— Мне не прислали ни цитарабин, ни даунорубицин, — сдержанно согласился Дрю. — Все, что у меня есть, — это зофран, морфин и еще несколько симптоматических препаратов.
Когда Томми кивнул, глядя в свой стакан, Дрю осознал, что, возможно, он не попросил прислать сюда химиотерапевтические препараты. Томми тоже потерял надежду вылечить здесь кого-то.
— Какова цель нашего пребывания здесь, Том? Мы просто должны утешать их?
Томми снова кивнул, не глядя Дрю в глаза. Это было предельно простое медицинское поручение, если не сказать совершенно угнетающее.
— Хочешь вернуться в штаты, чтобы прийти в себя? – спросил Дрю. — Я могу прикрыть тебя на несколько месяцев.
— Нет, — ответил Томми со смирившимся видом. — Мне просто нужна была помощь. Я уже выдохся на тот момент, когда позвонил Стиву и попросил прислать тебя. Я пытаюсь получить образцы местной воды, чтобы помочь Совету по охране окружающей среды Ланьчжоу, и иногда это требует длительных поездок. Я просто не могу одновременно лечить всех и заниматься этой вспомогательной деятельностью.
Оба мужчины замолкли, потягивая виски и глядя в заднее окно Томми на землю, покрытую буйной растительностью, спускающейся к реке. На заднем дворе между домами было каменное здание по новее, по-видимому, для купания. Оно было окружено бесплодным диким виноградником и выглядело как маленький оазис. Казалось, дикость процветала, но на самом деле она погибала: почти все снаружи было отравлено так же, как и жители деревни.
Дрю снова посмотрел на Томми и стал разглядывать его круги под глазами, выступающие скулы. Запрос Томми в вышестоящие органы, хотя и помеченный как срочный, был сравнительно эффективен. Он со всем справлялся здесь сам и просто не мог продолжать делать это в одиночестве. Он знал, что Дрю отправят немедленно. И, несомненно, Томми не мог так просто оставить эту безнадежную ситуацию, даже несмотря на то, что она медленно разрушала его.
Дрю внезапно охватило почти невыносимое чувство одиночества, поражения.
— Ты мало ешь, — тихо заметил Дрю, думая о Норе, обо всем, что он оставил. Он попытался проглотить обиду, что ему пришлось перелететь полмира из-за того, что Томми выдохся. Дрю хотелось внушить своему другу крепость, как бы он с готовностью и без колебаний поступил бы до того, как его жизнь так кардинально изменилась.
Я нужен ему, подумал Дрю. Ему это важно.
И, тем не менее, его все еще живот будто был стянут.
— Еды здесь не много. Нам привезли продукты из Ланьчжоу только восемь недель назад. А до этого у нас были талоны, но достать просто так ничего нельзя было. Это почти лишило меня рассудка. Черт возьми, люди не могут питаться талонами.
Дрю кивнул, взглянув за каменное сооружение на увядающий посев. Еда был ужасающе токсичной. Когда он представил, что жителям привозили еду только несколько последних месяцев, по рукам побежали мурашки.
Он сменил тему.
— Встречаешься с кем-то дома?
Томми был известным хроническим моногамом.
Но, осушив стакан виски одним глотком, он покачал головой, и Дрю понял, что нужно следить за тем, сколько тот пьет.
— Не-а, — захрипел Томми, вытирая губу пальцем и потягиваясь за бутылкой. Его лицо уже покраснело и ему, казалось, было наплевать. — Мне нужно с кем-нибудь перепихнуться.
Дрю сидел молча, задаваясь вопросом, почему он выбрал эту тему — женщины, отношения, секс — в качестве отвлекающего маневра. Он занимался с Норой любовью менее двух дней назад и все еще ощущал жар ее прикосновений на своей груди.
В воздухе повис встречный вопрос, и Дрю предчувствовал его за несколько секунд до того, как Томми пробурчал:
— А ты?
Он задал этот вопрос из вежливости и ожидал ответа «нет».
Но Дрю провел рукой по рту, а затем оперся лбом о ладонь, рассеяно потирая бровь.
— Да? – переспросил Томми благоговейным шепотом, и Дрю ощутил, как он сел прямее на стуле. — Это серьезно…?
