Общество конченых, больных мразей без права на жизнь. Трефилов с радостью бы казнил каждого из них. Просто нажимал бы на кнопку и смотрел, как корчатся в конвульсиях, поджариваясь на электрическом стуле. А на экране перед каждым из них фотографии ни в чём неповинных людей, которых они жизни лишили. Какие на хрен принудительные меры медицинского характера?! Каждого на стул и в землю закопать. И без креста! Чтобы даже мать не знала, где это отродье Ада упокоилось.
— Здорово! Кир, я в школу к малому заходил, вставили мне там по полной, — Игорь начал извиняться с порога и тут же заткнулся, поняв, что старший углублен в бурную мыслительную деятельность.
Кинул сумку на край стола и остановился по правую руку от Трефилова, склонившего набок голову и молча рассматривавшего снимки.
— Он убил сначала водителя "скорой" Голубева, потом Шестакова.
— Да, он будто намеренно показывает, что эти две смерти связаны между собой, — Игорь отодвинул ближайший стул и сел на него, взяв со стола фотографию подвешенного к дереву мужчину. И если бы не вырезанные у него на обоих запястьях часы, то Голубева точно назвали бы самоубийцей: некогда шофёр "скорой помощи" пропил и семью, и квартиру, и работу. Переселился жить в деревню в обветшалый отчий дом, во дворе которого и было обнаружено его тело.
— Какие новости из больницы?
Трефилов тяжело посмотрел на Круглова, и тот едва не поёжился. Знает мужика уже года три, а всё так же тушуется под его взглядом умных зеленых глаз из-под широких насупленных бровей.
— Пока особо никаких. Изъял из архива личные дела Шестакова и Голубева. Действительно работали вместе какой-то период времени. Были в одной бригаде. При этом особую дружбу не водили. Либо о ней неизвестно жене Шестакова, работавшей в той же больнице медсестрой. К друг другу в гости не ходили, если и пили вместе, то обычно всем персоналом на праздниках.
— Нужно вызовы смотреть. Куда ездили и к кому. Когда.
— Эта информация тоже…изъята. Осталось только, — Игорь бросил грустный взгляд в сторону своей черной прямоугольной сумки с длинной ручкой, — изучить ее досконально.
Трефилов удовлетворенно кивнул и снова погрузился в свои мысли. Круглов всегда поражался тому, как старшему удавалось распутывать самые странные и тяжелые дела. Тот по привычке даже не смотрел фотографии, и Круглов догадывался, что следователь просто запоминал трупы, их расположение и окружающую обстановку места происшествия еще во время выезда. Это одновременно восхищало и пугало мужчину.
Протянул руку и взял фотографию блондинки с зашитым ртом. Стена позади нее была испещрена надписями, нанесенными кровью.
— Другой город, другой способ убийства…Женщина. Все остальные — мужики. Почему ты думаешь, что есть что-то общее между делом, навязанным нам сверху, и "нашими" трупами?
— Я так не думаю, — коротко и безапелляционно, а сам смотрит так, будто сейчас руку отрубит, если Круглов не положит фото обратно. Мужчина догадался, что нарушил какой-то своеобразный трефиловский порядок, и тут же аккуратно вернул снимок на место.
— Я так не думаю, — Трефилов смягчился, возвращаясь в реальность, — Но она…Понимаешь, не было следов изнасилования, не было насильственных действий сексуального характера. Молодую девку, приехавшую в деревню к бабке, просто так убили едва не в первый вечер? И убили как? Жестоко! Издевались над ней часами.
— Мог быть просто маньяк заезжий, гастролёр. Перекрывался после серии преступлений. Или, наоборот, только-только начал свою "профессиональную" деятельность, тварь! Хотя нет…Слишком всё "чисто" сделано.
— Правильно. Мог быть. Как и Шестакова. Маньяк заезжий.
— Как и Голубева. Как и Брылёва, наркошу того, которому вены вскрыли по всему телу и засыпали всего коксом. Как и его дружка, Наумова.
— Как и Голубева. Как и Брылёва. И Наумова…Маньяк заезжий. Грёбаный заезжий маньяк-меломан?
Круглов вскинул голову и почувствовал, как мурашки пробежали по телу. Только что Трефилов дал понять, что обладает некоторой информацией. А тот скупо улыбнулся одними уголками губ и кивнул на самый крайний снимок. Игорь пододвинул его к себе кончиками пальцев.
