Джуэл Энн - Нераспустившийся цветок

Он закрывает глаза.

— Я буду ждать тебя дома, — я наклоняюсь и прижимаюсь губами к его лбу. — Но только уже навсегда, — я прижимаю ладонь к его щеке и тянусь губами к уху. — Не отступать, Оли.

Я нахожу дешевый отель возле аэропорта, чтобы переночевать. К счастью, мой телефон все еще работает, хотя экран треснул и разошелся зубчатыми линиями на мелкие кусочки. Сегодня Рождество, поэтому я представляю себе, что моя семья и семья Оливера наслаждается времяпрепровождением со своими любимыми людьми. Несмотря на то, насколько мое сердце нуждается в утешении, а разум в убеждении, я не звоню никому. Один день ничего не изменит, кроме как разрушит чей-то другой день. Достаточно моего и Оливера.

Я не сдаюсь. Я никогда бы не смогла этого сделать. Он попросил меня уйти, и я дала ему пространство. Моя любовь принадлежит ему — она безусловная, терпеливая, и ожидающая его возвращения домой. Иногда единственный способ удержать кого-то — это отпустить его. Я не о чем не сожалею. Трагическую смерть Мелани нельзя стереть, это нельзя забыть, это нельзя игнорировать. Он похоронил ее крошечное тельце и дал ей короткое, но не менее жизненно важное завершение. Теперь ему необходимо сделать то же самое для себя. Оливеру нужно похоронить свою злость и ненависть. Прощение — это отпущение, а отпущение болезненно. Это не то, что мы делаем для других; это то, что мы делаем для себя.

***

Я натягиваю на лицо маску клоуна. Алекс выходит замуж через три дня, и я не позволю ей видеть, насколько я подавлена внутри. Джеки и Хью единственные, кто знает о том, что произошло на Рождество в Портленде с Оливером. Как его родителям, им необходимо было знать, что он достиг дна, и я больше не могу ему помочь. Вчера Джеки села на самолет в Портленд… я надеюсь, что она сможет.

— Ты не сделала ничего неправильного, как заказ педикюра и ужин в каком-то семейном ресторане у залива, не так ли, Цветочек? — Алекс смотрит искоса на мое отражение в зеркале, когда я завиваю ей волосы.

— Да, поэтому на пригласительных написано, что нужно прийти в маскарадных костюмах, — я закатываю глаза.

— Там будет обнаженный парень? Лучше бы был, это было моим единственным условием.

— На мальчишнике Шона сегодня вечером будет обнаженная девица?

— Не могу поверить, что ты спрашиваешь об этом, — смеется Алекс. — Всем заправляет Кай… я уверена, что там будет более чем одна обнаженная девица.

— И это беспокоит тебя? — я закалываю несколько завитых прядей, пока она красит ресницы.

— Черт, нет. Там стриптизерши, а не проститутки.

Я поднимаю бровь и ухмыляюсь.

— Ну… ладно, ты никогда не знаешь, что вытворит Кай, но я доверяю Шону.

— Ты и должна. Он обожает тебя.

— Вау, это можно рассматривать как одобрение, учитывая, сколько дерьма вы преподносите друг другу.

— Это все в шутку, — я пожимаю плечами. — Теперь надевай платье и маску.

— Не могу поверить, что ты заставила всех надеть маски. Это будет так весело!

Мы надели свои платья для вечеринки. Платье Алекс — светло-розовое кружевное и атласное, а маска-бабочка лазерной резки — белая. У всех остальных девушек маски черные. Мое платье золотое, без бретелек, шифоновое с короткой юбкой, волосы подняты вверх, выставляя напоказ верхнюю часть моей тату. Но кого это волнует? Я никогда снова не посмотрю на себя так: я всегда буду видеть себя глазами Оливера — красивой.

— О боже… посмотри на себя! — другие девушки в автобусе, одетые в коктейльные платья и черные маски приветствуют будущую невесту восторженными визгами.

Я делаю глубокий вдох. Я могу это сделать. Может, сегодняшний вечер это именно то, что мне нужно, чтобы забыть об Оливере, даже если всего на несколько часов.

— Спасибо вам всем за то, что прочитали свои пригласительные! — я обвожу взглядом восемь девушек с не накрашенными губами, затем поднимаю сумку с помадами и пускаю ее по кругу. — У каждой будет разный цвет, и не пытайтесь найти что-то нежное и элегантное. Они все вызывающе яркие и дикие.

