Оксана Сергеева - Непридуманное счастье

— Да, — кивнул, глядя на Таню со странным напряжением. Весь замер, кажется, сосредоточился, чтобы не пропустить ни слова ее, ни взгляда.

— А я еще не ела.

— Почему?

— Не могла. Устала, сразу спать легла. Ладно, я в душ схожу, потом поем. Суп. Да, суп, чтобы желудок на ночь не нагружать.

Еще в машине Леонид заметил изнуренное состояние любимой, но и сон не стер с ее лица следы измождения, хотя румяное оно у нее, разгоряченное. А в глазах грусть какая‑то, о которой Таня молчит, по обыкновению.

Не ошиблась Татьяна, надеясь, что взбодрит ее душ, вернет утраченные силы. И силы‑то нашлись, и мысли стали стройными, внутри готовность какая‑то появилась к разговору. Смыла вода тревогу, и тело стало словно воздушное, невесомое. Лёня, верно, тоже потому такой настороженный, что не праздная беседа у них намечалась. Только вот, кто первый начнет?

Лёня и начал да так неожиданно.

После теплого непродолжительного душа, Таня зашла на кухню. На столе ее ждала тарелка горячего куриного супа. Лёня стоял спиной, наливая чай. Точно ей, потому что в большую синюю кружку. Взгляд застыл на мужской спине, и невольная улыбка расползлась по Таниному лицу: на Лёньке были камуфляжные шорты и зеленая футболка, как в тот день, наутро после пьянки с Денисом, когда они дружно обсмеяли «зефир в шоколаде». Тогда все началось. Именно этот день стал для Тани началом отношений с Вуичем.

Татьяна в сомнамбулическом состоянии смотрела в его спину, а Лёня вдруг развернулся.

— Таня, я одного не понимаю: почему о том, что ты беременна, первым узнает Шаур? Интересно, когда ты вообще собиралась мне об этом сообщить? Если бы я не приехал к Денису, то и не узнал бы, наверное. Таня ответь мне что‑нибудь вразумительное, потому что мне в голову лезут дурные мысли!

Не сказать, что слишком уж удивительно было слышать такие резкие нотки в его голосе: слишком давно знала его. Но все‑таки тряхнуло немного от волны злости и раздражения. А Лёня, наверное, так тон старался смягчить, что говорил сквозь зубы, только выходило наоборот — еще грубее.

— Лёня, представь мое состояние… — выдохнула невнятно.

— Не поверишь! — всплеснул руками. — Я прекрасно представляю твое состояние! Вот именно поэтому и спрашиваю: почему я узнаю последним? — Снова развернулся к ней спиной, ровными движениями насыпал в чай сахар. Размешал.

Себе Таня точно могла ответить, почему не сказала ему первому. Себе, но не ему. Не могла признаться, как жутко испугалась, что бросит он ее, не рад будет ребенку и таким переменам в их отношениях. Да и сейчас тревога не улеглась, но теперь была та тревога совершенно другого характера. Да, Лёня не отказался от нее и малыша, но кто сказал, что отношения их останутся такими же безоблачными. Что будет он ее любить так же, как и прежде. Любить… Мысль эта обожгла. А любит ли? О любви он ей тоже ничего не говорил. Был нежен и участлив, всегда переживал и обо всем беспокоился. Это неудивительно, они вместе всего три месяца. За три месяца даже такая зануда, как она, надоесть не успеет.

Татьяна молчала, отчаянно подбирая слова, забыла про суп, и, что голодна, забыла. Конечно, нужно как‑то объяснить свое поведение и мотивы. Но хотелось найти что‑то разумное и безболезненное.

— Или ты думала, что я брошу тебя? — спросил он громко, словно удивляясь своему прозрению. — Ты меня за кого принимаешь?! Я тебе что — х*епутало какое‑нибудь типа твоего бывшего мужа? Я своих детей не бросаю!

— А что — у тебя уже есть от кого‑то дети? — не к месту сорвалось с языка.

— Нет! Но это не отменяет сказанного! — снова прогремел он и стих к концу, сердечно выдохнув: — Таня сядь!

Ее колени подогнулись, как по приказу, и Таня опустилась на ближайший стул.

— Это меня обнадеживает, — сказала с поразительным спокойствием, и правда внутри успокоившись. — Нам же не обязательно жениться…

— Да что ты за чушь сегодня несешь! — снова завелся. — Таня ешь!

— Да что ты орешь на меня! — тут уже Таня вспылила, зла в ее тоне не было, только удивление.

