Сестра Лэнгтри тотчас вышла ему навстречу, провела в свой кабинет и проследила, чтобы он удобно устроился в кресле. Сама она при этом осталась стоять. «Очередная уловка, — возмущенно подумал он. — Еще бы, это единственный способ для нее смотреть сверху вниз».
— Прошу простить меня, сэр, за то, что вытащила вас сюда, но дело в том, что этот парень… — она подняла повыше документы, которые уже держала в руке, — поступил сегодня, и, поскольку вы ни о чем мне не сообщили, я предположила, что вы не в курсе его прибытия.
— Садитесь, сестра, да садитесь же, наконец! — сказал он тоном, каким обычно призывают к порядку непослушных собак.
Она уселась в кресло, не возражая и не меняя выражения лица. В своей серой куртке и серых штанах она была похожа на курсанта на дежурстве. Первый раунд закончился в пользу сестры Лэнгтри: ей удалось вывести его из себя и первым проявить грубость.
Она молча протянула ему бумаги.
— Нет, я не буду смотреть сейчас его документы! — брюзгливо отмахнулся он. — Просто расскажите вкратце, о чем там идет речь.
Сестра Лэнгтри взглянула на него внимательно, но безо всякой обиды. Давно еще Льюс, впервые увидев его, прозвал его полковник Чинстрэп.[2] Кличка подошла как нельзя лучше и так и осталась за ним. «Любопытно, — думала она, — знает ли он о том, что весь личный состав Базы номер пятнадцать называет его так за спиной. Скорее всего, нет. Простить издевательское прозвище не в его характере».
— Сержант Майкл Эдвард Джон Уилсон, — ровным тоном начала она, — которого я в дальнейшем буду называть Майкл, двадцати девяти лет, находился в действующей армии с самого начала войны. Он воевал в Северной Африке, Сирии, Новой Гвинее, на островах. Участвовал во многих крупных операциях, но не проявлял никаких признаков душевной нестабильности, вызываемой личными переживаниями. В действительности, это прекрасный солдат, мужественный и смелый человек. Был награжден медалью «За боевые заслуги». Три месяца назад в тяжелой схватке с врагом был убит его единственный близкий друг, после этого он замкнулся в себе.
Полковник Чинстрэп испустил долгий страдальческий вздох.
— О Боже, сестра, давайте побыстрее! Не моргнув глазом, она продолжала:
— Предполагается, что Майкл повредился в рассудке после сомнительного инцидента, имевшего место в лагере неделю назад. Между ним и другим сержантом состоялась драка, что было весьма необычно для обоих. Если бы вокруг не присутствовали люди и не оттащили Майкла, похоже, тот, другой, был бы мертв. Единственное, что сказал Майкл по этому поводу, это, что он хотел убить и убил бы этого человека. Он каждый раз повторял это, но больше ничего не говорил.
Когда командир попытался выяснить подоплеку всего этого дела, Майкл отказался что-либо объяснять. Но его противник поднял большой шум. Он обвинил Майкла в попытках склонить его к гомосексуальным действиям и настаивал на трибунале. Похоже, что погибший друг Майкла имел явные гомосексуальные наклонности, но что касается самого Майкла, тут мнения разделились. Пострадавший и его сторонники утверждали, что те двое были любовниками, но подавляющее большинство в части настаивало с такой же твердостью, что Майкл проявлял к погибшему исключительно дружеские чувства и защищал его в случае необходимости.
Командир батальона прекрасно знал всех троих, так как и Майкл и двое других уже давно находились под его командованием: Майкл и его погибший друг — с момента формирования батальона, а сержант — с Новой Гвинеи. По его мнению, Майкла не следовало отдавать под трибунал ни при каких обстоятельствах. Он предпочел думать, что с ним случилось временное умопомешательство, и отдал приказ об освидетельствовании его на медицинской комиссии, которая пришла к выводу, что действительно имело место душевное расстройство, — голос сестры Лэнгтри зазвучал заметно печальнее и строже. — Так что они засунули его в самолет и отправили прямиком сюда, а уж здесь его, конечно, ждало отделение «Икс».
Полковник Чинстрэп поджал губы и пристально посмотрел на сестру Лэнгтри. Снова она принимает чью-то сторону, и это еще одна ее весьма нежелательная черта.