Еще больше визга, хлопанья в ладоши и подпрыгивания следует за этим, когда мы добавляем завершающий штрих к нашим горячим, сексуальным и «вот идут проблемы» образам на сегодняшний вечер. Я могу сделать это… могу забыть об Оливере.

***

Я не могу этого сделать. Я не могу прекратить думать об Оливере. Даже после трех бутылок пива и четырех шотов, все, что я вижу — это он. Автобус привозит нас в клуб в театральном районе и голая задница, трясущаяся в шести дюймах от моего лица — Оливера. Поэтому я делаю единственную вещь, которую могу… я шлепаю по ней.

— А теперь кто в списке непослушных? — хихикаю я.

Его трясущиеся ягодицы резко останавливаются. Затем он поворачивается и смотрит на меня с широко раскрытыми глазами от шока. Я поправляю маску, думая, что это она мешает мне ясно видеть, но это не так. Я ошиблась. Парень… мистер Трясущиеся Булочки — не Оливер.

— Мисс? — парень в черном костюме хлопает меня по плечу.

Я поднимаю глаза.

— Я должен вас попросить воздержаться от подобного взаимодействия с исполнителями. Если вы хотите заплатить за что-то, где можно касаться руками, я могу организовать приватную комнату.

Я смотрю на мистера Трясущиеся Булочки. Он усмехается и подмигивает мне.

— Я… эм… хорошо. Простите.

— О боже! — Алекс садится мне на колени, обнимая меня за шею. — Ты шлепнула его! — она закрывает глаза и смеется.

Ночь продолжается в том же духе. Мой мозг заполнен алкоголем и Оливером… небезопасная комбинация, к сожалению граждан Бостона, которые сталкиваются с нашей буйной группой. Мы оставляем наши отпечатки — отпечатки губ — везде на пути: двери, зеркала, столы, кабинки, ди-джеи, стриптизеры, и ничего не подозревающие зрители.

К тому времени, как автобус высаживает последнюю подружку невесты, перед тем как отвезти нас домой, уже пробило три часа утра.

— Самый. Лучший. Девичник! — Алекс наклоняется ко мне, когда автобус подъезжает к нашему дому. Она пытается держать глаза открытыми, когда ее язык заплетается, произнося слова нечленораздельно.

Я целую ее в лоб, оставляя фиолетовый отпечаток рядом с восьмью другими разноцветными губами на ее лице, затем фотографирую ее.

— Я рада, что тебе было весело. Теперь… пора спать.

Мы обе вываливаемся из автобуса, хихикая, и называем это ночью или утром.

Оливер

Долбанное похмелье! Мне следовало уже привыкнуть к пульсирующей головной боли и вкусу обезьяньего дерьма во рту.

До своего переезда в Портленд три года назад, последний раз, когда я был так пьян — был мой первый год в колледже. После возвращения в Кембридж, я даже не могу сосчитать, сколько раз чувствовал себя как сейчас.

— Добро пожаловать.

Я пытаюсь продрать глаза. Веки ощущаются как наждачная бумага на зрачках.

— Шторы.

— Неа, они останутся открытыми, дорогой.

— Мам? — я сажусь и тру виски.

Она протягивает мне стакан воды.

— Я должна быть расстроена, что ты пил последние два дня, но если бы ты был при памяти, ты бы, возможно, не рассказал мне, где остановился.

— Ты звонила? — я делаю глоток воды. Блин, мой рот ощущается, как дерьмо.

— Тридцать два раза. В тридцать первый раз ты сказал мне номер своей комнаты. В тридцать второй название отеля с условием, что я, цитирую: «От***усь».

Я кривлюсь.

— Конечно же, в Портленде не один отель «Хилтон», поэтому, после нескольких ошибочных визитов и странных взглядов, когда я стучала в нужный номер не того отеля, я наконец нашла тебя. К счастью, я постучала в твою дверь за пять минут до того, как ты отключился. В противном случае, я бы позвонила в соответствующие органы, подумав, что мой сын может причинить себе вред.

— Почему ты здесь? — я, наконец, смотрю ей в глаза.

— Потому что боюсь, что ты причинишь себе вред, — она складывает руки на коленях.