После его ухода Уэйд повернулся к Синклеру.
— Ему известно о Сентралии?
— Угу.
— А он знает, что я взял себе в жены индианку, что у меня был сын наполовину индеец? — Он не мог произнести слова «полукровка».
— Об этом я умолчал, просто сказал, что ты жил среди индейцев, и что только благодаря тебе они помогли найти Джеффа Вильямса.
— Я не собираюсь ничего скрывать.
Уэйд сам не понимал, почему обсуждает это, ведь ему предстояло жить в тюрьме.
— Ты должен дать им немного времени, — сказал Синклер. — Мы слишком много обрушили на них, точно так, как ты слишком много за один раз обрушил на Мэри Джо. Нужно время, чтобы привыкнуть.
— Мэри Джо не смогла привыкнуть, — с горечью произнес Уэйд.
— Ты ведь сам прогнал ее. Уэйд прищурился.
— Это она тебе сказала? Синклер ухмыльнулся.
— А ты всегда недооцениваешь людей?
— У меня было слишком мало поводов относиться к ним иначе.
Синклер недовольно покачал головой и сменил тему.
— Пожалуй, тебе не мешало бы размяться. Но предупреждаю, стоит тебе показаться на улице, как все в городе захотят пожать твою руку.
Уэйд закрыл глаза. Все это было невыносимо. Он продолжал думать о себе как об одном из головорезов Андерсона, человеке без чести. Мэри Джо в конце концов это поняла — а ведь только ее руку ему хотелось пожать. Правда, Джефф тоже протянул ему руку, но мальчик тогда еще не знал об Андерсоне и обо всех убийствах.
Уэйд начал расхаживать по комнате, которая была чуть больше камеры. Надо было привыкать к замкнутому пространству. Подойдя к окну, он выглянул на улицу. Ему хотелось увидеть высокую стройную женщину с рыжими полосами. Хоть разок взглянуть напоследок. Человек, в котором он узнал банкира, посмотрел вверх и, увиден Уэйда, приветливо помахал ему рукой. Уэйд отвернулся.
Завтра. Завтра он навсегда покинет Ласт-Чане. Наташи-городка больно укололо его своей ироничностью. Одно время ему казалось, что у него будет этот шанс, но отсутствие Мэри Джо говорило о том, что он ошибся.
Они выехали на рассвете. В столь ранний час Уэйд не ожидал увидеть кого-нибудь. Однако перед пансионом собрался практически весь город. Мэтт отмахнулся, когда Уэйд бросил на него укоризненный взгляд.
Все хотели пожать ему руку, пожелать всего хорошего. Несколько женщин сунули в повозку корзинки с едой, кто-то из мужчин передал бутылку виски. Уэйду стало совсем скверно на душе. Но Мэри Джо среди провожавших не было, и Уэйд решил, что больше он ее никогда не увидит.
Мэтт снарядил в дорогу крепкий фургон, в глубине которого постелил матрас, на сиденье возницы положил несколько подушек. Сидеть все же было мучительным испытанием. Поездка обещала быть тяжелой и долгой. По словам Мэтта Синклера, в этом фургоне придется провести три дня, а может, все четыре.
Все это время Уэйд решил наслаждаться закатами и рассветами, стараясь запомнить их, как запомнил навсегда образ рыжеволосой женщины с красивой улыбкой. Когда фургон тряхнуло в первый раз, он даже обрадовался боли, пронзившей его тело. Иначе он, наверное, не вынес бы четырех дней таких воспоминаний.
Мэри Джо и Джефф закончили последний визит. Они объехали долину Симаррон, собирая подписи всех мужчин и женщин в радиусе ста миль. На это ушло пять дней, но зато теперь у них была петиция, которую подписали более пятисот человек, с просьбой о помиловании Брэда Аллена.
Поначалу она хотела остаться в городе и попытаться поговорить с Уэйдом, но он очень категорично отверг ее заботу. Разговор не принес бы никакой пользы. Поэтому она решила предпринять шаги, которые могли бы дать действительную пользу. Пока Уэйд не простит самого себя, пока не станет в собственных глазах таким, каким его видят другие, он никогда не примирится с самим собой. Мэтт Синклер согласился с ней, что петиции помогут в деле Уэйда.
Со дня налета на банк прошло десять дней, и Мэри Джо знала, что Мэтт, вероятнее всего, уже на пути в Денвер вместе с Уэйдом. Шериф дал ей понять, что Уэйд настаивает на скорейшем отъезде. Эбботы одолжили ей двух работников, так что она смогла поехать в Денвер с Джеффом и Такером в качестве охраны в надежде появиться там раньше Уэйда.