— Я осмотрю сержанта Уилсона завтра утром у, себя в кабинете. Вы можете сами привести его, сестра. — Он взглянул на лампочку в голом патроне, слабо освещавшую стол. — Заодно и бумаги просмотрю. Не понимаю, как вы можете читать при таком освещении. Я бы лично не смог.
Ему показалось, что кресло под ним стало вдруг невыносимо жестким и неудобным; он поерзал, откашлялся и рассерженно нахмурил брови.
— Случаи с сексуальной подоплекой мне отвратительны! — вдруг заявил он.
Сестра Лэнгтри бесцельно вертела в руках карандаш, но, услышав эти слова, судорожно стиснула его пальцами.
— У меня сердце кровью обливается за вас, сэр, — сказала она, не пытаясь даже скрыть издевку. — Сержант Уилсон не относится к больным профиля отделения «Икс».
Голос ее дрогнул, она нетерпеливо провела рукой по волосам и слегка растрепала аккуратно уложенные каштановые локоны.
— По-моему, это недостойный спектакль, когда совсем еще молодому человеку ломают жизнь из-за какой-то драки и наспех сфабрикованного обвинения. Он и так достаточно перенес, когда погиб его друг. Я не могу не думать о том, каково ему сейчас. Уверена, он чувствует себя так, будто заблудился в жутком тумане и никак не может найти выхода. Вы не говорили с ним, а я говорила. Он абсолютно нормальный и умственно, и сексуально, и не знаю, что вы там еще себе думаете. Уж кого надо отдать под трибунал, так это медицинского чиновника, который направил его сюда. Лишить сержанта Уилсона возможности очистить себя от грязных подозрений, вместо того чтобы запирать в такое место, как отделение «Икс» — это позор для всей армии!
Как и всегда в таких случаях, полковник чувствовал себя совершенно неготовым иметь дело со столь непреодолимой наглостью, потому что обычно людям, занимающим высокие посты в медицинских учреждениях, не приходится сталкиваться с подобными выходками. Черт побери, да она разговаривает с ним так, будто считает себя равной ему и по образованию, и по уму! Ясно как день, это офицерский статус дает основания армейским сестрам вести себя так вызывающе. Да еще слишком большая самостоятельность, которой они пользуются на Базе и в других подобных местах. И эти проклятые косынки, которые они носят, совершенно не помогают. Только монахиням следует носить такие косынки, и только к ним можно обращаться как к сестрам.
— Ну-ну, сестра Лэнгтри, успокойтесь! — он пытался сдержаться и сохранить благоразумие. — Я полностью согласен, что обстоятельства немного необычные, но война закончилась. Этому молодому человеку придется пробыть здесь не больше нескольких недель. А он мог оказаться и в более неприятном положении, сами знаете.
Карандаш взлетел в воздух, ударился о край стола и отскочил с глухим клацканьем к ногам полковника, размышлявшему в этот момент о причинах этого разговора. Строго говоря, ему следовало бы поставить в известность старшую сестру. Как начальница над младшим медицинским персоналом, она и только она имеет право подвергать наказанию сестер. Вот только вся беда в том, что после того случая с разорванной формой старшая сестра воспринимала сестру Лэнгтри не иначе как с благоговейным трепетом. Господи Иисусе, вот шум-то поднялся бы, если бы он пожаловался!
— Отделение «Икс» — это настоящий ад! — с возмущением крикнула сестра Лэнгтри. Такой он еще ни разу не видел ее. Это уже становилось любопытно. Должно быть, ситуация с сержантом Уилсоном и в самом деле произвела на нее такое потрясающее впечатление. Даже интересно будет взглянуть на него завтра.
Она продолжала, разгорячившись от своих же собственных слов:
— Отделение «Икс» — это ад! Больных, с которыми не знают, что делать, запихивают сюда и забывают навечно. Вы — невропатолог, я — обычная медсестра. Ни опыта или квалификации ни на волос! А вы-то знаете, что делать с этими людьми? Я не знаю, сэр! Я бреду наощупь. Я делаю все, что в моих силах, но при этом отдаю себе отчет в том, что, к сожалению, не в состоянии помочь им. Каждое утро я заступаю на дежурство и молюсь, да-да, молюсь, чтобы не произошло ничего такого, что могло бы нарушить равновесие этих хрупких и сложных людей. Мои больные в отделении «Икс» заслуживают большего, чем вы или я можем дать им, сэр!
— Ну все, сестра, достаточно! — лицо полковника побагровело.