональная усталость, которая провоцирует вот такое странное флегматичное состояние.

Первую половину дня я пробыла рядом с Викой. К счастью, с ней всё хорошо, но я решила, что будет лучше, если она некоторое время побудет в больнице, в то время пока лично смогу убедиться в стабильном положении Германа. Хотелось разорваться надвое, но это невозможно, поэтому пришлось совмещать сразу несколько дел.

Полиция брала у меня показания, пока я пыталась успокоить Вику. Затем Алексей отвёз меня в больницу к Герману. Мама пообещала, что присмотрит за моей дочерью и я, несмотря на прошлые обиды и недопонимания, доверилась ей. Как бы там ни было, но она ведь не захочет причинить вред родной внучке, правда же?

Голова из-за переизбытка нечётких мыслей казалась мне невыносимо тяжелой. Я почти ничего не знала, только из обрывков слов Алексея кое-как могла представить себе всё, через что пришлось пройти моему мужу. Его благородный поступок, смелость и самопожертвование поразили меня до глубины души. Герман ни раз говорил мне о том, что семья — это самое главное в его жизни. У меня не было оснований не верить ему, но близко к сердцу такие громкие слова я старалась не принимать. А оказалось, что Герман совершенно не шутил, только вот я лишь сейчас усвоила простую истину — мой муж не из тех, кто привык заворачивать серьезные высказывания и обещания в обёртку дурачества. И, видимо, именно это и определяет нашу разницу в возрасте.

Доктор сказал, что всё хорошо и у меня нет причин для волнений. Все постоянно только это и твердят, а на деле оказывается, что простого волнения мало, но сейчас я искренне верила в лучшее. Просто потому что устала, потому что не хотела испытывать боль, которая выворачивает на изнанку, расползается по грудной клетке и тебя всю трясет из-за нее. Потому что отказывалась верить в то, что, пройдя такой горький и травмирующий опыт, я могу просто потерять Германа. Никакие жизненно важные органы пуля вроде бы не задела, разве что левая рука какое-то время будет болеть, а плечо не сразу начнет хорошо функционировать. С этим можно справиться, а вот с Андреем, с его окончательно свихнувшейся головой всё будет куда сложнее. Я его ненавидела каждой клеточкой своей души, но и в то же время понимала, что это абсурдно, ведь человек уже перестал быть собой, перестал быть дееспособным.

Сейчас с ним работают психиатры, но уже велика вероятность того, что не самые радужные опасения подтвердятся. А раз так, то Андрея попросту не смогут привлечь к ответственности. И если я с этим попытаюсь с трудом, но смириться, а вот Герман вряд ли.

Сложно было принять и в мыслях упорядочить все те события, которые с нами случились. А сколько еще всего будет в будущем? Страшно было даже представить, но я не хотела думать об этом. Может, я и беспечна в своих суждениях, но ломать себя всякими опасениями уже было как-то поздно и глупо.

Герман шевельнулся, но не проснулся. Что-то неразборчиво пробормотал и нахмурился. Я насторожилась, но ничего не успела предпринять, так как в палату вошел наш лечащий врач.

— Уже начинает отходить от наркоза. Отлично, — констатировал он, что-то быстро записывая себе в блокнот.

— Я могу остаться или мне лучше выйти?

— Думаю, пока что вы можете что-нибудь перекусить и окончательно успокоиться. Скоро наш пациент придет в себя и тогда можно будет с ним поговорить, но недолго. Всё же он потерял много крови и в целом еще слаб.

— Хорошо, — я быстро поднялась и поправила на плече съехавший халат.

— Далеко не уходите, я вас позову, когда можно будет зайти.