Софи жуёт губу, внимательно слушая. Хрен его знает, зачем я всё это вываливаю... но что-то подсказывает мне, что если я питаю надежду на спасение отношений между нами, мне нужно оголить душу.
Прочистив горло, я продолжаю:
— И, хотя братья пытались меня отговорить, я убедил себя в том, что всё будет хорошо. Я не собирался отменять свадьбу просто потому, что моя fiancé (прим. пер.: в переводе с французского «невеста»), стала превращаться в капризную невесту. Я считал, что всё уляжется после свадьбы.
— Но этого не произошло? — тихо спрашивает Софи.
— Нет. Она отдалилась и стала холодной. Совсем не той улыбающейся очаровательной девушкой, в которую я влюбился с самого начала. Как только на её пальце очутилось кольцо, а чернила на брачном свидетельстве просохли, она превратилась в совершенно другого человека. В ту, какой, как я подозреваю, она и была всё время. Она играла со мной. Вышла за меня замуж ради денег, а я влюбился в неё, как последний дурак.
— Мне жаль, Колт... — начинает она.
— Нет, надо, — не она должна передо мной извиняться. Головная боль, которую я чувствовал ранее, вернулась, отдаваясь пульсацией в висках. Я продолжаю: — После игрушек Стеллы с перетягиванием меня, мне стало невыносимо даже думать о том, чтобы довериться другой женщине. Проживая последние два года отдельно, я пытался ходить на случайные свидания. Мне не хотелось, на самом деле, но мои братья иногда подсовывали мне женщину. За каждой милой улыбкой и каждым кокетливым взглядом находился кто-то, кто был заинтересован лишь в пачке банкнот и образе жизни, который я мог обеспечить. Я хотел искренних отношений, а не трофейную жену. Но вскоре осознал, что с моим статусом и состоянием, настоящую любовь найти будет не так-то просто.
— Зачем же ты пошёл на аукцион? — замешательство отражается между её бровями, пока она ждёт моего ответа.
— Грубо говоря? — ухмыляюсь я.
Она кивает мне, чтобы я продолжал.
— У человека есть свои пределы. Сдерживаемая сексуальная неудовлетворенность в течение двух лет... я был чертовски возбуждён. и мне нужно было заняться сексом.
Её рот дергается в улыбке.
— Это совершенная правда. Я точно знал, за что платил, без всяких шансов на чувства или ложные обещания.
— Почему бы просто не нанять эскорт?
Я пожимаю плечами. Эта мысль проскакивала в моей голове несколько раз.
— Полагаю, я не тот парень, который бы нанял эскорт. Мне хотелось чего-то более разумного. Я не мог допустить, чтобы информация просочилась. Руководители компаний, пойманные за наймом проституток, обычно заканчивают в вечерних новостях.
Она кивает в молчаливом понимании.
— В аукционе мне понравилось медицинское тестирование и соглашение о неразглашении и конфиденциальности, которое мне обещали. Плюс дружеское общение, которое покрывало нас прежде.
— Но ты никогда... мы никогда... — она останавливается.
— Я никогда не трахал тебя, — заканчиваю я за неё.
Она поднимает подбородок в негодовании.
— Почему же нет? Это потому, что ты бы чувствовал, что изменяешь ей? — спрашивает она, большими голубыми глазами глядя в мои.
Я протягиваю к ней руку и перетаскиваю её к себе на колени, не в силах сопротивляться физическому теплу, которое она дарит.
— Нет. Так было потому, что иначе я бы чувствовал себя так, словно обманываю тебя. Ты заслуживала большего, и я это знал.
Её нижняя губа дрожит, и желание втянуть её к себе в рот разгорается внутри меня с новой силой.
Убрав свою руку обратно, Софи поднимается на ноги.
— Ты не можешь так говорить, — в её глазах появляется гнев, и я не могу произнести ни слова. Не могу даже вообразить себе все те мысли и эмоции, которые роятся в её голове. Поэтому даже не пытаюсь. Она идёт к окну и торжественно выглядывает наружу.
Поднявшись на ноги, я становлюсь за её спиной, борясь с желанием затащить её обратно.
— Я не могу потерять тебя, — шепчу. — Не тогда, когда я, наконец, почувствовал, будто моя жизнь возвращается на круги своя. Ты была недостающей частью. Ты была сыром для моих макарон, — я слегка улыбаюсь, в надежде, что она помнит.
Она поворачивается ко мне лицом. Её мягкий пристальный взгляд приклеивается к моему, и, могу сказать, мы оба вспоминаем то время, проведённое вместе. Эти ощущения просто прекрасны.
