Джейд Ли - Непокорная тигрица

— Совершенно уверен, но ты можешь попробовать.

— Тогда вы должны сейчас уйти и дать мне возможность принять ванну. Еще мне нужна чистая одежда и дорожный сундук для моих вещей.

Он посмотрел на нее, удивленно вскинув брови.

— Я должен выполнить все твои требования? С чего бы это?

— Артисту нужны декорации. Я хочу придать моим сказкам большую привлекательность и для этого собираюсь воспользоваться некоторыми вещами, которые желательно сохранить в тайне, — объяснила Анна, понимая, что ей обязательно нужно убедить палача выполнить ее требования. — В мой сундук никто не должен заглядывать, иначе я не смогу удивить вас, — добавила она.

Чжи-Ган пристально смотрел на нее своими черными, как два глубоких омута, глазами. Эти глаза были совершенно непроницаемыми. Она молча ждала ответа, стараясь ничем не выдать своего волнения.

— Очень хорошо, — кивнув, спокойно произнес он, и ей показалось, что она уловила в его голосе нотки… разочарования. — Все будет исполнено. — Он резко поднялся с кресла и добавил: — А еще я прикажу Цзин-Ли наточить мои ножи для твоей казни.

18 сентября 1876 г.

Дорогой мистер Томпсон,

Прошло уже девять месяцев с тех пор, как Ваша дорогая супруга Кэсси покинула этот мир. Все это время я заботилась об Анне как о своей собственной дочери. Она сидела с нами за одним столом, спала в одной кровати с моей Бет и даже ходила с нашей семьей по воскресеньям в церковь.

Дело в том, что мой Сэм человек небогатый, да к тому же мы ожидаем прибавления в семействе. Скоро у нас родится еще один ребенок. От Вас же нет никаких вестей, Вы не помогаете нам деньгами. Поэтому мы не можем больше держать ее у себя.

Выла бы она тихим и спокойным ребенком — другое дело. Мы, может быть, оставили бы ее в нашей семье. Знаете, мои мальчики обожают ее, но вот моя Бет боится Анну. Она пугает ее своим громким голосом и грубыми мальчишескими манерами. Вы все время проводите в море и редко бываете дома, поэтому, наверное, и не знаете, что Ваша Анна — девочка с характером. Вспышки гнева у нее часто сменяются угрюмым молчанием. Мы не можем понять, чем вызваны эти внезапные перемены настроения.

Я отвела ее в миссию монахов-бенедиктинцев и оставила там с матерью Фрэнсис. Возможно, общение со святыми сестрами пойдет девочке на пользу и ее характер улучшится. Тогда, может быть, мы возьмем ее обратно в нашу семью, если, конечно, получим от Вас соответствующую денежную компенсацию. К тому же она очень много ест.

Мать Фрэнсис отнеслась к ней с пониманием.

Благослови Вас Господь. Миссис Сьюзан Миллер

Чжи-Ган решил сделать так, чтобы белая женщина почувствовала себя в безопасности, и создал видимость, будто за ней никто не наблюдает. Он приказал слугам принести ванну и даже велел Цзин-Ли освободить для нее небольшой сундук. Однако он не вчера родился на свет и прекрасно понимал, что она не миссионер, а самый обычный наркокурьер. Палач повидал немало людей подобного сорта, многих из них он лично предал казни, поэтому безошибочно мог распознать их по внешнему виду и даже по выражению глаз. Но в этой женщине было нечто особенное. Чжи-Гана непреодолимо тянуло к ней, и это приводило его в бешенство.

Чтобы пленница расслабилась и смогла спрятать свой опиум или деньги, а может, и еще кое-что похуже, он дал ей понять, что она в полной безопасности. Признаться, для палача это уже не имело никакого значения, ему расхотелось раскрывать ее секреты. Цзин-Ли все равно все найдет. Но он хотел, чтобы его загадочная белая женщина была необычной, ни на кого не похожей. Только так он мог оправдать то непреодолимое влечение, которое испытывал к ней, несмотря на то что она была всего лишь жалким наркокурьером и заслуживала жестокой смерти. Он знал это, но не убил ее. Она вызывала у него отвращение, и, тем не менее, он признавал ее право на личную жизнь. Именно поэтому он разрешил ей надежно спрятать все свои тайны.

Чжи-Ган был человеком весьма переменчивого нрава и ненавидел себя за это. Он прекрасно знал этот свой недостаток и поэтому решил немного посидеть возле средней мачты. Здесь и ветер дул сильнее, и стук барабанов, задающих ритм гребцам-кули, был не таким оглушающим. Сейчас хорошо было бы что-нибудь почитать. Только во время чтения он не пользовался очками и поэтому особенно ценил эти минуты полной ясности и спокойствия.

Вся команда знала о том, что он носит очки, и никто уже не боялся этого новомодного зла. Однако Цзин-Ли, и не без основания, все время беспокоился, когда палач при людях пользовался какой-нибудь вещью, привезенной из Европы. Сейчас наступили такие времена, когда стало небезопасно проявлять симпатию к белым варварам, а тем более пользоваться их изобретениями.

Чжи-Ган улыбнулся. Если Цзин-Ли боялся одного вида западных очков, то как же он тогда отнесется к его белой жене? А ведь именно Цзин-Ли предложил взять ее с собой на лодку. Правда, он преследовал вполне определенную цель — хотел, чтобы никто не видел, как ее казнят. Он и представить себе не мог, что Чжи-Ган сохранит этой женщине жизнь. У самого палача не хватило бы смелости убить ее, несмотря на то что он отдал такой приказ.

Чжи-Ган сидел, прислонившись к мачте. В какой-то момент он вдруг резко подался вперед, пытаясь разглядеть что-то своими близорукими глазами. Его внимание привлекли неясные силуэты, внезапно появившиеся на корме. Однако он не увидел ничего странного и не услышал никаких подозрительных звуков — ни женских криков, ни ругательств. Не услышал он и тихого плеска воды.

Вскочив на ноги, он быстро побежал вперед, перепрыгивая через лежавший на палубе бамбуковый канат. Он двигался по палубе почти на ощупь. Ему пришлось много времени провести на этой лодке, поэтому он знал каждую дощечку, каждый мостик на палубе. Когда же он оказался на корме, то его охватил какой-то панический ужас.

— Цзин-Ли! — испуганно закричал он, совершенно не заботясь о том, что это проявление беспомощности и страха может повредить его репутации. — Цзин-Ли!

— Я здесь! — отозвался его друг и, подбежав к Чжи-Гану, упал перед ним на колени. Он почтительно склонил голову, коснувшись палубы. В его действиях не было ничего необычного. Он вел себя так, как и подобает верному слуге. Но он был явно раздражен.

— Чем ты занимался? — требовательно спросил Чжи-Ган.

— Выполнял ваши приказания, господин. Наполнил водой ванну, принес шелковый халат, — ответил Цзин-Ли и осмелился слегка приподнять голову. Он молчал, однако выражение его лица было красноречивее всяких слов. Его слуга пребывал в состоянии полного замешательства.

Чжи-Ган прищурился, пытаясь вглядеться в лицо друга.

— Чем ты занимался? — снова спросил он, понизив голос до шепота.

Цзин-Ли нехотя произнес:

— Тем, что у меня получается лучше всего. — Видя, что Чжи-Ган продолжает молчать, слуга решил во всем признаться. — Я подглядывал, — прошептал он.

Чжи-Ган нахмурился, пытаясь понять, о чем он говорит. Когда же до него дошел смысл слов Цзин-Ли, он почувствовал себя полным тупицей. Конечно же, в крошечной комнатке, находившейся на верхней палубе, имелись маленькие смотровые отверстия. Ведь ее стены были сделаны из бамбуковых циновок! Цзин-Ли нашел эти небольшие отверстия и через них подглядывал в спальню Чжи-Гана. Так вот, значит, чем он занимался! Его слуга шпионил. Однако нужно заметить, что только благодаря его таланту они избежали смерти и не сидели сейчас под арестом вместе с императором в Летнем дворце, а выполняли важное поручение и плыли на лодке в один из южных портов. Но Чжи-Гана это все-таки разозлило.

— Где именно? — сердито спросил он. Схватив Цзин-Ли за руку, он заставил его встать с колен. — Покажи мне.

— Вы ведь господин, — прошептал Цзин-Ли. — Это недостойно… — пробормотал он, хотя прекрасно понимал, что Чжи-Гана уже не остановить. Тяжело вздохнув, слуга повел его к маленькой комнатке.