Карр окинул его безразличным взглядом. Он не был глуп и понимал, что о Дженет нельзя говорить никому. Могут пойти слухи, что Рональд Меррик стал спиритом. Нельзя допустить, чтобы его имя ассоциировалось с такой глупостью. Можно поверить в существование привидения, но нельзя допускать даже в мыслях, что это имеет какое-либо существенное значение. Это совершенно разные вещи: верить в привидения – одно, а придавать им значение – совсем другое.

– Нет, – протянул Карр, – я никого не ищу. Просто надеюсь увидеть что-нибудь, что развеяло бы мою тоску.

Для себя Карр уже давно решил, что общество стало совсем не тем, каким было когда-то. Говоря по правде, за последние несколько лет он пришел к выводу, что править этим обществом – все равно, что водить обезьян по аду: бесполезное и пустое занятие для человека его положения.

В последнее время его захватила бредовая идея. Он больше не желал править обществом, он решил править Англией. Он собирался достичь этого тем же способом, каким это делалось с незапамятных времен, – подчинив своей власти других людей, подобных Суону.

Суон откашлялся.

– Вижу, леди Фиа выглядит сегодня необычайно привлекательно.

– Неужели?! – Брови Карра взметнулись вверх. – Фиа не сказала, что собиралась в оперу. А где она?

– В ложе Комптона, третий ярус, с правой дальней стороны.

Карр поднес бинокль к глазам. Несколько секунд – и он отыскал нужную ложу. Он сразу узнал Фиа и ее длинные ненапудренные волосы. Карр нахмурился. Боже! Он надеялся, что общество не откажется от напудренных париков из-за Фиа. Он дотронулся до своего изысканного напудренного парика, который закрывал его теперь поседевшие, но когда-то золотистые волосы. Он считал, что черный парик ему не подходит. С таким шрамом на лице в черном парике он будет выглядеть слишком грозно. Карр посмотрел в бинокль. Фиа болтала с каким-то молодым человеком. Наблюдая за ней, Карр увидел, что в ложу вошел широкоплечий, коренастого сложения мужчина и встал рядом с Фиа. Лицо его показалось Карру знакомым. Да, конечно, это Джеймс Бартон, капитан торгового судна, если память не изменяет Карру. Уже давно он внес имя Бартона в список людей, на которых мог рассчитывать, когда требовались незначительные услуги. Но что-то не сложилось, однако теперь это уже не важно. Бартон был всего лишь морским волком. Сейчас, всматриваясь в обветренное лицо этого человека, разглядывая его расшитый золотом костюм, Карр сожалел, что не углубил знакомство. На руке Бартона сверкнул огромный бриллиант. Карр убедился, что это та самая рука, которая опустилась на обнаженное плечо Фиа. Он нахмурился.

«Нельзя быть такой глупой, она должна понимать, что я никогда не соглашусь, чтобы она связалась... Господи! Да я не позволю ей связаться ни с кем, тем более теперь, когда почти нашел ей мужа. – Карр опустил бинокль и задумался. – Неужели ей мало того, что в обществе ее репутацию считают сомнительной. Ей ведь хорошо известно об этом, но она сама распускает слухи о себе. И делает это намеренно, для того чтобы отпугнуть наиболее состоятельных претендентов. Да, именно этого она добивается», – подвел итог своим размышлениям Карр.

Ему захотелось, чтобы Фиа почувствовала его ярость, но она была далеко. И даже если бы и почувствовала что-то, никогда не показала бы виду. Она никогда не проявляла своих чувств. С того самого дня, как он встретил ее в поместье... «Черт побери! – выругался про себя Карр. – Как же звалось это проклятое поместье? Бумбл... Ах, да, Брамбл-Хаус».

– Лорд Карр! – Резкий голос прервал размышления Карра. Он обернулся. В дверях стоял Танбридж. За спиной у него опять промелькнула Дженет.

– В чем дело, Танбридж? – спросил Карр, подумав о том, что стоит, пожалуй, пригласить священника и провести обряд очищения. Он подумывал об этом с тех самых пор, как дух Дженет неизменно стал преследовать его. Не то чтобы это пугало, но действовало как-то неприятно. Танбридж подошел ближе:

– Здесь присутствует человек, о котором вам нужно знать. Это Томас Донн.

– Донн? – Карр снова поднес бинокль к глазам, настроил его и посмотрел туда, куда указал Танбридж. О Боже! Танбридж прав! Карр увидел высокого широкоплечего шотландца со смуглым, как у дикаря, лицом, с серыми глазами, взгляд которых был направлен куда-то вверх. Карр повернул бинокль в направлении, куда смотрел Томас. Конечно, он смотрел на Фиа, но в его взгляде сквозило холодное презрение. «Вот это уже интересно», – отметил Карр.