— Музыкальный диск, небрежно брошенный в самом углу подвала. А это, — Трефилов с азартом бросил прямо перед помощником другое фото, — из "Предела". И тоже диск музыкальный. Голубев "повесился", видимо, слушая это, — еще одна фотография, на которой крупным планом самый обычный диск CD-R. — А вот мелодия смерти Брылёва и Наумова, товарищ помощник следователя.
— И под какую музыку нынче людей потрошат, Кирилл Алексеевич? — Круглов стиснул челюсти, он терпеть не мог таких вот психопатов, загадывающих идиотские ребусы следствию.
— Под разную, Игорь Иванович. Под разную. Но, что примечательно, на каждом из этих дисков записана только одна песня. Всегда разная, но одна.
— Прослушал их?
— Ни хрена ничего непонятно. То ли Чистова была девушкой меломана…
— Джокера.
— Что?
— "Джокер" ему подходит больше, — Круглов ткнул пальцем на небольшое изображение разукрашенного лица известного персонажа комиксов, нанесенное на каждый диск.
— Хорошо. Девушкой Джокера, изменившей ему…но тогда причем тут бригада "скорой помощи", мать вашу?! Причем тут торчки? Какая между ними связь?
— Если она вообще есть!
Трефилов резко поднял один из снимков, вглядываясь в него, и Круглов нехотя потянулся за своей сумкой, в душе матеря больных уродов, присваивавших себе права самого Господа Бога.
— Ты, мать твою, не Господь Бог решать, кому жить, а кому умереть! Хватит убийств, Джокер! Достаточно! Не нажрался еще ими? Кому и чего ты доказать хочешь, ты сам-то знаешь?
— Харе орать, Адам. Поздно ты опомнился. Сколько убийств спустя, сам-то помнишь?
— Вот я тебе и говорю, Кость, достаточно! Хватит. Ты, Блядь, ты наказал мразей, убивших…их, наказал. Ты, грёбаный псих, даже "скоряков" наказал! Я молчу про "попутные жертвы". Так их ты окрестил про себя? Людей…Личностей. Со своими интересами, со своими мыслями и характером, с людьми, которых они любили и которые любили их, ты называешь "попутными жертвами". Хватит уже! Нет больше виноватых.
Адам скривился, ударив кулаком по столу рядом с оравшим голосами "Оксидерики" ноутбуком.
"По темным коридорам,
Ослепнув в своей доле,
Ты шел, не зная страха,
Враги познали боль.
А в голове лишь мысли
О мести и расплате,
Покойся с миром, нечисть!
ты выбрал свою роль".
— Есть. Есть, Адам, будь ты проклят! Есть, — я вцепился пальцами в край стола, стараясь держать ситуацию под контролем, но Адам сжался непроизвольно, зная, что может последовать после этой вспышки моей злости.
Однако, упрямый кретин, продолжал.
— Хорошо. Я не отрицаю. Мы вынесли ему приговор вместе. Вдвоем. — Чертыхнулся и поправился, — Втроем. Так пришей этого пид***а и всё. Что мы там ему придумали, ты помнишь? Покончи с ним и закрой на хрен двери в Преисподнюю, которую ты устраиваешь. Харли тебе достала самые крутые доказательства, которые его жизнь превратят в настоящий Ад. Используй их. Опозорь его. Уничтожь, как депутата, как адвоката. А потом убей. И всё. Закрой эту страницу.
— Помню ли я, Адам? Да, я каждый вечер закрываю глаза и представляю, что сделаю с ним. Эта мразь содрогался, увидев трупы тех нариков. Он еще позавидует им, Гордеев.
— Отлично! Что там у тебя за дела на завтра? Снова чай с лимоном на кухне и онлайн-мастурбация? Может, втиснешь в свое плотное расписание обнародование плотских утех господина Белозерова? И пока он будет дрожать от бессилия и прятаться от гнева своего грозного папочки и репортеров, ты придумаешь, как к нему подобраться. Убийц твоей семьи больше нет. Как и тех, кто косвенно виновен в смерти твоей сестры. Костя…ты поквитаешься с адвокатом, безжалостно слившим тебя на суде. Твоя справедливость восторжествует в полной мере.
"Сердце отбивает ритм
Воин внешне, раб внутри
Не смиряясь, но борясь,