– Мне лучше знать, я с ним всю жизнь мучаюсь!
– Уже бы давно сделала себе ринопластику и не мучилась, – вставляет Саша без особого энтузиазма. Она как будто на автопилоте снимает с вешалки светло-розовое платье с черным поясом на талии и небрежно кидает его на кровать.
– Помнется ведь! – тут же подмечает ее мама и расправляет легкую ткань юбки. – Сашенька, ты нервничаешь? Такая тихая.
– Есть немного, – только и отвечает она.
Уложив косметику и кисти в чемодан, я с беспокойством смотрю на невесту, безразлично застегивающую длинные серьги, и в который раз думаю, что у этого вечера могло быть иное настроение, праздничное и счастливое, но Марк наглым образом испоганил его. Саша, кажется, и не замечает, как я покидаю ее номер.
Вернувшись к себе, я понимаю, что совершенно не хочу идти на банкет. Напоминаю себе, что ехала сюда исключительно по работе и мое присутствие на ужине станет лишним. Однако стоит мне только представить, как Саша останется без чьей-либо поддержки в этот вечер и будет выслушивать колкости Марка, которые теперь приобрели по-настоящему опасную окраску, мои руки тут же принимаются накладывать на лицо вечерний макияж. Даже подруги, с которыми она знакома пятнадцать лет, не смогут поддержать и встать на ее защиту.
А смогу ли я?
Марк перешел всякие границы дозволенного, и мне становится тошно от мысли, что я сплю с ним.
Точнее спала.
После всего того, что он высказал мне утром, я больше никогда не стану делить с этим бесчувственным человеком постель. Ему нравится хвастаться своими любовными похождениями перед друзьями, и это чудовищно и мерзко для меня. А жестокая шутка над Сашей только усиливает мое презрительное отношение к нему.
Но ужаснее всего то, что, даже зная и действительно осознавая, насколько Марк подлый человек, я по-прежнему ловлю себя на мысли, что он невероятно обаятелен.
Он яблоко. Сочное, молодое и красивое. Его хочется съесть, почувствовать сладость сока. Но внутри оно оказывается гнилым.
Укладываю волосы в объемный низкий пучок, такая прическа будет отлично сочетаться с моим новым платьем-футляром без бретелек. Одевшись, я наношу на губы красную помаду, и только когда закрываю колпачок, задумываюсь, а не слишком ли она броская для этого ужина? Вот бы стать невидимкой.
Неожиданный стук в дверь пугает меня настолько, что я дергаюсь и задеваю мое переносное зеркало рукой, от чего оно падает на кафельный пол и разбивается вдребезги. Осколки разбросаны по всему полу, пытаюсь сделать большой шаг, чтобы не пораниться, но узкая юбка платья не дает такой возможности.
В дверь снова стучат. Выдохнув, я аккуратно ступаю на светлый кафель, потом еще раз и наконец выхожу в комнату. Кажется, мне удается успешно миновать опасность и не пораниться о стекла.
Когда я открываю дверь и вижу, кто мой гость, меня охватывает тревога. Смотрю на задумчивого и не сводящего с меня обеспокоенных глаз жениха и судорожно пытаюсь понять, что стало причиной его визита.
– Отлично выглядишь. – Слабо, но по-доброму Ваня улыбается мне и расстроенно опускает глаза.
– Спасибо.
– Я могу войти?
– Да… Конечно, входи.
Отступаю на шаг, давая ему возможность войти в мой номер. Ваня неуверенно подходит к креслу, потом обходит кровать и останавливается у окна, засунув руки в карманы темных брюк.
– Что-то случилось? – спрашиваю я, не в силах выдержать это жуткое напряжение.
– Не знаю, я хотел у тебя выяснить.
Стыд заливает мое лицо, ведь теперь я понимаю, что стало причиной его визита ко мне. Марк все растрепал ему о нашей связи. Он все-таки сделал это.
Ставлю руки в боки, чтобы хоть как-то сохранить равновесие, и с трудом набираю в легкие воздух.
– Кажется, ты поняла, о чем речь, – тихо говорит Ваня, опустив голову. – И, кажется, это правда. Я до последнего надеялся, что все это очередная лапша от Марка. – Он хмыкает, накрывает лицо ладонью и долго стоит вот так, молча и совершенно не двигаясь.
– Вань, я… Это была ошибка. Я не думала, что Марк будет рассказывать об этом, так нельзя делать…
Мужчина поднимает на меня почти прозрачные глаза, слегка хмурится, а потом молча отворачивается к окну.
