Шона вгляделась в его глаза, вспоминая, как он назвал место, где очутился по ее милости.
— Ты был в преисподней, — прошептала она.
— Да, — хрипло подтвердил Дэвид.
— Но я не знаю, как ты там очутился… в каком бы аду ты ни был! — с жаром воскликнула она. — Дэвид, ты не слушаешь, но ты должен понять: той ночью в конюшне был кто-то другой, а не один из моих родных. Видел бы ты их сегодня, Дэвид, всех до единого, когда…
— Я видел их.
— Ты не мог видеть все, что…
— Я видел гораздо больше, чем ты предполагаешь, — заверил Дэвид.
— Но на мою жизнь больше никто не покушался, — напомнила Шона.
— Да. Я стоял на страже каждую ночь, ожидая, когда кто-нибудь попытается проникнуть к тебе в спальню, несмотря на засов.
— Никто не причинит мне вреда. Никто, кроме…
— Ну? — сердито напомнил он, когда Шона помедлила. — Никто, кроме…
— Тебя! — заключила она.
Дэвид мрачно усмехнулся. Очевидно, ему и в голову не приходила мысль выпустить Шону.
— Какой бы вред я ни причинил вам, миледи, он будет ничтожным по сравнению с болью, на которую вы обрекли меня.
— Если бы можно было вернуться в прошлое, я изменила бы все, что случилось той ночью. Клянусь Богом, Дэвид!
К собственному ужасу, Шона вдруг почувствовала, что слезы жгут ей глаза. Она пыталась бороться с ними: она не имела права поддаться слабости, не в силах была признаться ему в том, что пережила после той ночи. Никогда.
— Если бы я могла, я бы отправилась в ад вместо вас, лорд Даглас! — зло прошипела она.
— В самом деле? — переспросил он, подняв бровь. — Рад слышать, и хотя я не намерен отправлять вас в ад, все же сегодня хотел бы заполучить постель. Кресло у камина отнюдь не орудие пытки, но и не удобное ложе.
К невероятному облегчению Шоны, Дэвид отпустил ее и направился к постели.
Взбив одну подушку, он бросил вторую Шоне. Она подхватила ее на лету, едва сдерживая гнев.
— Не будешь ли ты так любезен бросить мне и одеяло? — осведомилась она.
Не оборачиваясь, Дэвид небрежно швырнул ей одеяло. Оно накрыло Шону с головой. Шона гневно сбросила одеяло и, прежде чем сумела сдержаться, вскочила, готовая броситься на Дэвида.
Она спохватилась как раз вовремя, ибо он вновь обернулся. Шона застыла, стиснув кулаки за спиной и высоко вздернув подбородок.
— Жадный и ничтожный ублюдок! В замке полно комнат и кроватей, ты мог бы оказаться в любой из них!
Дэвид высоко поднял бровь. С улыбкой и сарказмом в голосе он повторил:
— Стало быть, жадный и ничтожный ублюдок?
— Вот именно! Ты мог бы выбрать любую из по меньшей мере десятка постелей, но предпочел злорадствовать, сбросив на пол меня!
На миг Дэвид опустил ресницы, а когда вновь поднял их, в его глазах плясал насмешливый блеск. Он играет с ней, подумалось Шоне. Как кошка с мышью. Он затеял нелепую игру.
— Говоришь, я сбросил тебя на пол? — пробормотал он, шагая в сторону Шоны.
Это были шаги хищника. Зловещие шаги, медленные, осторожные, рассчитанные. Они приводили Дэвида прямиком к Шоне. Но вдруг он шагнул в сторону.
— Пока, — произнес он негромко, оглядывая Шону с ног до головы, — я еще не валил тебя на пол, хотя над этим стоит задуматься! — сообщил он. Теперь Дэвид стоял за спиной Шоны. Она быстро повернулась к нему лицом, опасаясь его горячего дыхания сзади.
— Ты лишил меня моей постели. Моей, а не твоей. Это не твоя комната. Можно сказать, ты сбросил меня на пол, — негодующе заявила Шона. — Это одно и то же.
— Значит, вот как ты считаешь?
— Да.
— Но замок, как мы установили, принадлежит мне?
— Да, — неловко пробормотала Шона.
— Тогда любая постель в нем — моя, — заключил Дэвид.
— Но только когда ее не занимает кто-нибудь другой!
— Если я вышвырнул тебя из постели, позволь вернуть на место!
Шона задохнулась и чуть не вскрикнула, когда ее обхватили руки Дэвида. Его прикосновение не было грубым или жестоким: он просто поднял ее и бросил на кровать.
Она упала на подушку — ошеломленная и перепуганная, не решаясь пошевельнуться и вместе с тем опасаясь лежать неподвижно. Она вновь затаила дыхание, когда Дэвид вдруг оказался рядом, придавив ее колени мускулистой ногой и одной рукой удерживая ее. Опершись на локоть, Дэвид наблюдал за ней.
