Оксана Сергеева - Непридуманное счастье

— Ладно. Только куртку захвачу. И ты оденься, — кинула взгляд на его плечи. Их туго обтягивала рубашка землистого цвета. Да и у той рукава закатаны, как будто Лёньке в ней тесно было, и правда жарко.

— Мне не холодно.

— Оденься, — строго сказала Таня и взбежала по лестнице.

Улыбнулся ее строгому тону, вздохнул мечтательно.

Накинув курточку, Татьяна сбежала с лестницы. Лёня стоял в дверях гостиной и смеялся, запрокинув голову. Увидев Таню, он приглушил басистый смех и махнул рукой честной компании.

Ночь встретила их прохладным ветерком и сладким воздухом.

Так сладко пахнет только в мае. Пряной пробивающейся травой, и здесь — смолистой хвоей. Этот воздух не просто вдыхать хочется, а нюхать. Втягивать в себя, чтобы распознать оттенки. От него голова кружится.

Парочка сначала медленно двинулась по дорожке, освещенной уличными фонарями. Потом Лёня утянул Татьяну в сторону, и они затерялись среди сосен, отдалившись от дома на приличное расстояние.

— Лёня, мне кажется, ты меня неправильно понимаешь.

Вуич остановился и сунул руки в карманы ветровки.

— Каждый заблуждается в меру своих возможностей. Я тебя и тогда, наверное, неправильно понял, когда ты мне сказала: «Лёня, я хочу заняться с тобой любовью». Да так проникновенно сказала, что я не смог устоять.

Таня вздохнула, уже не чувствуя особого вдохновения от их ночной прогулки. Снова этот напряженный разговор. Но от него никуда не деться. Теперь уже нужно выяснить все окончательно. Решить что‑то. Наверное.

— С твоей стороны некорректно мне об этом напоминать. — Плотно скрестила руки на груди — так теплее.

— С моей стороны некорректно было бы об этом забыть. — Снова шагнул вперед, и Таня двинулась тоже. — И вообще, это ты все время говоришь о сексе, а я вообще не про это.

— А про что?

— Успокойся ты, дай мне за тобой поухаживать, я, может, хочу звезду тебе подарить, — мягко засмеялся. — А ты готова на меня всех собак спустить. А за что, спрашивается?

— Ага, мне ж, наивной, и звезды достаточно, — посмотрела в небо и сразу мысль свою потеряла, залюбовавшись звездным небом. В городе такого не увидишь. Звезды на нем сверкают, как драгоценные камни. Переливаются, подмигивают. Живые они здесь.

— Наивность красит женщину.

— Думаешь? — не оторвала взгляда от неба.

— Знаю, — сказал убежденно. — Женская наивность позволяет мужчине оставаться мужчиной.

— В первый раз такое слышу. Мне всю жизнь говорили обратное.

— Слушай ты их побольше. Умников этих. Женщины прекрасны в своей вере и наивности. А вот эти эмансипированные существа — это уже не женщины, им мужик не нужен. Они все сами. А когда все сами, я лично предпочитаю не мешать.

А Таня всегда его тем и поражала, что смогла сохранить в себе ту редкую томительную женственность, беззащитность в облике, ранимость. Ее хотелось не к груди прижать, а за спиной спрятать. Чтобы никто не смог до нее добраться и обидеть. Для этого нужно через него самого переступить, убрать его с дороги, для чего у любого, кто бы ни захотел это сделать, кишка тонка.

— Какая у тебя интересная теория, — улыбнулась. Не ему, наверное. Звездам.

— У каждого своя. Мне нужна женщина тихая, благополучная.

Ветерок, налетев порывом, растрепал ее темные волосы. Таня нехотя перевела взгляд на мужское лицо, словно от какой‑то мечты оторвалась, поправила волосы. Набрала полные легкие воздуха, собираясь с духом.

— Боюсь, я не смогу оправдать твоих ожиданий. Тебе действительно стоит поискать тихую и благополучную. А у меня немного другой настрой. Я не могу дать тебе какую‑то определенность. Я не вижу себя в серьезных отношения. Мне это не нужно. Честно тебе говорю.

— Так я ничего такого тебе не предлагаю. Не давлю, не загоняю в рамки.

Его слова вызвали в ней скомканные непонятные чувства: немного облегчения, чуточку разочарования. И все же удовлетворение какое‑то.

— А что ты предлагаешь?

— Хочу, чтобы ты просто была со мной. Это много? После того, что уже было между нами? Безо всяких условий. Разве это много?

