Здесь были очаровательные детские вещички, каждая из которых являла собой маленькое произведение искусства. Разные необходимые малышам штучки и прибамбасы, совсем не обязательные, но до того прелестные, что пройти мимо не было никакой возможности. И наряды для самой Жени: смешные пузатые комбинезоны, специальные колготки, свитера для бегемотиков и удобная обувь.
Татьяна, со знанием дела прохаживаясь среди вешалок и полок, мысленно примеряла на себя все эти замечательные одежки и жмурилась от удовольствия и предвкушения будущей чудесной жизни.
А сколько всего надо было рассказать подруге! Она даже завела небольшой блокнотик, куда старательно заносила свои впечатления — этакие коротенькие путевые заметки, — чтобы ничего не забыть, не упустить ни одной мелочи, каждая из которые представлялась ей чрезвычайно значительной.
Таня проверила, на месте ли блокнотик, и с удовольствием представила, как она, уютно устроившись в кресле, подробно и обстоятельно расскажет Жене свою рождественскую сказку, заново переживая все впечатления, открытия, знакомства и подарки. Но самое главное, самое важное и необходимое — она сможет снова и снова говорить о своем любимом, своем потрясающем, своем единственном мужчине, снова и снова вспоминая и осмысливая каждое слово, улыбку, движение, взгляд…
Танька зажмурилась, счастливо вздохнула и облачилась в новую короткую серую шубку из щипаной норки.
Она выбралась из подъезда со своими многочисленными пакетами и направилась к проезжей части, чтобы поймать «тачку». Для нее это было парой пустяков — стоило поднять руку, и машины, от скромных «шестерок» до навороченных крутых иномарок, тормозили, как перед милицейским жезлом.
Танька аккуратно пристроила пакеты в снежок у обочины, откинула на спину пепельную прядь и небрежно взмахнула затянутой в тонкую кожаную перчатку рукой.
Черная сверкающая БМВ, замигав левым поворотником, резко сбросила скорость и бесшумно причалила к ее ногам в высоких изящных сапожках. Боковое стекло медленно поехало вниз, и Татьяна, наклонившись, чтобы назвать адрес, заглянула в глубь салона и вдруг закричала, как сумасшедшая:
— Володя! Лаптев! Боже мой, Володя! Это ты? Это ты!
Тот, не узнав ее в первый момент в этом новом для себя зимнем обличии, заулыбался, вышел из машины и раскрыл объятия:
— Танюша! Вот так встреча! Глазам своим не верю. Воистину мир тесен. Рад, очень рад!
— А уж я-то как рада, ты и представить себе не можешь, — со значением сказала Танька.
Лаптев, не услышав подтекста, радушно распахнул перед ней дверцу.
— Ну, давай садись. Куда тебе ехать?
— Сейчас, сейчас, — заторопилась Татьяна, собирая свои пакеты, отряхивая их от налипшего снега и с помощью Лаптева загружая на заднее сиденье.
Наконец они и сами уселись, и машина мягко тронулась с места.
— Так куда прикажете вас доставить, — повернул он к ней улыбающееся лицо.
— Вообще-то я еду в Кунцево, к Жене, — медленно ответила Танька, пристально глядя ему в глаза.
Лаптев отвернулся к дороге, на скулах заиграли желваки.
А Танька, чувствуя, как внутри у нее нарастает противная мелкая дрожь, лихорадочно думала: «Говорить ему — не говорить? И что скажет Женя? Имею ли я право? Ведь это ее жизнь. А если она сочтет меня предательницей?..» И все же решила: «Скажу. Это шанс. Шанс! Может быть, единственный. Да какое там „может быть“! В том-то и дело, что единственный. А она его любит, любит, я знаю. И страдает. И ведь ребенок! Ребенок! Ну что мы теряем? Ну, пошлет он меня подальше — и черт с ним! Даже говорить ей ничего не стану: как не было его, так и не будет. А вдруг получится?! Господи, помоги…»
— Слушай, — решительно начала Татьяна, — такая встреча, а мы с тобой молчим, как немые. Давай остановимся, поговорим. Ты никуда не торопишься? А может, посидим где-нибудь, кофе попьем, а? — И она просительно подалась к нему, уже мечтая, чтобы этот судьбоносный, как ей казалось, разговор, действительно состоялся, гоня от себя мысли, что Лаптев, может быть, женился сто раз, влюбился в другую женщину, о Жене забыл и думать, а мысль о ребенке его только испугает или разозлит…
— С удовольствием, — легко согласился Володя. — Вот, по-моему, неплохое местечко. — И он припарковался у маленького итальянского кафе.
