Катрин Корр - Неправильные

Слезы щекочут шею, я вытираю их ладонью и только сейчас осознаю, насколько потяжелели руки. Как будто все тело превратилось в камень.

Но достаточно стоять здесь перед всеми и с трудом вдыхать воздух, пора уходить. Надеюсь, когда-нибудь Саша простит меня. Или хотя бы попытается. Я не хотела становиться для нее подругой и уж тем более не хотела, чтобы она стала для меня чем-то большим. Всему есть конец, и сейчас наша едва ли окрепшая дружба разносится в щепки.

Жаль Ваню, у него разбит нос. И, в отличие от Саши, он сразу понял, что слова Марка о нашей с ним близости – истинная правда. Он долго смотрел на меня, и жалость в его глазах стала такой явной, что стыд тут же заколол мое тело ножами. Я благодарна Ване. Он попытался вступиться за меня, хотя я этого не заслуживаю.

Молча, униженная и раздавленная, я иду по широкому коридору, слыша за спиной голоса людей, с которыми отныне меня будут связывать неприятные воспоминания. А их – со мной.

Несколько минут назад я говорила то, чего бы раньше не осмелилась и произнести вслух. Возможно, своим признанием я собственноручно раздавила себя и растоптала на глазах у всех, хотя и имела возможность воспротивиться словам Марка. Скажи я, что он лжец, Ваня с Сашей поверили бы мне, ведь оба знают, что за последние шесть часов Марк только и делает, что врет. Но вся эта тошнотворная карусель так и продолжала бы вертеться туда-сюда, пока я не открылась бы публике.

Марк хотел этого, и он это получил. Теперь я свободна, и тяжесть, что так сдавливала меня всякий раз, когда Саша делилась со мной своими чувствами и переживаниями относительно Марка, испарилась как дым.

Откуда он знает про моего погибшего мужа? Мне все равно. Теперь мне абсолютно все равно.

– Лерочка! Господи! Что сегодня творится?! – Ко мне бежит Наталья Андреевна, звонко постукивая каблучками по блестящему кафельному полу. Она останавливается возле меня, берет мои ледяные руки в свои и с округлившимися глазами спрашивает: – Боже мой, милая, что с тобой? Ты плакала?

Улыбаюсь и отрицательно машу головой:

– Нет, что вы. Купила тушь в том торговом центре, помните? А у меня аллергия. Ужасно себя чувствую.

– Ну надо же! – обеспокоенно протягивает она, проведя рукой по моим волосам. – Вот несчастье-то! Нужно скорее смыть ее!

– Да, я как раз возвращалась в свой номер, чтобы наконец избавиться от нее, иначе глаза скоро вытекут.

– Да, да, конечно, беги, дорогая. Ой! Послушай! А ты случаем не видела ребят? Ну, что за день-то такой, а! Они то тут, то там, мы уже с Ольгой и…

Она замолкает, и ее глаза становятся еще больше, когда за моей спиной в конце коридора появляется Ваня, вцепившийся в шею Марка. Они оба ударяются о стену, Марк бьет его кулаком в бок, от чего Ваня сгибается и начинает закашливаться.

– Боже мой! Что же это?! Марк! Марк! Прекратите! Ваня!

Женщина бросается к сыну и племяннику, Костя с Леней пытаются разнять дебоширов, но оба получают от них тяжелые удары по телу.

Я смотрю, как Ваня взбирается на Марка и нещадно бьет его по лицу. Правой рукой, затем левой. Правой, левой.

– Помогите! Пожалуйста, помогите! – кричит Наталья Андреевна, пытаясь оттолкнуть разъяренного сына.

Словно петлю, Костя забрасывает на Ванину шею руку и с силой тащит назад. Они падают, начинается новая потасовка, а я смотрю на окровавленное лицо Марка, лежащего на светлом полу, и плачу так сильно, что тело сотрясается от сильнейшей дрожи.

Он смотрит на меня, с брови течет алая струйка, стекает по лбу и капает на пол.

– Отвалите от меня! – орет Ваня, вырываясь из оков Кости. – Я убью его! Я убью его!

– Сынок, успокойся! Пожалуйста!

Я уже ничего не вижу, все вокруг чернеет, и ярко-алым пятном остается лишь окровавленное лицо Марка. Его глаза бессильно моргают, но неотрывно смотрят на меня.

Из дверей ресторана выходят несколько мужчин, и при виде них Наталья Андреевна начинает истерично кричать. Результат не заставляет себя долго ждать – на ее крик чуть ли не все восемьдесят человек вываливаются в коридор и, как обезумевшие репортеры, начинают спрашивать друг у друга, что здесь произошло, где Саша и как вызвать скорую помощь. Подростки достают сотовые и тайком снимают происходящее на камеру.

Больше я не вижу Марка. Он, как и другие участники драки, скрываются за толпой бубнящих гостей.

Я разворачиваюсь и медленно бреду к лифтам, почти не слыша за спиной криков Натальи Андреевны. Такое чувство, что я постарела лет на десять за этот вечер.

Открываются двери крайнего лифта, и из кабины выбегают несколько охранников. Две худощавые женщины с картонными пакетами в руках следуют за ними и с интересом смотрят на собравшуюся толпу.

В последний раз я оборачиваюсь.

Забавное представление для проходящих мимо зевак. Толпа расфуфыренных людей никак не может разнять двух братьев, готовых разорвать друг друга в клочья. Слышатся крики, ругань и женские рыдания, перерастающие в истерические вопли.

– Марк! Хватит! Хватит!

И я ухожу, роняя горькие слезы на блестящий пол.

Моя душа с легкостью копирует погоду за окном. Так же ветрено. Так же холодно. Так же мрачно.