— Я не могу сделать этого, Колтон. У меня зарождались настоящие чувства к тебе.
Зарождались? Знаю, я влюбляюсь в неё, и это чертовки ужасает. Я отгоняю подальше мысль, вновь пытающуюся меня убедить, что мой интерес к ней связан лишь с договоренностью.
— Ты женат, — напоминает она мне.
Растоптав свои эмоции, я сглатываю:
— Только юридически. И, если сумею заставить её согласиться с условиями, я подпишу развод...
— Подожди. Так это ты не даёшь развод? — гнев вспыхивает в обычно спокойных голубых глазах Софи. Перемена в ней очевидна. Похоже, я ненароком споткнулся о какой-то провод, и бомба вот-вот взорвётся. Делаю неуверенный шаг.
— Да.
— Но... Я не понимаю...
Блядь. Как ей объяснить это, не расстраивая ещё больше?
— Если я разведусь с ней, она победит. Она заберёт половину всего, плюс я буду обязан выплачивать ей алименты, — дело не в деньгах — ладно, полагаю, именно так, потому что мои миллионы, выделенные на проект в Африке окажутся под угрозой. И это значит, что я попадусь на удочку. Стелла — один, Колтон — ноль. Но хуже того, финансирование школы, больницы и все те проекты, которые я планировал, — всё это остановится, поскольку все мои деньги пойдут на судебные тяжбы. Я не позволю своей личной ошибке (прим. пер.: дословно: проёб (fuckup)) стать причиной такой разрухи. Я пожертвую каждым центом, который у меня есть, на эту благотворительность, но не отдам и доллара Стелле на Маноло Бланик (прим. пер.: дизайнерская женская обувь Manolo Blahnik), пока дети голодают. Нет, блядь.
— Ты... — её глаза широко распахиваются, а потом закрываются. — Вы не составили брачный договор, а теперь твоя мужская гордость слишком, чёрт возьми, твердолоба, чтобы принять удар по финансам, — она моргает, глядя на меня, отчего что-то глубоко внутри моей совести начинает ворочаться.
Она права насчёт брачного договора, я облажался. В двадцатичетырёхлетнем возрасте, когда мы связывали себя узами брака, я думал, что люблю. Но в остальном она ошибается.
— Это не имеет ничего общего с мужской гордостью. Моя цель всё время состояла в том, чтобы переждать и закончить мой проект в Африке до завершения развода. Не отдавать деньги на какой-то судебный процесс, а, пока могу, делать с ними что-то, чёрт возьми, в самом деле полезное.
Софи смотрит на меня осуждающим взглядом, а её непреклонная поза вынуждает меня заметить, что, возможно, ничем хорошим это не кончится. Пережив Стеллу, мне стала нужна женщина, которая поймёт мое стремление и желание видеть в мире хоть что-то хорошее. Я думал, что Софи будет такой женщиной. Но, пожалуй, это не так. Я делаю успокаивающий вдох, изо всех сил пытаясь очистить голову.
Софи, придерживаясь нерушимой осанки, пересекает номер и подходит к дальнему окну, выходящему на внутренний дворик. Сделав лишь несколько шагов, я останавливаюсь за её спиной и вдыхаю аромат её волос.
— Соф... — бормочу я.
Её плечи расслабляются, и она всхлипывает в плаче.
Развернув её к себе, я вижу, что её лицо покраснело, а по фарфоровой щёчке скатывается одинокая слезинка.
— Не плачь, — я смахиваю влагу большим пальцем. — Ты — всё, чего я хочу. С остальным — Стеллой, бумагами — я разберусь. Мне всего лишь нужно время. И твоя вера в меня, — я не знаю, почему вдруг это оказалось таким важным для меня, но это так. Её глаза медленно закрываются, но она не отступает. И это только начало.
Никогда раньше я не пресмыкался так, как сейчас, но, с другой стороны, никогда раньше я и не чувствовал к женщине ничего столь сильного, как к Софи. Не в силах сопротивляться желанию прикоснуться к ней, я провожу кончиками пальцев вдоль её незащищенной руки, осторожно лаская гладкую кожу.
Софи сглатывает и моргает, глядя на меня. Я наклоняюсь вниз, чтобы опустить свой рот на её, и шепчу у её губ:
— Ты моя, сладкая.
Мой член был полутвёрдым на протяжении всего обеда, но сейчас, когда мы остались наедине, зверь требует внимания. Я проехал тысячи миль, чтобы заставить её слушать, а теперь — последнее, что я хочу делать, так это говорить. Я жажду её, будто наркотик.