— Ну, вообще‑то, логично, что когда люди целуются, то они женятся, — развела руками и пожала плечами девочка.
— А — а, ну да, — улыбнулась Таня, заметно расслабившись. — Ты рада?
— Конечно! — засмеялась дочь. — Ведь у меня теперь два папы! Один по крови, а один по жизни!
После этих слов Татьяну охватила невероятная легкость.
— И у нас будут дети? Как у Юли с Денисом?
— Будут.
— Нам же нужна еще одна комната, мама! — воскликнула Настя и подскочила с места.
— Да, нужна, — вздохнула Татьяна.
Никак не выходили из головы слова дочери о том, что Лёня станет ее папой по жизни. Наверное, Вуич будет хорошим отцом, он столько времени и внимания уделял Насте, сколько она от родного отца никогда не получала, но воспитывать своего ребенка и чужого — разные вещи. Несмотря на то, что замечала Таня явную привязанность дочери к Лёне, грызли ее большие сомнения, дети ведь такие непредсказуемые. А дочь у нее чересчур обидчивая и ранимая.
Они снова двинулись по дорожке мимо клумбы с пышными яркими астрами. Настенька на удивление не торопилась, не рвалась куда‑то, по обыкновению, а шла медленно, погрузившись глубоко в мысли. Мысли то, видно, были приятные, одухотворенные, вызывающие улыбку на ее милом лице. Уголки губ обличительно подрагивали, когда девочка то и дело заглядывала матери в глаза. Как будто что‑то искала в них.
— Мамочка, я так хочу, чтобы ты была счастлива, — вдруг громко заявила Настя.
— Я и так счастлива.
— Нет, ты не всегда счастливая, а я хочу, чтобы ты была всегда счастливая. Иногда ты бываешь грустная — грустная, я же замечаю.
— Нет, Настюш, я бываю усталая, но не несчастливая.
— Точно? — переспросила девочка.
— Точно, — заверила Татьяна дочь.
— Ой, а вон и Лёня!
Таня посмотрела в ту сторону, куда рукой указывала Настя. Лёня не видел их, но Татьяна не спешила махнуть ему рукой, чтобы привлечь внимание. Она наблюдала, как беспокойно он озирается по сторонам, ищет их взглядом, и что‑то жгучее и сладостное разливалось у нее в груди.
Не могла и предположить раньше, что любовь может быть такой, как у нее к Лёне. Всегда думала, что влюбляться надо страстно и обязательно с первого взгляда; стремительной, горячей, сметающей все на своем пути должна быть настоящая любовь. Не верилось, что может любовь вырасти из дружбы, родиться в спокойствии, упрямо пробиться сквозь стену тихого слепого быта и затуманить голову. Но случилось же… Полюбила она Лёню. Только ему самому не могла сказать об этом. Мешало что‑то. Страх, наверное. Это раньше Таня о своих чувствах кричать была готова, а сейчас о них хотелось молчать. Не испытывать судьбу — молчать. Чтобы не расплескать свое долгожданное женское счастье.
Сколько отнекивалась, убеждала себя и окружающих, что без мужика можно прожить, а внутри‑то ой как хотелось любить и быть любимой. И по утрам не только ребенку кашу варить, но и кормить завтраком любимого мужчину. И ждать его с работы, встречать, а главное, — знать, что к ней кто‑то спешит. Все‑таки, как ни крути, сидела внутри мысль, что не состоялась она как жена, не смогла дом сделать домом, не сумела создать уют и тепло, чтобы муж домой бежал, а не из дома.
Да и сейчас боялась того же самого. Что через время Лёня не к ней бежать будет, а от нее. Только в этот раз Таня усердно гнала от себя эти домыслы, не желая повторения. Больно оно, дико больно.
Поэтому и свадьбу задумала тихую, спокойную. Всех предупредила, что ничего особенного в этот день ждать не придется. Будет регистрация и небольшое торжество в узком семейном кругу. Словно боялась праздновать бурно, как будто беду призывала да судьбу испытывала. Гуляли уже весело и многочисленно, ничего не вышло из этого хорошего. Не количество гостей главное и не число подарков. Жизнь семейная не на этом строится, и пышное празднование не залог семейного благополучия.
Но потом все переиначила, подумалось вдруг Татьяне: это у нее второе замужество, а у Лёни первая женитьба, и свадьбе первая. Возможно он хочет сделать все по — другому, ведь он такой веселый, активный во всем человек, у него куча друзей, почему его нужно лишать этого счастья? Чего они скромничают, будто стыдятся? Точно прячутся, стесняясь своего счастья.
