Аника лег на кровать. Настя свернулась клубочков в кресле.
— Вы давно в цирке?
— С детства. Мои родители были цирковыми.
— И вы с детства выступали?
— Я помню свое детство на манеже. Мы много колесили по России матушке. Мои родители были акробатами. Жилось нам тогда совсем несладко. Днем мы, все артисты, репетировали и дежурили у дверей директора в ожидании причитающихся денег. Я был совсем мальчишкой. Он не разрешал работникам цирка входить к нему, пока он сам не смилостивится и не вышлет спасительный полтинник, которому мы всегда были рады. Так ежедневно выклянчивали мы заработанные деньги. Кормились у бедного еврея, содержащего погребок напротив цирка. Он варил нам картошку и разрезал одну селедку на десять частей — ему с этого дела нужно было еще самому кормиться с огромной семьей. После представления мы отправлялись спать в большом ковре, — том самом ковре, который раскладывали на арене во время спектакля. Спали мы вместе с кучерами, билетерами, и униформистами, закутавшись в ковер, где кишмя кишели вши. Потом наш директор начал задерживать и те жалкие полтинники. Тогда мои родители во время представления влезли на штамберт и подняли крик, что если им не уплатят заработанных денег, то они не слезут со штамберта, да еще бросятся вниз головой на глазах у почетной публики. Скандал был огромный. Вмешался пристав. На следующий день полиция выслала родителей прочь за «учинение скандала в общественном месте». Я остался с дядькой — он был коверным клоуном. Мне было пятнадцать, я больше никогда их не видел. Директор держал около себя особых подхалимов — костоломов и особо подкармливал их для того, чтобы они, по его указанию, «считали ребра» «непокорным». На моих глазах кучера и конюхи избили в кровь одного билетера, который в сердцах обругал директора, требуя, чтобы он уплатил ему заработанные деньги. Работник ни от кого не мог ждать защиты от произвола хозяина цирка. Если пойдешь жаловаться к уряднику или приставу, то он же на тебя и ополчится, ибо он обеспечен бесплатными билетами в цирк, обедом, ужином и водкой от хозяина. А если блюститель порядка впал в меланхолию, то хозяин бесплатно пристраивал ему на ночь приглянувшуюся хористку. Вот так.
— А сейчас?
— Сейчас! Сейчас цирк совсем иной — ковры и запах духов, роскошь обстановки и солидная публика. Сейчас цирк — это большие деньги. Жаль только, что император сам решил их зарабатывать. Если бы он не вмешивался в дела цирка, — я бы до сих пор был на манеже… но, теперь волею судьбы Шарль Тулье, наездник и силовой акробат, может позволить себе пару месяцев отдохнуть от манежа и публики. Не так ли?
Настя, словно впав в забытье, смотрела в одну точку, явно чем-то удивленная. Аника с любопытством наблюдал за ней.
Видение, явившееся Насте, было настолько четким, как будто все происходило в этой комнате. Она вдруг превратилась в княжеские хоромы. В темном и полупустом зале отчетливо слышался голос старца Иоанна:
— Послушай меня, князь Роман, послушай. Который раз уж говорю: и тебе, и посаднику твоему Якуну необходимо употребить все меры благоразумия, добиваться мира с неприятелем, чтобы не проливать кровь. Великий Новгород сейчас как никогда достиг большого величия. Обширные владения наши простираются далеко на север и восток. Многочисленные купцы с запада и юга приезжают со своими богатыми товарами и торгуют в магазинах, в лавках и на обширном гостином дворе. С иностранными землями новгородцы никогда не имели такие торговые сношения как сейчас. Но князь Андрей никогда не простит своего поражения. Он мечтает о Задвинской земле. Он решил сокрушить Новгород. К нему присоединились его союзники: князья Смоленский, Рязанский, Муромский, Торопчане и Половчане со своими дружинами. Великая сила! Огромное войско, одних князей только семьдесят два человека. Надо во что бы то ни стало заключить мир с Суздалем!
— Мстислав! — гонец ворвался в палаты и упал перед князем на колени, — Мстислав у ворот Новгорода. Рать бесчисленна.
— Все, князь, — старец устало отвернулся, — теперь пощады не жди. Он предаст все огню и мечу, не щадя ни возраста, ни пола, ни состояния. На протяжении двух недель они оставляли за собой на расстоянии трехсот верст один пепел и трупы.
