Я застонала от боли, и он воспользовался возможностью забросить кокаин мне в рот. Вкус вызвал у меня рвотный рефлекс, смешиваясь с медным привкусом крови.

— Ты моя, — он вынудил мою челюсть закрыться своей рукой, заставляя меня проглотить. — Навсегда.

А потом он начал толкаться в меня. Чувство было знакомым и незнакомым одновременно. Но впервые в жизни, я не молчала, пока он трахал меня, чтобы остальные не услышали. Не будет так, как было в тот раз, в примерочной, когда я не хотела этого, но слишком боялась отказать ему.

Я закричала, когда он грубо двигался во мне. Я кричала для Ретта, для Сары, для моей матери, которая никогда больше не услышит мои крики снова. Я кричала для своего мальчика. Для всех тех вещей, которых не могла никогда иметь. Я кричала для него. Для Тейлора. Для всех тех способов, которыми он сломал меня, за все те крохотные частички его, из-за которых я не могла прийти в себя. Я кричала для хороших времен, для плохих. Я кричала, пока кулаки избивали мое лицо. Пока единственным звуками, которые я могла издавать, стали жалкие, всхлипывающие стоны.

Но потом все закончилось. Вес Тейлора исчез. Кто-то возвышался надо мной. Злые, полные ненависти голоса. Но это не имело значения. Я позволила тяжелому, плотному одеялу боли накрыть меня… и унести меня далеко.

9

Ретт

Это не реально. Этого не может быть. Мой отец не возвышается над Фей. Он не избивает ее красивое лицо своими кулаками. Он не трахает ее на полу в туалете.

Это не он.

Это не может быть он.

Она застонала, ее крики лишь булькающий звук.

— Я люблю тебя, малышка Фей. Я люблю тебя, — папа застонал, пока вколачивался своими бедрами.

И тогда все встало на свои места, и я начал двигаться, вцепившись руками в его пиджак, выдергивая его подальше от нее. Его член болтался, и тогда все стало реальным.

Он насиловал ее.

— Какого хрена? — я впечатал его спиной в стену.

— Она моя, Ретт! — его глаза дикие. — Ты ее не получишь ее! Я не позволю тебе! — он боролся со мной, пытаясь ударить меня по лицу, но я увернулся.

— Что значит она твоя?

— Она всегда была моей, — прошипел он.

— Почему ты это делаешь?

— Потому что она моя! — и потом он начал хохотать, это был отвратительный смех, который я никогда не слышал прежде. — Не имеет значения, как сильно ты ее хочешь, или сколько раз ты ее поимел. Она навсегда будет моей, Ретт! Он толкнул меня в плечо, и я отступил назад, прежде чем выровняться. — Я первый ее поимел. Раньше, чем кто-либо еще. Она моя! — он снова заржал.

Я посмотрел на Фей. Она была без сознания, кровь стекала по ее лицу и изо рта. Ее платье разорвано, ужасные красные следы на ее бедрах в том месте, где их вынудили раскрыться. И это поразило меня.

Выражение на лице Фей, когда я оставил ее наедине с отцом в больничной палате. Она паниковала, но это не имело смысла. Она не хотела оставаться там одна. Он должен был остаться с ней там. Я думал, что так было из-за наркотиков, именно так я это воспринял, но это тоже не имело абсолютно никакого смысла. Почему она попыталась убить себя снова? Почему она пыталась сделать это в первый раз?

Некоторым вещам просто не суждено быть, Ретт.

Ее слова в тот день у врача, как раз после того, как я нашел ее в первый раз, она рассказала мне, что не может иметь детей. Я не мог понять этого. Как у нее удалили матку, а я ничего об этом не знал. Я просто был там, в доме, и она была в порядке тем летом.

Но теперь все имело смысл.

— Ты изнасиловал ее, когда она была всего лишь подростком, — я чуть не подавился словами, когда они слетели с моего языка.

— Это никогда не было насилием. Она любила меня! Она всегда будет любить меня! С тех пор, как ей исполнилось девять лет, она была моей! Моей!

— Нет, — я покачал головой. — Ты не сделал этого. Ты не сделал этого! — я заорал. Образы пробежали в моей голове. Образы Фей, маленькой девочки. Невинной маленькой девочки.

— Она любит меня! Она всегда любила меня, пока ты не приехал тем летом, — папа тяжело дышал. — Я не знаю, что ты сделал с ней, но ты изменил ее любовь, — он сжал свои окровавленные кулаки. Ее кровью. — Но мне пришлось наказать ее.

— Мне было пятнадцать лет на протяжении всего года после этого, — ее ответ, когда я спросил, как это могло произойти, как я не понял.

— Ты хренов монстр, — я кинулся на него всем, что у меня было, вбивая его в стену. От его головы откололась штукатурка на стене, мой кулак замахнулся, зацепив его щеку. Все, что я мог видеть — Фей в спальне в тот день, перед тем как она попыталась покончить с собой. Выражение на ее лице, когда я сказал, что она проститутка. Он тогда трахал ее, давал ей наркотики и трахал ее. Но она не знала, что он мог сделать, когда выяснит правду о том, кем она является. Я никогда не говорил ему. До того дня. Страх на ее лице не имел смысла для меня. Но теперь все имело смысл. — Ты должен был защищать ее! Она была ребенком!

Я увидел ее, бегущую ко мне маленькой девочкой, ее руки раскрыты, ее улыбающееся лицо, счастливая. Я увидел, как она сидела передо мной, пятнадцатилетняя девочка, умоляющая меня заняться с ней любовью. Это не имело смысла, почему она добивалась этого от меня? Но теперь это имело смысл. Это блять имело смысл. Казалось, мои кулаки двигались по своей собственной воле, ударяя моего отца снова и снова, пока руки не оттянули меня назад, голоса окружили меня. Пока все, о чем я мог думать, — Фей, и то, что она была не прикрыта. Что она лежала на полу в крови и избита, ее ноги раздвинуты, ее самые интимные части открыты на всеобщее обозрение.

Я высвободился от них и упал на колени, подползая к ней. Ее лицо теперь было багровым, ее щеки опухли, кровь сочилась из ее рта и брови. Я одернул ее разорванное платье, прикрывая ее. Голоса были позади меня, громкие и болтающие. Кто-то кричал. Кто-то пытался оттянуть меня, но я не позволил бы им.

Я притянул Фей в свои объятия.

Как мы здесь оказались?

Но теперь я понимал. Я знал, почему она была здесь. Почему она лежала на полу в туалете. Ее красивое платье разорвано, ее тело изнасиловано и избито. Все потому что я был настолько глуп, что не замечал правду. Она была передо мной все это время. Как я упустил это? Взгляды, какими он смотрел на нее? Способы защиты, которые он применял к ней, всю ее жизнь?

— Ей необходимо остаться со мной. С человеком, который любит ее.

Он произнес эти слова как раз до того, как я нашел ее в ванной, умирающую.

— Блять! — заорал я, пока держал, защищая ее, около себя.

Я думал, все потому что он любил ее, как отец должен любить. Но не так. Никогда так.

Но я был неправ, и теперь мы здесь. В туалете, на полу. Фей избита, истекает кровью. Правда наконец-то всплыла на поверхность. Я потер рукой по своему лицу, размазывая кровь, кровь моего отца.

Это не реально.

Но это реально. И нет ничего, что я мог бы сделать, чтобы изменить это.