— Дражайшая леди Мак-Гиннис, поскольку я совершил такую непростительную грубость, сбросив вас на пол, прошу вас вернуться обратно в постель. Я не намерен подвергать вас такой пытке, как ночь, проведенная на полу.
В его зеленых глазах плясало пламя. Шона не знала, насмехается Дэвид над ней или с трудом сдерживает ярость. Она понимала только, что его близость тревожит и возбуждает ее. Она боялась шевелиться и даже дышать, чувствуя его всем своим существом. Дэвид обратился к ней любезным и сдержанным тоном, однако в нем ощущалось нетерпение — словно огонь, разгоревшийся в глазах, жег его целиком, а игре в кошки-мышки вскоре предстояло подойти к концу.
Она испустила прерывистый вздох, чтобы суметь ответить.
— Откровенно говоря, я бы предпочла спать на холодных камнях.
— Вы весьма любезны, но, боюсь, говорите так только потому, что вдруг решили проявить великодушие.
— Я не имею ничего против пола.
— А я не в состоянии сбросить вас туда: похоже, вы скрываете свои истинные чувства.
Зеленый огонь в его глазах продолжал угрожающе пылать, предвещая опасность. По-прежнему боясь сдвинуться с места, Шона мысленно поклялась держать себя в руках. Она не позволит водовороту чувств, охватившему ее, пересилить ее гордость, достоинство и смелость.
— Значит, на пол отправишься ты? — с надеждой осведомилась она.
— Ни в коем случае.
— Как же быть? — еле слышным шепотом спросила она.
— Мы оба будем спать в удобной постели.
— Здесь? Вдвоем?
— Миледи, вы щедро одарены проницательностью и умом.
Для сдержанности и хладнокровия это было уже чересчур. Она должна уйти. Во внезапном диком порыве Шона попыталась высвободиться. Но не сумела, ибо Дэвид обладал проворством тигра и, по-видимому, ожидал попытки бегства. Одним плавным движением он схватил ее за плечо, повернул и притиснул к себе спиной. Правая рука Шоны оказалась придавленной весом ее тела, а запястье левой надежно удерживали тиски пальцев Дэвида.
— По-моему, так будет достаточно удобно, — заметил он. Для него. У Дэвида имелось преимущество — одежда. А рубашка Шоны все более обнажала тело при каждом движении. Она чувствовала, как ткань его льняной рубашки дразнит ее кожу сквозь тонкую материю ночного одеяния… а еще более грубая ткань облегающих бриджей прижимается к телу ниже, там, где его ничто не скрывает. Сглотнув, Шона застыла как статуя. Она ощущала, как дыхание Дэвида обдает влажным жаром ее затылок и ухо. Он удерживал запястье Шоны чуть ниже ее груди, и казалось, его пальцы поглаживали кожу, хотя он лежал неподвижно. К своей величайшей досаде, Шона почувствовала, что ее затвердевшие соски приподнимают ткань рубашки, а кровь струится по жилам с лихорадочной быстротой.
Она холодела от ужаса, предчувствуя, что прикосновения Дэвида этим не ограничатся. И при этом боялась, что Дэвид больше не дотронется до нее.
— Я… я не прочь спать на полу, — запинаясь пробормотала она.
— Не слышу, — отозвался Дэвид. Шона затихла и вдруг взорвалась:
— Я буду спать на полу!
Она вновь предприняла отчаянную попытку освободиться.
— Вряд ли.
Шона вдруг ощутила, что ее тело вдавливается в мягкую перину, прижатое его весом. Она вновь стала его пленницей.
На короткую долю секунды встретившись с Дэвидом взглядом, Шона перестала дышать. А потом вопреки своей воле вздохнула и пошевелилась. От этого движения его пальцы провели по ее груди, мягко коснулись набухших сосков. Задохнувшись от взрыва ощущений, она снова зашевелилась — только затем, чтобы осознать: она оказала ему услугу, придвинувшись ближе. Теперь одежда Дэвида уже не казалась ей непреодолимым препятствием. Она чувствовала, как он возбужден, мускулистая грудь и плечи под льняной тканью словно объяты пламенем. Но глаза Дэвида оставались холодными, они ярко вспыхивали в темноте. Шона приоткрыла рот, но не успела произнести ни слова. Дэвид впился в ее губы жадными, причиняющими боль поцелуями.
Только теперь Шона поняла, как высоко сбилась ее рубашка — ладонь Дэвида оказалась прямо на темном треугольнике ее холма, пальцы торопливо перебирали завитки, поглаживали, раздвигали их, проникали все глубже. Ей хотелось оттолкнуть его. Где-то в глубине души она понимала, что близость может не иметь ничего общего с чувствами. Совсем недавно Дэвид советовал ей найти мужа и обзавестись детьми, намекая, что в мужья ей годится кто угодно, кроме него самого. Но душой и сердцем Шона любила Дэвида, лорда Дагласа, и желала только его одного всю жизнь. Потерять его — значило расстаться с мечтами и желаниями.