Дрю опустил голову ниже, а затем небрежно потер лицо обеими ладонями. Что, черт возьми, он здесь делал?
— Правда? – ошеломленно прошептал Томми.
— Да, — пробормотал Дрю. Он чувствовал, как до Томми доходило осознание сказанного.
— И ты бросил ее, чтобы приехать сюда, — сказал Томми, слегка наклонившись вперед. — Вот за этим. В его голосе безошибочно угадывались ноты сожаления, в выражении лица читалось огорчение.
Глянув на стол, Дрю провел пальцем по рубцеватой древесине, обдумывая это. Он знал вне всяких сомнений, что их деятельность как организации была очень важна, что они спасали жизни и меняют мир к лучшему. Он всегда жертвовал своей энергией и временем без раздумий, зная, что выбранная им жизнь была тем, зачем он пришел в этот мир. Люди жили, и деревни вроде этой оправлялись благодаря их усилиям, но, оглядываясь на окружающее его запустение и абсолютную безнадежность, он чувствовал больше горе, чем надежду. Мир не изменился. Изменился он.
— Дрю?
Дрю поднял взгляд и понял, что Томми все еще смотрел на него, ожидая ответ. Он заметил новые морщины на лице Томми и тяжесть обвисших щек. Такая жизнь в полевых условиях в общем приносила не поддающееся описанию вознаграждение, но кроме этого, она камуфлировала течение времени. Их жизни не останавливались, когда они работали; они двигались вперед, без привязанностей, без временных ориентиров.
— Да, — снова произнес Дрю, зная, что это все, что он мог сказать.
挂念
8 июня
Она стояла передо мной, слегка пружинясь на босых ногах. Подогнула пальцы, чтобы защитить стопы от перегретого крыльца. Волосы были убраны назад, губы были гладкие и влажные от привычки, которую я узнал позже, постоянно и бессознательно их облизывать. Она протянула мне блюдо — пирог, из которого засочился густой пурпурный сок, а из-под решетки выглядывали желтые фрукты. Я посмотрел ей прямо в глаза, не веря собственным. Все это зрелище было для меня. Пирог, конечно, но кроме него — переход ее щечек от розового, взволнованного к румяному, удивленному.
Я понял в одно мгновение, что она чувствовала, потому что ее выражение идеально отражало неистовые удары сердца в моей груди.
Удивление.
Трепет.
Резкий всплеск желания и жажды.
Я видел все это в ее румянце, сдержанной улыбке, глазах. Она выглядела немного безумной, за этой маской внутри она вся вспыхивала.
— Это для меня? — спросил я, ощутив, как все мое тело склонялось к ней.
Она снова облизнула губы и улыбнулась, кивая. Когда она улыбалась, ее глаза превращались в маленькие полумесяцы.
Я подумал, что она была самым милым и прекрасным созданием, которое я когда-либо видел.
挂念
Глава 7
17 июля – 15 августа
Дрю всегда ощущал, что нигде особенно не приспосабливался, не считая командировок. И, хотя местным жителям часто требовалось несколько дней, чтобы привыкнуть к нему — может, потому что он был белым человеком в малоразвитых районах, или из-за его татуировок и пирсинга, или потому что он просто не вписывался в рамки их культурных норм — его никогда не отвергали или недолюбливали.
Как только жители Ченгхуакун преодолели свои первоначальные сомнения, они сразу впустили его в свои дома и сердца безо всяких притязаний и ожиданий. Хотя многие все еще не понимали, почему они не могут употреблять плоды своих трудов и пить местную воду, даже кипяченую, они предлагали Дрю все, что у них было, когда он приходил к ним.
Всего двадцать семь людей осталось в деревне, которая еще пять лет назад была родным домом для более семидесяти взрослых и множества детей. Самому младшему жителю было двадцать пять. Это была девушка, которая ухаживала за больным отцом. Она не была больна, по крайней мере, пока. Из оставшихся жителей семнадцать, несомненно. умирали, еще пятеро были больны, но еще способны заботиться о близких, и последних пятерых болезнь еще не затронула. Большинство здоровых жителей уехали из деревни в течение последних нескольких лет, когда правительство предложило небольшому населению Ченгхуакун переехать в город и отыскать работу на заводе, пока решали вопрос с загрязнением реки. Другими словами, на неопределенный срок.