— Лошади стреножены, сэр Дэниел, — доложил Том, подходя к очагу и подставляя огню спину со вздохом удовлетворения.
Августовский вечер не был холодным, но тепло огня было чем-то привычным и успокаивающим после ужасов битвы, где люди убивали друг друга словно в каком-то нереальном мире кошмаров, в котором они оказались.
Хозяйка помешивала в котелке, установленном на тагане и испускавшем приятный аромат, отчего у обоих голодных мужчин потекли слюнки.
— Это тушеный заяц, — сообщила женщина с самодовольной улыбкой. — Мой муж обычно говорил, что никто не готовит его лучше меня.
— Он здесь? — спросил Том, усаживаясь за длинный дощатый стол.
Хозяйка покачала головой:
— Погиб за короля в сражении при Нэйсби. Теперь здесь нет никого, кроме меня и Джейка. — Она разложила сочное мясо с подливкой в деревянные миски, нарезала толстые ломти хлеба и наполнила большие кружки свежим пивом. — Ешьте на здоровье. — Затем, проследив за тревожным взглядом Дэниела, брошенным в сторону лестницы, сказала: — Я пойду к девушке, сэр, не беспокойтесь.
На время отбросив тревогу, Дэниел внял совету и начал жадно есть, чувствуя, как с каждым куском мяса и с каждым глотком пива к нему возвращаются силы и бодрость духа.
Они уже заканчивали ужинать, когда отворилась дверь и вошел Джейк вместе со стариком в не очень чистых штанах и рубашке.
— Вот и лекарь, — сообщил Джейк, садясь за стол и принимаясь за тушеного зайца.
— Где больная? — Старик близоруко оглядел комнату, принюхиваясь к запаху, исходящему из котелка.
— Наверху. — Дэниел поднялся. — С ней хозяйка.
Он проводил старика, с облегчением подумав, что теперь лично ему не надо применять свои сомнительные знания и навыки к этому хрупкому созданию, бредящему на детской кровати.
Хозяйка сухо поприветствовала прибывшего, умело приподняв на девушке сорочку и держа ее так, чтобы можно было приложить пиявки к ее рукам и груди, а затем к спине. У Дэниела свело живот, когда он увидел, как эти отвратительные твари начали разбухать, наливаясь кровью. Невнятно пробормотав извинения, Дэниел снова спустился в кухню, оставив врачевание тем, кто знал это дело лучше, чем он.
Сверху послышались пронзительные крики, переходящие в душераздирающие рыдания. Дэниел поставил кружку на стол и снова поднялся по лестнице.
— Хватит! Разве она не достаточно потеряла крови?
— Это единственный способ понизить жар, сэр, — спокойно сказал лекарь, отрывая своих любимцев от тела девушки и бросая их назад в банку. Сотрясающееся от рыданий хрупкое тело девушки было покрыто красными пятнами от укусов.
— Уходите! — сурово приказал Дэниел, подходя к кровати. — Она потеряла сознание от боли и жара, а вы только усиливаете ее страдания.
Лекарь негодующе посмотрел на него:
— А как насчет платы, сэр?
— Вы получите ее! — Дэниел сунул руку в карман камзола и достал шиллинг.
Старик схватил монету, спрятал ее и поспешил к лестнице, словно опасаясь, что джентльмен изменит свое решение и вместо шиллинга даст мелочь.
— Однако если бы не лекарь, сэр, что мы сами могли бы сделать? — сказала хозяйка. — Я не сторонница кровопускания. Мне кажется, от него слабеешь, когда более всего нужны силы.
— Да, — согласился Дэниел. — Тогда зачем мы послали за ним?
— Вам нужен был врач, сэр, а в этих краях, кроме него, никого нет, — сказала женщина с мрачным выражением лица. — Конечно, есть еще старуха Бидди… со своими чудотворными травами, однако говорят, что у нее дурной глаз. Я не хочу связываться с ней, но у вас есть шанс.
«Травы лучше, чем пиявки», — подумал Дэниел, а в дурной глаз он не верил.
— Пошлите за ней Джейка.
Генриетта проснулась, с изумлением почувствовав, что боль исчезла. Она неуверенно пошевелила пальцами ног и рук, качнула головой. Боль исчезла. Тогда она попробовала открыть глаза. Свет показался ей очень ярким после мрачного, насыщенного страданиями мира, в котором она недавно пребывала, и, хотя она несколько раз моргнула, глаза ее больше не испытывали неприятных ощущений и голова не раскалывалась.
