- Будьте осторожны.
Глава 11
Возвращение домой прошло в полном молчании. Тетя с дядей остались поддержать Ромней в столь горький для них час. Кейт обнимала впавшую в прострацию Тори, а Алекс обеспокоенно сжимала ее ледяные пальцы. Ничего не выражающий, пустой взгляд Тори пугал Кейт настолько, что она поняла одно: сестра так убита горем, что если они не выведут ее из оцепенения, то потеряют ее навсегда.
Какой ужас! Бедный Себастьян! Кто бы мог подумать, что он не вернется домой! Он был хорошим человеком и не заслуживал постигшей его участи. Кейт было больно за Себастьяна, но еще тяжелее ей было видеть Тори такой бледной и раздавленной. Боже, если бы она больше времени уделяла своей семье, если бы смогла вовремя поговорить с Тори, возможно, сейчас нашлись бы нужные слова, чтобы утешить ее. Бедная Тори!
Кейт молила Бога о том, чтобы найти способ хоть как-то унять боль сестры. Иначе могло произойти самое ужасное.
Когда они добрались до дома и вошли, наконец, в ярко освященный холл, Алекс посмотрела на Кейт.
- Я пойду, заварю чай для Тори. Это должно помочь, - тихо проговорила она.
Кейт благодарно кивнула младшей сестре, радуясь, что хоть кто-то сохранил присутствие духа.
- Я поведу ее наверх.
Услышав шум, к ним вышел дворецкий и удивленно посмотрел на сестер.
- Мисс Кэтрин? Почему вы вернулись так рано? - Он увидел бледную, еле стоящую на ногах Тори и обеспокоенно добавил: - Боже, что с мисс Тори?
Кейт ответила тихо, щадя чувства сестры:
- К графу приехал посыльный из военного министерства. Вчера состоялась битва между Веллингтоном и Наполеоном.
- Что? - Уолбег был так потрясен, что пару секунд просто молчал. - Битва? И каков её исход?
- Веллингтон разгромил Наполеона, но это едва ли можно назвать победой.
Уолбег нахмурился.
- Почему?
- Многие отдали свои жизни за эту победу.
Медленно он перевел понимающе грустный взгляд на Тори. Лицо его застыло.
- Мистер Беренджер… он жив?
И вдруг произошло то, что потрясло их всех. Тори вырвалась из рук Кейт и таким свирепым взглядом посмотрела на преданного им многие годы седого дворецкого, будто он был виновен во всех злоключениях на свете. У нее пылали глаза, и дрожал голос, когда она закричала:
- Там была бойня! Кровавое месиво! Чертов Наполеон убил его… - У Тори перехватило дыхание от боли в сердце, но она заставила себя договорить. - Он не выжил…Себа… - с мукой выдохнула она, опустив глаза. - Он…
- Милая, - прошептала Кейт, у которой разрывалось сердце, глядя на сестру. - Успокойся, все хорошо…
Тори резко обернулась к сестре, глаза ее теперь горели ужасной, разрушающей болью и гневом.
- Все хорошо? После всего, объясни мне, наша рассудительная, умная Кейт, как все может быть хорошо?
- Я… - Кейт вдруг растерялась с ответом. Тори нужно было успокоить любой ценой, ведь у нее был шок, но к несчастью, сбывались худшие опасения: шок перерос в истерику. - Дорогая, - заговорила Кейт, - еще неизвестно, погиб он или нет. Министр написал, что Себастьяна объявили без вести пропавшим.
- Тогда почему твой чертов министр не поехал, чтобы найти его? Ведь он пять лет гнил там ради них!
- Они найдут его, - уверенно заявила Кейт, желая, чтобы и Тори поверила в это. - Он же майор, а таких людей не бросают на произвол судьбы. Да и граф очень могущественный человек. Он сумеет найти Себастьяна…
- Замолчи! - надрывно закричала Тори, и вдруг почувствовала, как крупная дрожь сотрясет ее тело. Ей было невыносимо слышать его имя, но горькая правда медленно начинала проникать в ее затуманенное сознание, прогоняя оттуда все, и раздирающая, невыносимая боль пронзила ее сердце так резко, что Тори боялась сойти с ума. Невидящим взглядом она посмотрела на Кейт, почти не владея собой, мечтая испариться, исчезнуть из мира, где не было Себастьяна. - Ты всегда была оптимисткой, Кейт. Тебе всегда хочется верить в благополучный исход, но это уже не так, потому что он мертв… - Тори ужаснулась тому, что только что сказала. Она, наконец, признала эти черные слова и вдруг поняла, что умерло ее сердце. Она еле могла дышать, голова стала кружиться, конечности начали неметь от жуткого холода, грудь сдавила бесповоротное и окончательное осознание того, что Себа мертв. Ее дорогой, одержимый жаждой знания, несговорчивый, но невероятно великодушный Себа мертв! - О боже, Кейт, - с мукой выдавила она, понимая, что рассыпается в прах. - Его больше нет…
Кейт шагнула к ней.