Мне же хочется кричать от унижения и биться головой о стену, лишь бы не представлять того, как Марк хвастливо делится с друзьями нашими с ним встречами. Бессовестный сукин сын! Как он может так поступать?!
Жар накатывает на меня волной, и кажется, что в комнате становится невыносимо душно, точно в разгорающейся печи. Инстинктивно бросаюсь в ванную комнату, чтобы смочить лоб ледяной водой, но слишком поздно вспоминаю о стеклах, разбросанных по всему полу.
Режущая боль в стопе заставляет меня громко взвизгнуть. Хватаюсь за край дверного косяка и стискиваю зубы.
– Лер? Что такое?
Ваня подбегает ко мне и, увидев стекла на полу, тихо, но грубо ругается и аккуратно кладет руки на мою талию.
– Не наступай на ногу, пойдем к кровати.
Он помогает мне доковылять до постели, усаживает и возвращается в ванную. Через несколько секунд он приносит маленькое белое полотенце и садится на пол рядом с моей пораненной стопой.
– Сядь удобнее, я посмотрю ногу.
Послушно подвигаюсь так, чтобы моя стопа свисала с кровати. Смотрю, как Ваня внимательно осматривает рану, а потом кидает на меня осторожный и немного смущенный взгляд.
– Колготки мешают…
– У меня есть запасные, можешь порвать их.
Не раздумывая, Ваня рвет мой бежевый чулок и аккуратно стягивает оторванную ткань с пальцев.
– Ух, глубоко же ты вогнала стекло.
– Нужен пинцет? У меня есть удобный в чемоданчике…
Но, пока я говорю это, Ваня уже вынимает приличный кусок стекла из моей стопы. Он аккуратно прикладывает к кровоточащей ране полотенце и внимательно смотрит на меня.
– Что там случилось?
– Зеркало разбилось, когда ты постучал в дверь.
Он слабо усмехается:
– Прости. Нужно вызвать горничную и купить тебе новое зеркало.
– Вань… Пожалуйста, не говори Саше… – Он смотрит на меня так внимательно, что я начинаю заикаться от волнения. – Я не хочу, чтобы она узнала об этом… Она не поймет.
Еще несколько секунд Ваня напряженно глядит на меня, а потом садится на пол и подпирает руками подбородок, сложив их на согнутых коленях.
– Чего конкретно она не поймет?
Он смотрит на меня так внимательно, что я невольно отвожу глаза в сторону, пытаясь прокрутить время назад на несколько минут.
– О чем конкретно ты пришел поговорить со мной?
– О Саше.
– А. Ясно. – Пытаюсь удержать в себе громкий вздох облегчения, а Ваня с непониманием смотрит то на меня, то куда-то наверх. – Что же случилось?
– Саша изменила мне?
Вопрос в лоб заставляет меня подавиться собственной слюной. Я закашливаюсь, стучу ладонью по груди и усмехаюсь Ваниным словам.
– Что ты такое говоришь? Боже, какая чушь!
– Я серьезно, Лер.
На секунду я задерживаю взгляд на его непоколебимом выражении лица, и неприятная дрожь проносится по телу.
– На девичнике были стриптизеры?
– Были, но ты знал об этом с самого начала.
– Да, вот только я и не догадывался, что они еще и сексуальные услуги оказывают, которыми без стеснения воспользовалась Саша.
Проходит несколько секунд, прежде чем я решаюсь выдохнуть и сказать что-нибудь вразумительное.
– Кто сказал тебе эту наглую ложь?
С печальной серьезностью в глазах Ваня смотрит на меня не моргая, а мое сердце медленно обливается кровью. Неужели вот так должны выглядеть глаза по-настоящему любящего мужчины? Полные горечи и страдания. Если так, то я впервые вижу это чудо.
Если так, то я никогда не была любима, как Саша.
– Просто скажи мне правду. Пожалуйста. Я знаю, что эта постоянная болтовня Марка о мальчишнике сводила Сашу с ума. И если она вдруг…
– Вань, ничего не было! – твердо говорю я. – Это же… Это же дикость какая-то, распространять эту мерзкую ложь накануне свадьбы!
Вскакиваю с кровати, забывая о пораненной ноге, и, схватившись руками за голову, начинаю ходить туда-сюда по комнате. Во мне вновь пробуждается лютая ненависть к Марку, к его жестоким играм и бездушному отношению к чувствам других людей. Ваня не чужой ему человек, он его брат! Как же можно так легко и хладнокровно рушить чужие жизни?
– У меня к тебе встречный вопрос, Вань. Ты изменял Саше на мальчишнике?