— Пора просыпаться, — послышался невнятный голос из дальнего угла комнаты. Генриетта повернула голову и увидела фигуру, которая показалась ей смутно знакомой. На нее смотрела пара зеленых косящих глаз на темном морщинистом лице. — Ты уже почти здорова. — Старуха двинулась к ней по дощатому полу, и Генриетта, хорошо знавшая о дурном глазе, инстинктивно съежилась. — Я не причинила тебе вреда, девушка, — проскрипела старая карга. Она приложила руку к ее лбу и удовлетворенно кивнула, после чего взглянула на повязку на раненом плече.
Генриетта расслабилась, почувствовав заботливое прикосновение и внимание.
— Какой сегодня день?
— Понедельник.
Но какой понедельник. Как долго она здесь лежит? Неделю… две? Генриетта попыталась привстать, но быстро поняла, что не стоит этого делать. Она испытывала весьма странное чувство.
— Ты еще слаба, как только что родившийся ягненок, — сказала старуха. — Но ты молода и быстро восстановишь силы.
На деревянной лестнице послышались шаги, и вскоре появилась другая знакомая фигура из мира ее забвения. Он был высоким, с очень темными волосами и пронзительными черными глазами на загорелом лице. Эти глаза посмотрели в сторону кровати, и в них отразилось облегчение.
— Ну, это другое дело. — Голос был низким и спокойным, однако где-то в глубине таилась насмешка, как будто его обладатель находил этот мир и его обитателей весьма забавными.
Улыбаясь, он подошел к изножью кровати.
— Ей лучше, старушенция?
— Да, сэр. Жар спал прошлой ночью, и она уснула, как младенец. Девушка будет в полном порядке, когда восстановит свои силы, так что я больше не нужна вам.
— Я не позволю тебе уйти, пока не будет уверенности, что болезнь не вернется, — резко сказал Дэниел.
— Этого не случится, — заявила Бидди. — Мне надо делать другие дела, сэр, а не заниматься теми, кто не нуждается в моем присутствии. Я и так провела с ней пять дней.
— Тебе хорошо заплатят за это.
Старуха только кивнула в ответ и начала укладывать свои вещи в корзину.
— Хозяйка знает, чем ее кормить и как сменить повязку, а я ухожу. — Без лишних слов, лишь жестом попрощавшись с девушкой, которую она вернула с того света, старуха начала тяжело спускаться по лестнице.
— Сначала я испугалась, что у нее дурной глаз, — сказала Генриетта, с трудом ворочая языком после долгого молчания. Дэниел с улыбкой покачал головой:
— Пожалуй, лицо у нее страшное, но мне редко приходилось видеть такое умение. У вас есть основания быть благодарной ей.
— Да, конечно. — Генриетта лежала, глядя на него и не пытаясь бороться с коварной слабостью, охватившей ее конечности, лишь наслаждаясь ощущением спокойствия во всем теле. — Полагаю, и вам тоже, сэр Дэниел.
— Значит, вы знаете мое имя.
— Я слышала, как его произносили. — Девушка слегка сдвинула брови. — Иногда я приходила в сознание.
Дэниел кивнул:
— Может быть, теперь вы будете более любезны и скажете, как вас зовут.
На лице девушки появилось знакомое выражение, и он знал, что услышит, еще до того, как она заговорила.
— Гэрри, — твердо сказала она, закрывая глаза.
Дэниел подумал о своих дальнейших действиях. Они весьма ограничены до тех пор, пока девушка не будет в состоянии продолжить путь, и у него не было особой необходимости знать ее имя.
— А сколько тебе лет, Гэрри?
Этот вопрос показался Генриетте немного обидным, и она подумала было солгать, однако, вспомнив о своем чудесном выздоровлении, решила смириться.
— Первого августа мне исполнилось пятнадцать.
— И что же пятнадцатилетняя девушка делала на поле битвы под Престоном? — спросил Дэниел с некоторым любопытством.
— Я хотела быть с Уиллом.
— Ах да. — Он нахмурился. — И поэтому ты последовала за ним?
Наступила короткая пауза, затем девушка проговорила:
— Мы должны были пожениться, но… но…
— Но ты столкнулась с противодействием родителей, — помог он ей. — И вы сбежали, когда началась эта битва?
Генриетта покачала головой:
— Уилл не убегал. Он пошел сражаться за короля, и я вместе с ним.
Дэниел не был убежден, что ею руководило чувство долга, и ему трудно было понять пятнадцатилетнюю влюбленную девушку.
— Твои родители, наверное, обезумели от беспокойства за тебя.