Князь Роман обернулся к посаднику:
— Вели собирать народ — все кто может держать оружие, пусть становятся на защиту Новгорода. Мы принимаем бой!
— Я велю растворить ворота храмов. Пусть молится и старый и малый. Без божьей помощи нам не одолеть Мстислава.
Два дня беспрерывно длилась ожесточенная битва, плач и церковные песнопения слились в одно. Смерть летала над головою осажденных. Старец Иоанн не спал вторые сутки, он то ободрял сражавшихся защитников родных стен, то молился беспрерывно перед иконой о спасении своей паствы.
— Иди в церковь Господа нашего Иисуса Христа, что на Ильиной улице, возьми там образ Пресвятой Богородицы, вознеси его на городские стены против неприятелей и тотчас узришь Божие спасение.
Старец Иоанн словно очнулся ото сна. Откуда этот голос? Неужто, от иконы, — старец перекрестился, — ему не послышалось, голос был ясным и четким
— Филька!
Служка вбежал в двери.
— Филька, бери отца Никодима, да бегите в Спасову церковь, принесите образ Владычицы, а я пока молебен начну. — Он еще раз устало перекрестился и начал службу. Служка метнулся вон.
Прошло немало времени, когда сам отец Никодим с плачем упал в ноги старцу:
— Не дается, батюшка, не идет она к нам! Я уж, как положено, совершил перед нею благоговейное поклонение и хотел взять ее. Но тут совершилось чудо: при всех дерзновенных усилиях, я не только не смог взять икону, но даже не мог сдвинуть ее с места.
— Ах ты горе! — Отец Иоанн перекрестился. — Что ж это я… я сам… сам…Вели собрать всех! Всех, слышишь, вели звонить во все колокола, взять святые иконы, кресты и хоругви и все туда….
Долгие часы он, упав перед иконой Божьей Матери, молился ей. Множество народа, окружив маленькую церковь, едва вмещавшую духовенство, молились вместе с ним с воплем и слезами, все знали, что еще день и решится судьба Великого Новгорода.
Священники запели кондак. Потолок, пол и стены храма задрожали. Святая икона Богоматери вдруг сама собою заколебалась и пошла по воздуху.
Народ упал на колени. Словно волна прокатилась по площади перед храмом…
Тысячи голосов радостно кричали: «Господи помилуй!» С благоговением принял святитель чудотворную икону на свои руки:
— Несите к стене, отцы, — он передал нести её двум диаконам.
Икону внесли на стену и выставили на виду врагов. Внизу кипела жестокая битва. Народ со слезами молился Царице Небесной о пощаде города. Зимний полдень был красным от крови заливавшей все вокруг. Тучи стрел летели на стену. Вдруг одна стрела вонзилась в икону Богоматери.
— Смотрите! — старец Иоанн показывал на образ. Лик Пречистой обратился к городу, и все увидели, что она плачет.
— Спаси господи! Господи помилуй! — Народ пал на колени. Люди перешептывались:
— О дивное чудо! Как из сухого дерева источает слезы Царица Небесная? Она являет нам знамение, что со слезами молится Сыну и Богу своему об избавлении нашего города!
— Веруйте! Веруйте и господь нас не оставит.
Словно в бреду суздальцы, обернули свое оружие друг против друга. Ни одно копье, ни один меч не мог больше коснуться новгородцев. Бесчисленная рать осаждавших легла кровавым ковром у ворот Новгородских. Старец Иоанн со слезами смотрел на возвращавшихся с победой воинов.
— Матушка наша! Спасительница! Стена Необоримая! Спасибо господи…
Настя очнулась, Аника с удивлением смотрел на неё.
— Что с вами, вы словно спали. Вы мне не ответили…
— Она показала мне…
— Кто? Что?
— Икона. Это икона «Необоримая стена» она показала мне, почему её так назвали.
— Верно, вы просто устали и заснули на пару минут.
— Может быть и так. — Настя прижала к груди образ, — но теперь я точно знаю, что не могу отказаться от своего пути. Она меня приняла.
Час тянулся за часом, но наблюдатель за окном не сходил со своего поста. Впрочем, Аника видел, что он заметно занервничал. Когда его глаза случайно встретились с глазами Аники, наблюдавшим за происходящим из окна, тот рванулся наверх. Следом за ним, откуда ни возьмись, еще пара здоровяков. Аника схватил Настю и потащил к плотной тяжелой занавеси у окна.