- Тори, - молвила она, но та резким взмахом руки остановила ее.
- Не подходи! - яростно потребовала она, еле сдерживая слезы, едва сдерживаясь от того, чтобы не умереть прямо здесь и сейчас. - Я не нуждаюсь в твоей жалости!
- Милая, я хочу помочь тебе, я лишь хочу…
Ее прервал горький, пугающий смех Тори. Кейт остановилась на полпути. Дворецкий и Алекс беспомощно смотрели на них.
- Ты всегда хочешь помочь, хочешь быть полезной и нужной, - шершавым голосом заговорила Тори, уняв смех. - Наша Кейт всегда вела себя благородно, но только ты забыла спросить, нуждаются ли другие в твоей помощи. Ты превратила себя в жертву и хочешь стать святой только для того, чтобы тыкать нам этим потом в глаза и показать всему миру, какая наша Кейт несгибаемая, добрая и совершенная.
Кейт побледнела от слов, которые ударили ее сильнее любой пощечины. Алекс ахнула, прикрыв пальцами губы, и перевела ошеломленный взгляд на Тори.
- Что ты такое говоришь? - молвила Алекс.
- А разве это неправда? - взбешенно заявила Тори, понимая, что ею овладели страшные демоны. Она не могла остановить слова, которые вырывались из нее. - Она превратила себя в святую, отказалась от всех радостей жизни, от любви, и считает, что все должны поступить так же?
Алекс с ужасом смотрела то на Кейт, то на Тори, на которых лица не было. Тори окончательно потеряла разум, если говорит такое. Кейт никогда не вела себя так, как пыталась утверждать Тори, и уж тем более не была виновата в том, что случилось с Себастьяном.
Никогда прежде Алекс не видела старших сестер такими убитыми, почти раздавленными: одну - от потери любимого, а другую - от самых несправедливых обвинений. Она уже хотела стать между ними, чтобы прекратить это безумие, как замерла, услышав голос Кейт, наполненный такой мукой, что слезы выступили на глазах:
- Разве я хоть раз кого-нибудь из вас упрекала в том, что живу без любви?
Повисла просто пугающая тишина. Сёстры с болью смотрели друг другу в глаза, и наконец, Тори осознала, что на самом деле творит. Она задохнулась от чувства вины и стала пятиться к широкой лестнице. Господи, что она наделала? Как она могла так больно ранить Кейт? Мало того, что гибель Себы убивала ее изнутри, так она усугубила это еще и тем, что поссорилась с Кейт, с храброй, стоически переносящей любые трудности Кейт. Тори испугалась, что сестра никогда не простит ее за это. Мотая головой, не в силах больше сдерживать себя, она глухо молвила:
- Господи… во всем виновата я… Это я послала его на смерть… Кейт, ради бога… изви…
Тори не договорила, не в состоянии смотреть в потемневшие от боли глаза Кейт, развернулась и побежала вверх по лестнице, мечтая поскорее оказаться в своей комнате, вдали от этого жестокого, несправедливого мира, где уже не было места для нее.
Она не помнила, как оказалась у дверей своей спальни, как вошла и заперлась на ключ. В голове все еще звучали слова графа: “Он был ранен в бедро и руку, но продолжал держать оборону… напал противник… Из того месиво никто не выжил…”
Зачем он так рисковал собой? Тори сама хотела убить его собственными руками за безрассудство. Зачем он вообще ушел в армию? Что этим хотел доказать? Хотел наказать ее за все те глупости, что она совершила? Она уже была достаточно наказана, наказана одним его единственным поцелуем, которым он прожег ей губы в тот день, когда уплыл на континент. Он был единственным мужчиной, которого она когда-либо любила и которого не смогла завоевать.
Затуманенным взглядом Тори посмотрела на бюро, где лежала единственная вещь, связывающая ее с ним. На ватных ногах девушка шагнула вперед, открыла ящик и достала маленький мешочек. Когда лента развязалась, на ладонь упали маленькие золотые карманные часы. Вид этих часов произвел на нее сокрушительное воздействие. Нечеловеческая, жгучая, опустошительная боль пронзило ее тело и душу. Она упала на колени, прижала к груди часы и только тогда глухое, надрывное рыдание вырвалось из горла.