Лёня набрал полные легкие воздуха, но неожиданно понял, что кричать ему больше не хочется. Сам не знал, что остудило, не смог бы объяснить, почему отпустил возмущение.

— Таня, — начал уже спокойно, подвигая стул и садясь перед ней. Крепко стиснул ее тонкие ладони, будто боялся, что вырвется. Замер торжественно, и Таня ответно замерла. — Я хочу на тебе жениться, не потому что ты беременна от меня, а потому что я хочу на тебе жениться. Это понятно?

— Более менее.

— А женюсь я на тебе, потому что я тебя люблю. — На этот раз он не спрашивал, поняла ли его Таня, но она кивнула. — А люблю я тебя давно. Это понятно?

— Очень понятно.

— Вот, как увидел, так и полюбил. А сейчас еще больше.

Тут Татьяна нервно засмеялась. Сдавленно, грубовато и непроизвольно.

— Таня, может, хватит паясничать, — передразнил он ее интонацию, припоминая недавний упрек в свой адрес.

Почему‑то его слова не заставили сердце бешено биться, не показались сладкими. Хотя умел Лёня тепло и вкрадчиво говорить, что все существо замирало. Ничего внутри не изменилось. Почему? Да потому что уже не сомневалась в нем, не нуждалась в убеждениях. Потому что чувствовала его любовь кожей, слышала в голосе, видела в глазах. Но все боялась поверить. А теперь, вот оно, счастье — на расстоянии вытянутой руки.

— Что же ты столько лет молчал? — спросила шепотом, будто боясь спугнуть это хрупкое ощущение.

— Я не мог. Боялся тебя испортить. Да и… ты сама знаешь: мы с Шауром не ангелы. Я не мог рисковать. Мне нужно было всеми силами демонстрировать свое безразличие.

— Да, я… я знаю, — прерывисто сказала она, впрочем, не собираясь развивать эту щепетильную тему. Не дура, прекрасно понимала, в каких кругах брат вращался.

— Ты меня греешь. Среди торжества глупой черни и развратной силы ты меня греешь, Танюша, — произнес с мягкой ироничной улыбкой. — И я даже не спрашиваю тебя, согласна ты выйти за меня замуж или нет. Я женюсь на тебе и все. А не захочешь, будет как в «Кавказской пленнице»: на плечо и… — многозначительно замолчал, кивнув неопределенно в сторону.

— Не надо как в «Кавказской пленнице»… я и так хочу.

На следующий день Татьяна и Леонид подали заявление в ЗАГС. Не стали торопить события, решили спокойно дождаться заветного дня и сыграть свадьбу в положенный срок. Таня не видела смысла в спешке, столько вопросов нужно было решить, столько проблем, — и к Лёне переехать, и дочь в другую школу перевести, а еще нужно рассказать ей о свадьбе, объяснить все. Но, кажется, Татьяна для всего могла найти нужные слова, но только не для разговора о своем скором замужестве. Наверное, потому что сама еще не привыкла к этой мысли, не дошла до полного осознания.

Ставя подпись в заявлении, чувствовала себя как во сне. Странно. Пальцы слабо держали авторучку. Сердце пугливо стучало. То и дело Таня заглядывала в паспорт, даже свой день рождения уточняла. Даты и цифры вылетели из головы, как стерлись. Она боялась сбиться и наделать от волнения ошибок. Она очень боялась снова ошибиться. В мужчине.

Думала, что не случится с ней такого, не выйдет она больше замуж. Не собиралась, не мечтала. Или себе не признавалась. Все время о чем‑то другом заботилась, только не об устройстве своей личной жизни, но с Лёней все так стремительно закрутилось, что противостоять оказалось невозможным, вот и до ЗАГСа дошли, чего Татьяна даже в шутку никогда не могла предположить. Рассчитывала, что не тронет ее это формальная процедура, но разволновалась, будто уже кольцо на палец надела.

Поговорить с Настей решено было вечером. Но подходящий момент выдался раньше, когда гуляли в парке и у одного из памятных мест увидели свадебную процессию. Жених и невеста укладывали цветы к Вечному огню. Настя завороженно наблюдала за ним, дергая мать за руку. Таня стиснула крепче ладошку дочери и ускорила шаг, чтобы они могли усесться на ближайшую лавочку.

— Настенька, мы с Лёней тоже решили пожениться.

Господи, никогда не думала, что произнести такие простые слова будет стоить ей стольких сил!

Настя резко повернулась к матери, оторвав восторженный взгляд от счастливых молодоженов. За короткий миг на ее лице промелькнуло множество эмоций, потом в глазах зажглась радость.