1
Мои руки дрожали, а во рту возник горьковатый привкус. Мне было страшно так, словно я находилась в одной клетке с кровожадным хищником. Сердце гулко стучало в груди, а горячие ладони от пота стали неприятно липкими. Я расхаживала по спальне и никак не могла себе найти места, словно неприкаянная.
Остановившись у большого овального зеркала, я встретилась взглядом с собственным отражением. Бледная, испуганная и одинокая. Зеленые глаза лихорадочно блестели, а искусанные губы подрагивали всякий раз, когда я пыталась не расплакаться. Мысленно я утешала себя, стараясь поверить в то, что ничего страшного не случится. Пока еще не случится. В конце концов, никто убивать меня не собирается, так ведь?
Чтобы чем-то занять руки, я принялась вытаскивать из своей прически шпильки, украшенные настоящим жемчугом. Бросив их на туалетный столик, я тряхнула головой, и волосы тут же мягкими волнами спали на мои плечи. От шпилек ужасно болела голова. Еще бы! Весь день я проходила с ними, демонстрируя гостям свою изысканную прическу. Вернее, мать водила меня туда-сюда, чтобы все полюбовались мной, словно экзотической зверушкой.
Я понимала, что этот брак неизбежен, договоренность о нем давным-давно состоялась. Моя свадьба спасала нашу семью от банкротства и жалкого существования. Банальная история, которая в наших кругах курсировала довольно-таки часто. Фиктивный брак, или брак во имя слияния двух компаний или брак для продолжения двух знатных семей. Вполне себе обыденная практика. Люди, которые владеют миллиардами, автоматически лишаются свободы, преимущественно ее нет у детей, чьи родители ворочают такими деньгами.
Меня с детства учили, что семья — наивысшая ценность и ради нее я должна пожертвовать всем, если возникнет такая потребность. Любые личные страсти и переживания всегда должны отходить на второй план и не мешать рационально мыслить. Таково правило, если ты не хочешь лишиться всего. Жестоко, но так положено.
Я была сосватана в возрасте десяти лет, на тот момент моему будущему мужу уже исполнилось тридцать. Тогда моя семья была ведущей из шести уважаемых семей нашего города. Контракт был успешно подписан и гласил, что когда мне исполнится двадцать, я обязана стать женой Германа Зацепина — влиятельного и сказочно богатого предпринимателя.
Это может показаться каким-то средневековьем, но подобным порядкам мы подчинились уже много-много лет. Так поженились мои родители, такова была участь родителей моей двоюродной сестры и прочих-прочих родственников и знакомых.
Лично мне всё это совершенно не нравилось и вызвало внутреннее отторжение. Я даже надеялась, что Герман, узнав о плачевном состоянии моей семьи, откажется от брака и найдет себе выгодную партию, но этого не произошло. Наша репутация была безукоризненной, и многие хотели бы сделать меня своей женой. Поэтому увильнуть никак не получилось бы. А вот моя двоюродная сестра — Алина, наоборот была счастлива тому, что вышла замуж за человека, которого абсолютно не знала. Их свадьба состоялась двумя неделями раньше и, похоже, Алина никак не переживала. Она настолько была преданна своей семье, что брак во имя приумножения общего капитала и продолжения рода воспринимала за честь. Я же придерживалась противоположных взглядов, но кому эти взгляды вообще были нужны?
Внезапно двустворчатая дверь распахнулась, и на пороге спальни появился он… Высокий, статный с большими черными глазами, которые тут же нашли меня и впились изучающим взглядом. Я инстинктивно вжала голову в плечи и отошла назад. Его губы изогнулись в едва заметной насмешке.
Осмотревшись по сторонам, Герман прикрыл дверь и вальяжной походкой направился к большой двуспальной кровати с балдахином. Сел и снова посмотрел на меня, как бы оценивая. Я не шевелилась. Не могла. Не получалось. Страх, словно парализовал.
— Иди сюда, — Герман похлопал ладонью свое колено. Я оставалась стоять на своем месте. — Иди, не бойся, — он снял с себя бабочку, бросил на тумбочку и расстегнул несколько пуговиц на своей белоснежной рубашке. — Иди же, — он подзывал меня так, словно я была щенком, который совершенно не понимал человеческого языка.
Выхода у меня другого не было и я неуверенной походкой, подошла ближе и остановилась в нескольких шагах от своего мужа. Всё еще не верилось, что этот взрослый мужчина теперь мой муж, а я — его жена.
— Чего трясешься вся? — Герман взял меня за руку и притянул к себе, усадив на одно колено.
Я избегала зрительного контакта, предпочитая смотреть себе под ноги. Щеки вдруг вспыхнули то ли от смущения, то ли от страха. Никогда прежде я не была настолько близка с мужчиной.
— Арина, — как-то странно он произнес мое имя и коснулся моих локонов. От постоянного напряжения мышцы во всем теле начали сильно болеть. — Ты меня боишься? — Герман оставил в покое мои волосы и провел кончиками пальцев вдоль моей руки.
— Да, — тихо ответила я, сглатывая ком в горле.
— Не бойся, девочка, я тебя не обижу, — муж поцеловал меня в плечо и пересадил на кровать. — Это не в моих интересах, — он поднялся на ноги, взял графин с водой, что стоял на прикроватной тумбочке и наполнил стакан. — Держи, — Герман протянул стакан мне. — Сегодня я тебя освобождают от супружеского долга, но впредь поблажек не будет. Лучше избавь себя от надуманных страхов и поскорей свыкнись с правдой жизни.
Герман забрал свою бабочку и вышел из спальни. Я глотнула немного воды, чтобы смочить горло. От сердца тут же отлегло, когда меня оставили одну.
Осушив стакан, я его поставила на место и принялась лихорадочно расстёгивать пуговицы на своём подвенечном платье. Они были расположены на спине, да еще такие маленькие, что пришлось потратить не меньше двадцати минут, чтобы наконец-то избавиться от наряда. Мне было противно всё, что, так или иначе, касалось прошедшей свадьбы. Даже несчастные жемчужные шпильки неожиданно вызвали во мне чувство ненависти.
Отбросив платье на стул, я завернулась в шелковый халат, что так предусмотрительно подготовила прислуга и юркнула в постель. Тело требовало отдыха после такого насыщенного дня, а вот разум продолжал лихорадочно рождать яркие картины моей дальнейшей супружеской жизни. Это было просто ужасно!
Да, Герман красивый мужчина и любая здравомыслящая женщина хотела бы сейчас оказаться на моем месте. Но никакая красота не могла избавить меня от страха перед этим человеком. Для него я лишь вещь, удачно приобретённая декорация к его давно устоявшейся успешной жизни. Все наслышаны о том, что Герман тот еще бабник. Еще бы! С его-то возможностями.
Он женился на мне лишь из-за контракта и хорошей репутации, чтобы показать всем, какой Герман Зацепин прекрасный стратег. Роль разменной монеты удручала, но я старалась отделаться от этого чувства, внушая себе, что всё сделано правильно.
В конце концов, когда за окном уже показались первые предрассветные блики, мой измученный беспрерывными размышлениями разум, всё же решил отдохнуть. Я буквально провалилась в сон, а когда очнулась, солнечные лучи уже залили тёплым золотом обширное пространство спальни.
Потянувшись в кровати, я встала и подошла к окну, полюбоваться той живописной картиной, что раскинулась вокруг особняка Зацепина. Сады, лужайки и маленькое голубое озеро. Здесь было красиво, и возможно я бы полюбила это место, но при других обстоятельствах: без насильственной свадьбы и отсутствия чувств к человеку, который теперь звался моим мужем.
Неожиданно за дверью раздался какой-то глухой шум. Я насторожилась, опасаясь, что сейчас сюда явится Герман и потребует немедленного выполнения супружеского долга. За шумом последовал чей-то звонкий женский смех. Я на цыпочках подошла к двери и осторожно приоткрыла ее. То, что я увидела, повергло меня в глубочайший шок. Полуголая женщина с распущенными светлыми волосами, держала в руках бокал шампанского, и пошло целовала Германа, привалившегося спиной к стене в коридоре. Похоже, муж решил по-своему отпраздновать свою женитьбу.
Закрыв дверь, я вернулась в постель. Чувство омерзения от увиденного неприятно горчило на языке. И почему всеми своими развратными делами нельзя заниматься там, где этого никто не увидит? В голове никак не укладывалось то, что в подобной обстановке пройдет вся моя жизнь. И ради чего? Ради того, чтобы удержать положение семьи? Стоит ли того, моя жертва? Мне бы следовало верить в то, что стоит.