Они вошли в пустой затемненный зал и сели за столик в углу. Тут же появился официант, зажег свечу в замысловатом узорчатом подсвечнике, вручил меню в роскошных кожаных переплетах и бесшумно удалился.
Заполняя пространство, поплыли тихие звуки нежной знакомой мелодии.
— Ты не хочешь что-нибудь перекусить, — осведомился Лаптев.
— Нет, спасибо, только кофе и пирожное.
— Немного коньяка?
— Ты же за рулем…
— Ничего. По пятьдесят граммов, чисто символически, за встречу.
— Ну давай, — согласилась Татьяна. И поднялась. — Пойду помою руки.
Она быстро прошла в туалетную комнату, достала сотовый и набрала номер Жени.
— Привет! Это я, — бодрым голосом сказала Танька. — Извини меня, я задержусь. Не знаю даже, на сколько. Так получилось, не сердись, ладно? Но я обязательно приеду, обязательно! Ты жди меня, Жень. Целую. Пока…
Она возвращалась к их столику под хмурым взглядом Володи. Видно было, что он тоже нервничает, будто заражаясь Танькиным волнением и слыша поступь Судьбы в перестуке ее каблучков по мраморным плиткам пола.
Они сделали заказ и настороженно воззрились друг на друга.
— Ну, рассказывай, как живешь, — первым нарушил молчание Лаптев.
— Хорошо живу, — улыбнулась Татьяна. — Замуж вот собираюсь.
— Уж не за Прожогу ли? — вскинулся Володя.
— Да не приведи Господи! — отмахнулась Танька. — Совсем другой человек. Очень хороший. Замечательный!..
И по тому, как она это произнесла, Лаптев понял, что действительно замечательного человека встретила она на своем пути и полюбила.
— Очень рад за тебя, — искренне сказал он. — Желаю счастья!
Появился официант. Ловко составил с подноса чашечки с дымящимся кофе, пирожные, разлил коньяк.
Лаптев поднял бокал.
— Ну, за твою семейную жизнь.
— Спасибо, — поблагодарила Татьяна и, помедлив, спросила: — Ну а ты еще не женился?
— Нет, — засмеялся Лаптев. — Я старый холостяк. Меня голыми руками не возьмешь.
— Да, — согласилась Татьяна, — ты крепкий орешек. А… что же ты про Женю ничего не спросишь?
— Да, да, — оживился Лаптев. — Как ее дела? Замуж пока не вышла?
— Пока не вышла.
— Что же так?
— Не зовет никто. Да и не до того ей сейчас.
— А чем же она так сильно занята? Парикмахерскую новую открывает?..
— Она ждет ребенка, — перебила его Татьяна.
— Ребенка… — осекся Лаптев. — А… от кого? Если, конечно, не секрет…
— Да какие уж теперь секреты. От тебя! — И Татьяна впилась глазами в его лицо, пытаясь по первой реакции понять, каким же будет истинное отношение этого человека к услышанной новости.
— От меня… — как эхо повторил Лаптев и прикрыл глаза. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
Татьяна вздохнула: этого, точно, голыми руками не возьмешь.
— Скажи, Володя, почему ты так поспешно тогда уехал? — торопливо заговорила она. — Извини, это, конечно, не мое дело, но… Объясни, я ничего не понимаю. Словно сбежал. Но ведь это на тебя не похоже! После того, что между вами было…
— Да в том-то все и дело! — Лаптев хлопнул ладонью по столу так, что подпрыгнули чашки, и подался к Татьяне. — Ты что думаешь, я не видел, как она ко мне относится? Видел! Но я видел и другое: она давила в себе это и совершенно однозначно дала мне понять: мои чувства ей не нужны. А в тот злосчастный вечер, когда она… потеряла контроль над своим разумом, я, как последний подлец, воспользовался ее состоянием. Вот потому и уехал…
— Господи! Да она выпила-то всего бокал шампанского! И захмелела! Подумаешь…
— Таня! — резко перебил Лаптев. — Ты спросила — я ответил. Давай закроем тему! Я принял информацию и пока не знаю, что с ней делать. Не знаю! Это ты понимаешь?
Татьяна набрала полную грудь воздуха, шумно выдохнула и сказала:
— Может быть, я сейчас буду метать бисер и поступлю как предательница, а может, наоборот… Но я расскажу тебе Женькину версию.
Лаптев молчал. Танька выдержала паузу и продолжила: