Рексанна Бекнел - Непорочная грешница

По прошествии лет сэр Эдгар неоднократно сожалел о содеянном, однако ни разу не обмолвился об этом и словом.

А тогда он торопливым шагом вернулся в покои роженицы и потребовал, чтобы служанки доставили ему близняшек. Леди Элла спокойно спала, пребывая в полнейшем неведении о происходящем. Первую девочку, которую леди Элла уже назвала Беатрис, сэр Эдвард осмотрел чрезвычайно тщательно, отмечая про себя все особенности ее внешности: крохотный подбородок, пухлые щечки, темные глазки, пушок светлых волос на головке.

Вторая девочка — она пока продолжала оставаться безымянной — была абсолютной копией своей сестры. Даже бровки она хмурила точно также, как Беатрис, и ушные раковины у нее были такой же формы. И сэр Эдгар, отчаявшись найти хотя бы малейшее отличие между сестрами, решил последовать совету матери. Чувствуя себя не лучшим образом, он раскалил на пламени свечи перстень с печаткой и притиснул горячий металл к нежной коже ребенка.

Девочка дернулась и подняла крик — такой громкий, что он мгновенно разбудил ее сестру Беатрис, которая тотчас принялась ей вторить. Но Эдгар де Валькур и бровью не повел, продолжая прижимать перстень к ножке дочери, пока в комнате не запахло паленым. Потом он отнял кольцо и оглядел дело рук своих.

Чуть дымившийся багровый шрам обезобразил нежную кожу ребенка. Это зрелище, как и пронзительные крики, вырывавшиеся из двух детских ротиков, напомнило вдруг Эдгару де Валькуру о душах мучающихся в аду грешников, которые корчатся в неугасимом адском пламени, вопят от боли, сгорают и снова возрождаются для мук — еще более горших. Его большое сильное тело содрогнулось от ужаса, и в течение минуты он раздумывал — не последовать ли, пока не поздно, совету матери и не избавиться ли от ребенка совсем? А вдруг хоть что-то из того, о чем она говорила, сбудется? Жена Эдгара шевельнулась во сне, и де Валькур в который уже раз передумал. Элла не простит ему убийства дочери. Она будет вечно пребывать в печали и вряд ли допустит его до себя.

Де Валькур протянул крошечное тельце служанке, следившей за ним широко открытыми от ужаса глазами. Послав в ее сторону предупреждающий взгляд, налагавший на ее уста печать молчания, сэр Эдгар повернулся и вышел из покоев.

В конце концов, он удовлетворил и жену, и свою мать. А коли такой исход дела их не устроит, им придется отведать его тяжелой руки.

Замок Мейденстон, Уэссекс.

Апрель 1153 года от Рождества Христова

Она знала, что замок долго продержаться не сможет. Слишком много солдат перевалило через холм. Они приближались нескончаемыми волнами, следуя за алым штандартом, на котором были изображены два черных медведя, скалившие зубы друг на друга.

И все же, небрежно плюнув меж зубцов каменного парапета, Линни де Валькур всем своим видом давала понять, что от защитников замка она ждет быстрой и решительной победы.

— Вот глупцы. Только время зря теряют под крепостными стенами. И людей, — заявила она с показной уверенностью. — Генриху Анжуйскому не взять Мейденстонского замка, как не захватить ему ни пяди Уэссекса, да и вообще — ни клочка британской земли, — с юношеским апломбом добавила она. — Он уже захапал большую часть Уэссекса, — проворчал сэр Хью, капитан замковой стражи ее отца, вглядываясь в густые шеренги неприятеля.

— Как бы то ни было, Мейденстона им не взять, — сказала Линии. Впрочем, уверенности в ее тоне поубавилось, когда она спросила чуть не шепотом: — Вы ведь не сдадите им замок, правда?

Сэр Хью продолжал неотрывно наблюдать за неприятельским войском, первые ряды которого уже почти достигли деревни. Бесконечный поток жителей направлялся в сторону замка. Крестьяне, напуганные тревожным известием о нападении, волокли за собой детей и кое-какой домашний скарб, который они ухитрились собрать за считанные минуты. Линии видела: сэр Хью уже дважды раскрывал было рот, чтобы подать команду, но всякий раз удерживался, стискивая зубы.

— Поднять мост! — наконец проревел он, обращаясь к стоявшему рядом солдату.