Бедняжка Фиа! Насколько известно Карру, Донн был единственным человеком, к которому Фиа относилась серьезно. Теперь Донн стоит и рассматривает ее, а на лице у него любви ровно столько, сколько было бы, рассматривай он ядовитую змею. Карр улыбнулся.

Томас Донн, урожденный Макларен, последний из рода Макларенов, лишенный всего наследства и высланный с родных земель. Карр знал, что Донн – Макларен. Ему это было известно очень давно. И, похоже, он был единственным, кто знал это. Он полагал, что Донн никогда не вернется в Англию, для него это было слишком опасно, но он все-таки вернулся. Интересно почему?

Взмахом руки Карр отпустил Танбриджа, и худосочный человечек мгновенно растворился в толпе.

Карр небрежно опустил бинокль и встал, собираясь выйти из ложи. Он опирался на серебряную трость, которой пользовался с тех самых пор, как в замке случился пожар и он сильно обгорел. Томас Донн, бывший Макларен, интересовал его гораздо больше, чем опера, и, конечно, больше, чем Суон.

– Лорд Карр, – засуетился Суон, – могу ли я что-нибудь принести? Что-то случилось?

– Нет, Суон, все в порядке, – ответил Карр. – Я бы никогда не допустил, чтобы что-то случилось.

Глава 3

– Она не стоит тебя, Джим. – Томас в отчаянии взъерошил волосы рукой. Они говорили об этом с тех пор, как Томас увидел, что Джеймс, стоя перед зеркалом в холле, начал повязывать шейный платок. Томас саркастически поинтересовался: – Леди Фиа нравится, когда окружающие ее мужчины к ней крепко привязаны?

Зря он сказал это. Томас молчал всю неделю, но сейчас его словно прорвало. Он боялся, что Джим превратится в раба Фиа Меррик. За эту неделю Томас много чего наслушался о ее похождениях, о вольном поведении, о ее распущенности. Ко всему этому быть поклонником леди Фиа небезопасно для здоровья. Репутация ее висела все время на волоске и требовала постоянной защиты.

Джеймс наверняка слышал эти истории, и все же, казалось, для него они не имели значения. Каждый вечер он спешил к ногам Фиа с дорогими подарками. Томас в гневе сжал кулаки.

– Том, ты просто не понимаешь, – возразил Джеймс. Его голос, гневно звучавший еще минуту назад, был спокоен.

– Надеюсь, что понимаю, – пробормотал Томас. Он понимал, что Фиа неотразима. Кожа ее бела как молоко, уста притягивают, взгляд глаз под черными густыми ресницами так же дерзок и мудр, как взгляд Лилит[2]. – После того что было у тебя с Амелией, как ты можешь смотреть на...

– Остановись! – Глаза Джеймса, обычно столь безмятежные, сейчас сверкали. – Еще немного, и я рассержусь.

– Я не буду драться с тобой на дуэли, Джеймс.

– Но мне приходилось пользоваться и кулаками. Томас горько усмехнулся. Он очень многим был обязан этому человеку. Он в прямом смысле был обязан ему жизнью. Именно Джеймс Бартон выкупил Томаса у настоящего садиста, рабом которого был Томас. Через неделю Джеймс взял его матросом на свое судно.

Джеймс никогда ни о чем не расспрашивал Томаса, никогда не интересовался его прошлым, а сам Томас ни разу не заговаривал с ним об этом, хотя и сказал Джеймсу, что намеревается когда-нибудь распроститься с морем и возродить родовой замок в Шотландии. Он считал, что если расскажет Джеймсу о своей связи с Мерриками, то тем самым затруднит исполнение своей мечты. И еще. Джеймс обязательно отметил бы, что Фиа была еще ребенком, когда Карр предал Макларенов и украл у них родовое поместье.

– Какими чарами она тебя околдовала?! – воскликнул в отчаянии Томас.

– Ты просто настроен против нее. Она мне сказала, что так и должно быть. Но ведь ты ее не знаешь, Том. – Лицо Джеймса стало серьезным, в голосе послышалась мольба.

– Это она сказала тебе? – Том не обратил внимания на его мольбу. Воспоминания нахлынули на него.

Фиа известно, что он в городе, что он и Бартон – компаньоны. Наверняка она предупредила Бартона, что Томас будет категорически против каких-либо отношений между Джеймсом и ею. Эта сука опередила его. В нем закипала ярость.