В день свадьбы Татьяна не волновалась. Она спокойно пережила регистрацию; не дрогнув, поставила свою подпись в нужной графе; чуть позже без слез выслушала множество поздравлений и приняла в руки невероятное количество цветов. Но выдержка ее кончилась, когда в банкетном зале зазвучал мягкий и чуть волнительно дрожащий голос отца. Таня почти сразу перестала слышать его. Оглохла от подступивших чувств. Онемела от вязкого кома в горле. Расплакалась. Так и слушала его нежные напутственные слова, глотая слезы. А отец ведь не сказал ей ничего нового. Все то же самое, но такое сердцу дорогое. Что любит ее безумно, что нет в его жизни большего счастья, чем видеть ее сверкающие глаза и лучистую улыбку.
Праздновали торжество в шикарном дорогом ресторане. Удивительно: насколько яро отнекивалась Татьяна от подобного размаха, настолько же уютно чувствовала себя в сейчас белом зале с богатой лепниной, янтарными витражами и кованными узорами. Атмосфера была полна утонченных и роскошных деталей: слепили блеском огромные хрустальные люстры под потолком, завораживали благородной красотой белоснежные орхидеи и радовали глаз бирюзовые скатерти на столах.
— Все размазалось, да? — спросила у Лёни, пытаясь аккуратно вытереть мокрые щеки салфеткой. Так и знала, что ее свадебный макияж не «доживет» до середины вечера.
— Нет.
— Точно?
— Точно. Если хочешь, можем вообще сбежать отсюда, здесь и без нас будем всем очень весело.
— Вот ты скажешь, — хмыкнула новоиспеченная жена, внутри улыбнувшись этой мысли.
Она знала, что никогда не решится на такое, но уже представила, как они с Лёней, улучив удобный момент, пробираются к выходу сквозь толпу гостей, сбегают по лестнице, выскакивают на улицу и садятся в поджидающий их автомобиль. Машина мчит их по ночному городу, и в салоне играет ее любимая песня «Moon river».
— Я всегда что‑нибудь скажу, мне всегда есть что сказать, — улыбнувшись, накрыл ее руку своей ладонью и слегка сжал, но Таня высвободила пальцы, чтобы стянуть с них перчатки: атласная ткань мешала чувствовать тепло его прикосновения. — А я знаю, Кошечка, ты просто хочешь отхватить кусок свадебного торта. Иначе бы точно сбежала.
— Ох, не напоминай, — выдохнула Татьяна напряженно.
Весь вечер не могла спокойно смотреть на «сладкий стол» — так хотелось съесть кусок мятного торта.
— Лёня, а когда у меня украдут туфлю? Или меня без туфли, а то ноги так устали.
— Нет, на всякого рода похищения у нас табу, а то мы с Шауром можем неадекватно среагировать.
— И что? Меня даже не увезут на каком‑нибудь кабриолете?
— Нет, Таня, не увезут.
— Какая досада, а я так надеялась. — Запила смешок глотком шампанского.
— Оставь свои надежды всяк сюда входящий, — пробубнил Лёня. — Таня прекрати меня смешить, а то я сейчас начну рассказывать пошлые анекдоты.
— О, это я люблю.
— Чуть позже, дорогая, чуть позже.
«Дорогая» громко засмеялась, чем привлекла внимание брата. Надолго застыв на ее смеющемся лице задумчивым взглядом, он подумал, что никогда не говорил ей много ласковых слов и комплиментов, не баловал крепкими братскими объятиями и поцелуями. Наверное, сегодня снова не сказал и половины от того, что должен был. Не привык на людях бурно выражать свои эмоции, молодожены и так перенасытятся пожеланиями и поздравлениями. Но он обязательно еще скажет ей все позже, успеет. Для важных слов не нужно искать подходящее время.
Во время своих размышлений Денис поймал взгляд Леонида. Сколько у них в жизни было ситуаций, когда общаться приходилось только глазами, что, кажется, они научились читать мысли друг друга. Вот как же он за столько лет не смог заметить чувств друга к Татьяне? Такую любовь скрыть невозможно. Как же он ее не замечал?..
— Ты устала? — спросил у жены.
— Нет. Я хорошо себя чувствую. — Юля знала: скажи она мужу, что хоть немного устала, он утащит ее домой. Совершенно точно утащит. Даже на свадьбу сестры наплюет.
Денис ее очень опекал. Иногда это очень раздражало, но Юля старалась сдерживаться, строго следуя совету Татьяны наслаждаться каждым прожитым днем этих девяти месяцев. Их любовь с Денисом только укрепилась с беременностью, а отношения стали особенными. Ни с чем не сравнить чувство, когда носишь ребенка от любимого мужчины, растишь в себе его частичку. Его сына.