Собираясь в дорогу, Мэри Джо тщательно паковала вещи. Ожерелье Уэйда, то самое, что принадлежало его сыну. Ее лучшее платье. Целая гора записок, которую она везла Уэйду от благодарных клиентов городского банка.
Они с Джеффом заехали в городскую платную конюшню, чтобы забрать серого коня Уэйда, а затем вместе с Такером направились в Денвер. Верхом на лошадях они могли выбрать тропинки, где не проехал бы фургон Мэтта. Если повезет, они прибудут в Денвер первыми и подадут свое прошение федеральным властям. Мэтт уже разослал множество телеграмм всем, кого знал в Вашингтоне и Денвере.
Если улыбнется удача — большая удача — Уэйд вернется с ними.
Денвер был шумным городом, но Уэйд так устал, что ничего вокруг не замечал. Этому в какой-то степени способствовало выпитое виски, которое, однако, не ослабило острой боли от потери Мэри Джо и непрекращающейся боли в бедре.
Он равнодушно смотрел на салуны, увеселительные заведения, гостиницы. Наконец они остановились у одной. Уэйд с трудом вылез из фургона и последовал за Мэттом и гостиницу, где шериф снял две комнаты. Вообще-то он ожидал, что прямиком отправится в тюрьму, но с тех пор, как он познакомился с Синклером, тот часто его удивлял. Он вопросительно посмотрел на шерифа. Тот лишь дернул плечом.
— Раз уж мы здесь, то устроимся с удобствами, — помолчал немного, потом продолжил: Мне нужно кое-кого повидать, а пока я распоряжусь, чтобы приготовили ванну и прислали поесть.
Уэйд просто покачал головой. В дороге они окончательно подружились, делили бутылку виски, а также жареных цыплят, домашнее печенье и другие яства, приготовленные женщинами Ласт-Чанса.
— Эх, побольше бы таких узников, — ухмылялся Синклер. — Нечасто мне доводится так хорошо питаться.
Но Уэйду все казалось безвкусным. Он жевал по привычке, но и только. А теперь даже перспектива ванны и мягкой постели не избавила его от чувства глубокой, гнетущей пустоты.
Он повернулся и пошел вверх по лестнице со скаткой под мышкой, надеясь, что забудется сном. В дороге отоспаться ему не удалось. Виски, к сожалению, кончилось, хотя казалось, что оно только обостряет чувство утраты, а не притупляет его. Наверное, просто нужно было больше выпить.
Уэйд покрутил ключ от комнаты, потом оглянулся. Мэтт уже ушел. В который раз Уэйд подумал о побеге. Он часто об этом думал. Но он был в долгу перед Мэттом, да и вообще, без Мэри Джо и Джеффа жизнь не представляла для него почти никакого интереса. Тюрьма казалась ему ничем не хуже любого другого места. После того как Мэри Джо подобным образом отреагировала на его признание, он уже не разделял оптимизма Мэтта относительно помилования.
Уэйд дошел до своего номера и открыл дверь. По сравнению с комнатой в пансионе Ласт-Чанса, здесь было роскошно. Швырнув скатку на пол, он подошел к кровати и потрогал ее. Мягкая, такая же была у Мэри Джо. Проклятье, неужели теперь все ему будет напоминать об этой женщине?
Уэйд подошел к зеркалу. Он был весь покрыт дорожной пылью, а лицо заросло щетиной. На столике была миска с водой и несколько полотенец. Плеснув водой в лицо, он сел на кровать и принялся стягивать новые сапоги, которые подарил ему городской сапожник. За всю жизнь у него не было лучшей пары сапог. Он подумал о людях, которые в то утро, когда он уезжал, вышли проводить его и сказать на прощание добрые слова. Минутная признательность, уверял он себя. Она ничего не означает.
И все-таки это было приятно.
Мэтт оставил упряжь в вестибюле гостиницы, затем пристроил лошадей и фургон. Следующий визит был в контору федерального судебного исполнителя. Когда Мэтт представился, облеченный властью блюститель закона застонал.
— Опять Аллен, — сказал он.
— Вы получили мою телеграмму?
— И в придачу еще пятьдесят, а кроме того, ко мне заходила очень решительно настроенная молодая дама, не говоря уже о визитах губернатора, двух конгрессменов и генерала из военного департамента в Вашингтоне.
Мэтт улыбнулся:
— Давно миссис Вильямс в городе?
— Полтора дня, и как будто смерч прошел.
— Где она остановилась?
Федеральный служащий назвал гостиницу, недалеко от той, где Мэтт снял две комнаты, затем косо посмотрел на него.
— Где Аллен?