— Лёня… — немного замешкалась. Запуталась в нахлынувших ощущениях.

— Я тебе вопрос задал. И хочу слышать ответ. Прямо сейчас, — привлек Таню к себе за плечи. Она совсем не сопротивлялась — приникла доверчиво.

Снова химия. Руки сами к Лёньке липнут, стоит ему приблизиться. Хочется обнимать его — такого сильного, крепкого, надежного. Спрятаться в его руках ото всех. Притихнуть на время. В надежности Вуича Таня не сомневалась. Он это не раз доказал на словах и действиях. Не раз выручал. И не два. И когда Дениса не было в городе, за помощью всегда обращалась именно к Лёне. Хотя знала, что никто из друзей брата ей не откажет, но легче было попросить о чем‑то именно Лёню. С другими, даже с Вадимом, ощущала неловкость какую‑то, не хотела навязываться с просьбами. С Лёней ничего подобного никогда не чувствовала. Наверное, из‑за его характера. Из‑за легкого отношения к жизни. Лёню — друга хорошо знала, верила ему. В Лёне — мужчине ужасно боялась разочароваться.

— Это так ты мне не ставишь условий?

— Ты сейчас со мной. Стоишь рядом. Тебе плохо? Ты меня обнимаешь. Плохо тебе?

— Я обнимаю тебя, потому что замерзла, — и сама усмехнулась такому лукавству. Уткнулась носом в ворот его куртки, прикрывавший шею.

— Да, конечно. По — другому и быть не может. Я снова все неправильно понимаю.

— Ты мне чудеса обещал. Где мои чудеса?

Коснулся ее щеки, чуть отвел лицо, поцеловал в губы. Уже и забыл, когда целовал женщину вот так — с неспешной нежностью.

Таня скользнула руками по его широким плечам, прижимаясь теснее. Лёня — любовник знает толк в «чудесах». Это точно.

— Мама, ты знаешь, у меня, наверное, депрессия, — поведала Настя бодрым голосом. Довольно так сказала, словно получила долгожданный подарок и теперь не могла нарадоваться.

Татьяна, бросив на дочь короткий взгляд, усмехнулась и тихо вздохнула:

— Лиха, ты, дочь моя, на выдумки. С чего такие многозначительные выводы? — Встала на табурет, чтобы вытереть пыль на верхней полке двустороннего стеллажа, встроенного в простенок между прихожей и гостиной.

— Ну потому что я не знаю, чего хочу. А депрессия — это когда человек не знает, чего он хочет.

— Ага, и ты, как та обезьянка из анекдота, не знаешь, куда податься — то ли к умным, то ли к красивым. Помнишь этот анекдот?

— Помню. Мам, но это точно не про меня. Я не как та обезьяна. Потому что я и умная, и красивая. И вообще, я не понимаю, что в этом смешного. Глупый какой‑то анекдот.

— Ты права, Настюша, ничего в этом смешного нет. Можно быть и умной, и красивой одновременно.

— Вот как ты, да?

— Ага, как я, — улыбнулась Таня. Только для одного человека в этом мире Таня бесспорно самая умная и самая красивая — для дочери. — Но главное в человеке — искренность.

— Как это — «искренность»?

Этот вопрос требовал четкой мысли, потому Татьяна задумалась, как ответить дочери правильно и понятно.

— Искренность… — повторила она. — Искренность, это когда честно говорят, что чувствуют… что на душе. Когда правду говорят, наверное, так.

— Пфф, — Настя пренебрежительно фыркнула и выдала с поражающей уверенностью: — Всю правду рассказывают только дураки!

— Ты с чего так решила? — изумилась в ответ Таня.

— Так Денис всегда говорит.

— Знаешь, — сказала внушительно, — Денис тоже может ошибаться. Не надо верить каждому его слову.

— А он у нас искренний? — тут же озадачила вопросом.

— Он у нас искренний.

— Тогда как я могу ему не верить? — возмутилась маленькая дочь. — Он же правду говорит, так ведь получается!

— О, Господи… — вздохнула Татьяна, — это ж надо так вывернуть…

— Я что‑то запуталась, где надо врать, а где не надо, — недовольно изрекла Настя, разрываясь в противоречиях. — Кому верить, а кому — нет. Все, у меня теперь точно депрессия. Я не только не знаю, чего я хочу, я еще и запуталась.

— Начнем с того, что врать вообще никому не надо. А вся твоя «депрессия» от безделья. Пойдем помоги мне расставить книги.

— Если хочешь поработать — ляг поспи и все пройдет.