— Рано еще! Подождите немного! — воскликнула Линни, повинуясь внезапному порыву.

Суровый взгляд сэра Хью, однако, мигом отбил у нее охоту противоречить.

— Изволь-ка уйти со стен, а то как бы проклятие, которое лежит на тебе, не сказалось на моих людях. А их ведь и так немного. — Когда устремленные на нее взгляды солдат подтвердили слова их начальника, Линии оторопела и даже на шаг отступила от сэра Хью.

Тот, должно быть, заметил это: грубые черты его лица несколько смягчились.

— Иди в большой зал к своей сестре, — приказал он. — И передай бабке, что я пришлю известие, — он криво усмехнулся, — если будет о чем извещать.

Линни кивнула и, приподняв подол грубой домотканой юбки, стала спускаться по винтовой лестнице во двор замка. Говоря о лежавшем на ней проклятии, сэр Хью не хотел ее обидеть. Она была уверена в этом. Просто на суровом воине сказалось напряжение предстоящей битвы. Сэр Хью не принадлежал к тем, кто смотрел на нее широко раскрытыми от страха глазами. Он не крестился, как это делали прочие, когда она неожиданно оказывалась в поле их зрения. Причина его суровости и даже грубости крылась, в проклятой войне между королем Стефаном и нормандским узурпатором Генрихом Плантагенетом. Бесконечной войне, которая велась сначала против Матильды и вот теперь против ее сына. Ну почему, спрашивается, эти жаждавшие крови рыцари не могли оставить их в покое? Так думала девушка, спускаясь по узким ступенькам и вслушиваясь в звон и скрежет цепей — свидетельство того, что подъемный мост Мейденстонского замка стали тянуть вверх.

И сразу же послышались испуганные крики тех деревенских жителей, которые не успели пробраться в замок и остались за его стенами. Одновременно в воздухе потянуло дымом. «Враги подожгли деревню», — в тревоге подумала Линни.

— Чтоб вы все провалились в ад! — пробормотала девушка, вне себя от печали и горя. — Чтоб вас всех, кто идет под штандартом с черным медведем, проглотил бы дьявол!

Линни даже пожалела, что не обладает качествами, какие ей приписывали. Да представься ей хотя бы малейший шанс отправить солдат Генриха Анжуйского прямиком в ад, она бы не задумываясь сделала это. Враги горели бы в вечном адском пламени, а ее дом и люди из деревушки Мейденстон были бы спасены.

«Вот тогда все бы возлюбили меня», — подумала Линни, представив себе на мгновение, каким волшебным образом переменилась бы ее жизнь, соверши она нечто героическое и благородное по отношению к жителям Мейденстона…

— Прочь с дороги! — произнес грозный голос, , мигом возвращая ее к реальности.

Она торопливо сбежала по ступенькам к подножию каменной лестницы, а за нею спустился один из солдат замковой стражи. Ясное дело, он не спутал ее с сестрой Беатрис — иначе не был бы таким грубым. Впрочем, простой наряд Линни всегда являлся ее отличительным знаком — у Беатрис платья были куда богаче и сшиты лучшими мастерицами. К тому же Беатрис не стала бы бродить по замку в разгар военных приготовлений — только она, Линни, была способна на подобную глупость. Беатрис сейчас наверняка находилась в большом зале замка, успокаивая напуганных вилланов, командуя на кухне или занимаясь каким-нибудь другим домашним делом.

Во внутреннем замковом дворике Линии заколебалась, не зная хорошенько, куда себя деть в минуты всеобщей тревоги и сумятицы. В другом конце двора, у ворот, которые вели в главный зал Мейденстона, Линии заприметила старуху, тяжело опиравшуюся на клюку одной рукой: другой она размахивала, отдавая команды.

«Нет уж, в зал она не пойдет», — сразу же решила девушка. Даже в самые лучшие дни ее бабка, леди Хэрриет, видеть не могла своей младшей внучки. Ну а сегодня, в столь чрезвычайных обстоятельствах, старуха вряд ли станет сдерживать свой ядовитый язык и разом позабудете правилах, налагаемых хорошим тоном и воспитанием.

В следующую минуту Линии услышала громкий голос отца, а еще через минуту, обшарив взглядом замковые укрепления, обнаружила и его самого, шествовавшего вдоль зубцов восточной стены. Он отдавал распоряжения и жестами приказывал своим людям занять тот или иной опасный участок обороны.